Бичи и бомжи - олигархи помоек...

Фото из Инета

 

Бичи и бомжи - олигархи помоек...


Вот опять полез на антресоль и вытащил старую газету...

 

Бывший интеллигентный человек

 

Зорий ЯХНИН Заметки писателя

 

ГДЕ Я ТОЛЬКО не встречал их! На больших сибирских стройках, в леспромхозах, на узловых железнодорожных станциях, в портовых городах и в районных поселках, в Красноярске, где я живу. Летом — в укромных уголках городского парка или в березовой роще Академгородка, где они варили в консервных банках черный чай и издали настороженно поглядывали на меня. Зимой — около . кирпичного завода, они там грелись у остывающих штабелей кирпича.
На Ангаре, в Богучанах, ожидая самолет, я записал в своем блокноте такие строки:
От пристани,
от старых кедров,
Где привозные кирпичи,
По холодку в дырявых
кедах
Рысцой к продмагу рвут
бичи.
Хихикнув, из продмага
выйдут.
Притихнут в аэропорту,
Нехитрую покупку вынут —
Свою любовь, свою беду.
И смотрят, как в пыли,
и в громе,
Касаясь гравия едва,
Танцует на аэродроме
На трех колесиках АН-2…

Такими они и были. Они с тоской смотрели на белые трапы, где толпились геологи, проектировщики будущей Богучанской гидростанции, загорелые девушки, возвращающиеся после каникул в свои институты в Красноярск и Москву. Этим людям тоже хотелось куда- нибудь лететь. Куда — неважно. Но лететь от 'своей тоски и неприкаянности.
Эти люди всегда ходят небольшими стайками. С тощими рюкзаками или потертыми портфелями. Лица бледны, припухшие подглазья.
Жилья, или. как говорят, постоянного места жительства у них нет. Постоянной работы — тоже.
Сколько их? Этого я не знаю. Думаю, что и никто не знает. Сомневаюсь, чтобы они были охвачены недавней переписью населения в нашей стране.
Когда я встречал их на улице (а их всегда можно узнать), в душе моей возникало чувство жалости и недоумения. Жалости, потому что как не пожалеть неустроенного, несчастного человека. А недоумения — потому что непонятно: откуда взялись эти безработные? У нас в Сибири человеческие руки на вес золота. На досках объявлений в каждом сибирском городе: «Требуются... требуются... требуются...» Требуются рабочие, инженеры, геологи, строители, лесорубы. И ещё требуются музыканты, газетчики. художники, даже поэты требуются. Это привилегия Сибири.
Почему же люди, о которых я пишу, не могут найти себя в постоянно существующих благоприятных условиях?
До недавнего времени жил в нашем городе молодой литератор Николай Нечаев. Крепкий, ладно скроенный, с рыжей жесткой шевелюрой, красивый тридцатилетний человек. В Сибирь он приехал из Ленинграда. Работал в краевой молодежной газете ответственным секретарем, потом заведующим литературной частью тюза. Писал рассказы, изредка печатался в нашем двухмесячнике «Енисей». Верилось, что он заговорит и своим собственным голосом и обретет свое видение мира. Те, кто знал Николая Нечаева — а его знали многие в нашем городе,— относились к нему с заинтересованным ожиданием. Мне этот человек нравился. Он был остроумен, резок, нетерпелив...
Была у Николая Нечаева и семья. Был сын. Сейчас его сын пошел в школу.
Я все чаще видел Николая Нечаева возле «Сосульки». Так в нашем городе называли кафе-мороженое, в котором мороженое было не всегда, но зато в грязном закутке всегда продавалось дешевое вино в липких стаканах. Он бывал там в обществе тех неприкаянных людей. Они от Николая Нечаева ничего не ожидали. Разве только нехитрого угощения. Но они были внимательными слушателями. Нечаеву с ними было легко и просто.
Однажды я подошел к нему. Он сказал:
— Мне так нужно. Но это не навсегда.
Он ошибся. Это оказалось навсегда.
С работой в театре пришлось расстаться.
И еще раз я увидел его в нашем городском парке. Тогда я к нему не подошел. Рядом с ним стояла его жена и молча и гневно смотрела на него. Сын держал его за указательный палец и говорил: «Папа Коля, пойдем домой». «Папа Коля» осторожно, как штопор из бутылки, вывернул палец из детской ладони и ушел в заросли бузины. Ушел «к ним».
Месяца через полтора позвонил врач. Он сказал, что звонит по просьбе Николая Нечаева, что тот лежит в краевой больнице и хочет, чтобы я зашел к нему. Я спросил, чем он болен. Врач ответил, что у него семь болезней и все смертельны. Сердце... Цирроз печени... И многое другое... Я сказал, что приду завтра.
Но завтра Николая Нечаева не стало.
На похороны приехала мать из Ленинграда. Она была седа, глаза полны отчаянья.
Мне судьба Николая Нечаева не дает покоя. Может быть, поэтому я решил писать эту статью.
Слово «бич» шутейно расшифровывается следующим образом: «бывший интеллигентный человек». Но, во-первых, дело это не шутейное. А во-вторых, это неправда. Среда эта всасывает, вбирает в себя людей самых различных социальных групп. И не так уж безобидна она, эта среда. Она опасна тем, что существует. У этих людей есть свой быт, свои ночевки, свои способы добыть вино и хлеб. Наконец, есть своя философия бездеятельности. Человеку поскользнувшемуся, не выдержавшему ритма сегодняшнего дня, этому человеку есть куда скатиться. Дорожка протоптана. У него есть возможность уйти от всегда трудного поиска себя среди людей. Уйти, вписаться в среду «легких», бездеятельных людей, где ничего не требуют и ничего , не ждут. Где есть иллюзия легкого, «естественного» существования.
Бичи стараются не вступать в резкий конфликт с законом. Они не воруют. Ну если уж совсем плохо лежит. По мелочам. Когда их просят освободить скамейку на железнодорожном вокзале, они не пререкаются с дружинником или милиционером, как иные пассажиры. Они молча уходят.
И все-таки они нарушают наш основной закон, а может быть, наше основное право или наше счастье — быть полезными обществу, жить по-человечески.
Людьми без определенных занятий, естественно, интересуется милиция. Я позвонил начальнику краевого управления, генерал-майору Григорию Афанасьевичу Иванову и условился с ним о встрече.
Григорий Афанасьевич согласился, что проблема требует внимания, усилий, ждет анализа и своих исследователей. И главное — требует незамедлительного действия.
В каждом областном, так же как и в нашем краевом, городе существует приемник-распределитель Управления внутренних дел, куда доставляют людей без определенных занятий, выясняют их личность. Если эти люди не совершили никаких преступлений, кроме самого факта бродяжничества, им выдают документы и направляют на предприятия города и края. Согласно постановлению краевого Совета народных депутатов, руководители ряда предприятий обязаны принять такого человека на работу, обеспечить общежитием, словом, помочь обрести себя.
Все правильно, все логично.
Но у жизни есть и своя логика. Руководители предприятий не могут не подчиниться постановлению краевого Совета. Но они могут выполнить его формально. Они могут дать «плохую» работу, «плохое» место в общежитии. И руководителя можно понять. Ведь не встречать же бича с духовым оркестром. Руководитель хочет прежде всего позаботиться о тех, кто уже показал себя в деле, о тех, на ком держится план. А тот, «направленный на работу», если и не приживется, так вроде бы и не велика потеря.
И все-таки велика. Ведь речь же идет о человеческой судьбе. Я не хочу сказать, что для людей, направленных приемником-распределителем на предприятие, нужно создавать особые, привилегированные условия. Но то, что они требуют, скажем так, более строгого и пристального внимания — это точно. А иначе зачастую получается, что вся глубоко гуманная и дорогостоящая система помощи этим людям дает холостые обороты.
Статистика подтверждает: лишь 30—40 процентов людей, направленных на предприятия, оседают там, начинают жить полной трудовой жизнью, обзаводятся семьями, получают череэ некоторое время квартиры. Такие люди пишут потом благодарные письма в приемник-распределитель, рассказывают о своих женах, детях, о трудовых успехах. ,
А остальные 60—70 процентов? Остальные, дождавшись первой получки, покидают предприятие и через месяц-полтора снова попадают в то самое учреждение при Управлении внутренних дел, откуда они начали свою трудовую карьеру. Вот они — эти холостые обороты.
В приемнике-распределителе работают десятки человек, действуют самые различные службы, начиная от службы дознания, дежурной части и кончая медицинской службой. Но нет службы трудоустройства. А ведь именно вопрос закрепления людей на производстве является тем самым «узким местом».
Служба трудоустройства, видимо, должна стать одной и» самых основательных служб при приемнике-распределителе.
А может быть, эта служба должна быть вынесена за пределы Управления внутренних дел, стать самостоятельной? Я не специалист, мне трудно со всей определенностью что-то советовать. Но, безусловно, пока вопрос закрепления на производстве не решен до конца, настойчивые усилия работников приемника-распределителя останутся малоэффективными.
Беда еще и в том, что, уйдя с предприятия, человек попадает в далеко не безвоздушное пространство. Дорожка, как я уже говорил, протоптана. Он знает, найдутся добрые дяди и тети на железнодорожных станциях, в столовых, магазинах, которые дадут ему возможность заработать трешку-другую на погрузке-выгрузке. Этим дядям и тетям кажется, что они облагодетельствовали человека, а на самом деле они подталкивают его к пропасти.
Я отчетливо понимаю, что в одной газетной статье невозможно охватить, тем более решить весь круг вопросов, связанных — будем прямо называть это явление—с бродяжничеством. И хотелось бы узнать мнение юристов, работников милиции. руководителей предприятий. Может быть, выскажутся сами так называемые бичи? Что же они ищут на этой земле?. Почему они создали себе труднейший противоестественный быт? Так называемые бичи — люди еще не потерянные. Первое доказательство тому — то, что многие из них так охотно бросают свой бездеятельный образ жизни, возвращаются к общеполезному труду со всеми его радостями. Им надо помочь!

КРАСНОЯРСК

“Литературная газета”, 30 мая 1979 г.

 

Пишет gorozanin (gorozanin)

В 1982 в СССР вышла в прокат комедия Эльдара Рязанова «Вокзал для двоих». К слову, в те годы в Магадане было много кинотеатров, поэтому фильм посмотрел почти каждый горожанин. И после этого магаданцы, перефразируя название фильма, прозвали городской автовокзал - «вокзалом на троих», с намеком, что на автовокзале можно выпить компанией. А на самом деле - потому что там постоянно ночевали бездомные алкоголики - магаданские бичи…

 Бич магаданский

    



В 1970-е и начало 1980-х годов городской автовокзал по вечерам действительно напоминал собой ночлежку для бомжей, которые зимой заходили сюда погреться, поспать (и незаметно распить первача). Были и такие случаи, к примеру, когда студентам не хватало на бутылку, они надевали красные повязки на рукав и со словами «комсомольская дружина, проверка документов» входили в автовокзал и начинали «шмонать» бомжей. Насобирав необходимую сумму, удалялись в ближайший магазин.


     Днем бичи разбредались по городу - по подвалам и колодцам, а на автовокзале об их былом присутствии свидетельствовал буквально смрад - стойкая вонь, которую не могла убить никакая хлорка.

         «Снова ваш я, дорогие…»

         Магаданские бичи - это тоже история Колымы. А стали они появляться в городе в послевоенные годы. Евгения Гинзбург, в своем романе «Крутой маршрут» описала обыденную картину Магадана 1940-х годов: на улице возле магазина № 1, как трупы валяются пьяные, среди которых немало женщин. А напивались они  чистым спиртом, так как водку в те годы завозить на Колыму было нерентабельно. Работая в детском саду, Евгения Семеновна, видела, как дети часто играли в ролевые игры взрослых - в 1-й магазин Магадана - изображая пьяных, валяющихся у его дверей.

01

     Известность нашим бичам на весь СССР принес Владимир Высоцкий в своей песне «Про речку Вачу»: «…Снова ваш я, дорогие, магаданские, родные, незабвенные  бичи!» Перед одним из концертов артист пояснял, что бичи - спившиеся моряки, которые постоянно мигрируют. «Бывшие интеллигентные люди» (такую расшифровку бомжам-алкоголикам дали «разработчики» блатного жаргона) на самом деле были трагедией для Магадана. Кто-то из них в прошлом действительно был образованным человеком, кто-то моряком или старателем. Но всех их объединяла болезнь - алкоголизм последних стадий. Одни их проклинали, другие жалели.

     Бичи в Магадане старались всегда прятаться, т. к. в советские годы бомжа могли насильно упечь в специальную лечебницу для алкоголиков (к слову, одна из них располагалась недалеко от поселка Талая, и носила «коньячное» название - «Арарат»).  К тому же, в Уголовном кодексе существовала определенная статья, по которой могли наказать за тунеядство. Вот и скрывались бичи по подвалам жилых домов и колодцам. При этом доставляя немало буквально трагедий своим непьющим землякам.

     Один из магаданцев, будучи в 1960-годы второклассником, выносил мусор. Когда он высыпал ведро в мусорный бак, из него неожиданно вылез бомж. Напугал ребенка, оставив его на всю жизнь заикой. А вот другой случай, который рассказала один из первостроителей Магадана. В  1970-х годах он получил из-за бичей перелом ног. Просто шел вечером с работы домой и провалился в открытый люк колодца, в котором готовился к ночлежке бомж. К слову, магаданские бичи любили ночевать в колодцах, но отопительные трубы в них нагревали воздух так сильно, что находиться в «яме» с закрытым люком было невозможно. Немало трагических случаев происходило при разрыве трубопровода, когда сонных и пьяных  кипятком варило заживо.


     В годы СССР власти Магадана несколько раз пытались очищать город от бомжей (а вместе с ними от цыган, которые также пытались обживаться в Магадане). Специальные рейды милиции вылавливали их по подвалам и вывозили в какой-нибудь поселок на Колымской трассе или пароходом на материк. Что удивительно, опустившийся от алкоголя человек может не терять своих профессиональных навыков. Поэтому, отчасти из жалости, отчасти из-за того, что невозможно работнику найти замену, коллектив какого-нибудь предприятия держал у себя в бригаде или на производстве опустившегося алкоголика - умелого стеклореза или каменщика. И конечно, оберегал его от рейдов милиции.

    Текст Николая Добротворского         http://gorozanin.livejournal.com/10912.html


 

Каждому бомжу - отдельную квартиру

Питерский губернатор предложил ставить бродяг на жилищный учет. Как это сделать?

Повезло петербургским бомжам. Впервые за последние годы власть не просто вспомнила о них, а озаботилась местом проживания несчастных. Инициативу проявил на днях сам генерал-губернатор Георгий Полтавченко. Её тут же единогласно поддержали члены комиссии по социальной политике и здравоохранению городского законодательного собрания.

 

Инициатива состоит в том, чтобы граждане без определенного места жительства имели возможность «становиться на учет в качестве нуждающихся в жилых помещениях». В переводе с казенного языка, получали надежду когда-нибудь вновь обрести крышу над головой. Предполагается, что соответствующие поправки будут внесены в соответствующие законы Санкт-Петербурга.

 

Как объяснили корреспонденту «СП» в «социальной» комиссии питерского ЗакСа, жилищное законодательство требует серьезной корректировки, одна из задач которой – «упростить порядок признания граждан участниками целевой программы». Сама эта система упрощения, равно как и процедура регистрации «вечных скитальцев-бездомных», не ясна пока ни законодательной, ни исполнительной власти. «Нужно время, чтобы её (процедуру) выработать», - глубокомысленно заметила Людмила Косткина, возглавляющая постоянную депутатскую комиссию по вопросам социальной политики и здравоохранения.

 

До того, как перебраться на Исаакиевскую площадь, в Мариинский дворец, где заседает наш ЗакС, Людмила Андреевна не один год отработала в Смольном, была вице-губернатором в правительстве Валентины Матвиенко, курируя как раз «социалку» и здравоохранение. Ей ли не знать, казалось бы, нужды бездомных. Среди которых немало тех, кто оказался на улице по трагическому стечению обстоятельств.

 

Как, скажем, Лидия Н., о которой корреспонденту «СП» рассказала координатор благотворительного фонда «Ночлежка» Виктория Рожкова:

 

- Эта женщина живет у нас в «Ночлежке» уже не первый год. Беда с ней случилась в середине 2000-х годов. Она долго не могла найти работу. И тогда друг её взрослого сына предложил ей место сиделки у якобы больной бабушки в отдаленном поселке Ленинградской области. Лидия охотно согласилась. Когда она уехала, как думала на месяц-другой, «друг» сына обманом завладел документами на квартиру, продал её, и скрылся. Куда только не обращалась потом Лидия, в надежде вернуть свое жилье и найти пропавшего сына – тщетно. Так она стала бродяжкой. Сейчас это очень больная женщина неопределенного возраста. Наши попытки устроить её в интернат для инвалидов пока безуспешны. Нам отвечают, что места в интернате ограничены и предоставляются в первую очередь «наиболее нуждающимся»… И подобных историй множество. Беда в том, что кроме нас они, кажется, никого в городе особенно не волнуют.

 

«СП»: - Сколько у вас в «Ночлежке» бездомных, Виктория?

 

- Наши возможности более чем скромные. Можем принять, накормить, обогреть одновременно не более 40-45 человек. Для такого мегаполиса, как Петербург – капля в море. Мы обсуждали когда-то с властями возможность расширения пунктов временного обитания для бездомных. Они появились сейчас во многих районах города, но далеко не во все из них принимают тех, для кого они создавались, особенно, из числа больных. Потому что работают зачастую не как ночлежки, а как гостиницы, требуя от бездомных паспорта. А какой у них может быть паспорт, скажите мне? Их должны принимать без слов. Помыть, обогреть, накормить и спать уложить. А потом думать, как им помочь.

 

«СП»: - Есть данные, сколько всего мест в городских приютах для бомжей?

 

- Ой, не называйте их так, пожалуйста!.. Они сами на это не обижаются, привыкли уже. Нам за них обидно. Данные есть: всего в городе 281 койко-место. Плюс те, что у нас в "Ночлежке". Итого – чуть более 320 коек. Служб разовой помощи бездомным (еда, лекарства, одежда) тоже считанное число, и существуют они на благотворительных началах…

 

По данным независимых социологов в Петербурге на сегодня более 30 000 бездомных. У власти – своя статистика. По данным Смольного, бездомных в городе зарегистрировано всего 2,5 тысячи человек. На эту цифру, видимо, и ориентируются и губернатор, и депутаты ЗакСа. В том смысле, что «несерьезная», стало быть, и беспокоиться особенно не о чем.

 

Ещё любят добавлять в соответствующих отчетах (цитирую): «только 30 процентов бездомных составляют бывшие жители Северной столицы, еще около 20% – приехали из Ленинградской области, остальные – из других российских регионов и стран СНГ. Около 80% из всех имеют судимости, причем порой и не одну». Прочитаешь и невольно подумаешь: таким – да цивилизованное жилье?!..

 

- Для начала надо всех их поставить на учет, создав специальную государственную информационную систему, - говорил корреспонденту «СП» в конце прошлого годапредставитель смольнинского комитета по вопросам законности, правопорядка и безопасности Александр Александров. – Уже есть постановление городского правительства, подписанное губернатором Георгием Полтавченко, оно внесено в реестр нормативных актов. Не сидим, сложа руки!

 

Постановление это было принято в ноябре 2011-го. Нынче на дворе март 2012-го. Информационной базы как не было, так и нет. «Сведения о бездомных должны вноситься в базу данных с их согласия, – говорят теперь в том же комитете. – Они сами должны заполнить анкеты и специальное заявление на обработку персональных данных». А для этого кто-то, видимо, должен им эту анкету принести, потом проверить, собрать… Обычная бюрократическая волокита. Для «лиц бомж», как любят именовать этих людей, она чаще всего смерти подобна.

 

Поинтересовалась в городском пункте учета бездомных, какова статистика смертности среди них. На том конце телефонного провода взяли паузу, потом долго шелестели бумажками, наконец, выдали «на гора» прежде никому неведомые данные: «ой, много, особенно зимой, в холода».

 

В том ноябрьском постановлении о создании специализированной информационной базы чиновники прописали: «…вносить сведения о документах лица без определенного места жительства, наличии у него льгот, и оказываемой социальной помощи». Подумалось: для того, наверное, чтобы разработать механизм дополнительной помощи, прежде всего, медицинской. Нет, оказывается «для предупреждения правонарушений со стороны бездомных».

 

Примерно так же, похоже, будет и с инициативой постановки их на жилищный учет.

 

- Данный механизм пока совершено непонятен, - говорит Виктория Рожкова. – Их на обычный-то учет толком поставить не могу, а уж на жилищный!.. Я специально узнавала: городская очередь на социальное жилье насчитывает сотни тысяч человек. В ней немало многодетных и пенсионеров-льготников, социально благополучных людей. Двигается очередь медленно, люди годами ждут «свои» квадратные метры. Да наши подопечные просто не доживут.

 

Схожая точка зрения и у питерского политолога Владимира Суидова.

 

- Мне кажется это чистой воды декларация, популизм, - убежден он. – Тут нужны не политические заявления, а чисто экономический ход. Социальное жилье в городе имеется. Но правильно ли оно используется? Есть и так называемый маневренный фонд, в котором хватает пустующих квартир. Есть также огромное количество старых домов, которые при небольшом ремонте вполне могли бы ещё послужить людям со скромными запросами. Но их предпочитают передавать на откуп коммерсантам, те сносят «старье», возводя на его месте элитные многоэтажки. А элитное жилье давно не пользуется спросом в Петербурге. У нас среди жителей преобладает средний класс, для которого «элитки» и не доступны по ценам, и, в сущности, не нужны.

 

Вспоминается годичной давности отчет главы комитета по социальной политике администрации города Александра Ржаненкова о работе с питерскими бездомными. Отчет вышел бравый. «Учреждения по работе с бомжами работают у нас хорошо, и потребности в строительстве новых ночлежек и мест временного пребывания в городе нет, - докладывал на заседании правительства Александр Николаевич. – Активно ведется также программа по возврату приехавших к нам бездомных на их родину. Например, только за первый квартал 2011-го мы отправили домой 65 человек… Мы работаем с каждым бездомным индивидуально. В наших интересах довести каждого до конца...».

 

Этот последний пассаж из доклада чиновника долго цитировали потом и в «Ночлежке», и в других приютах. Её двусмысленность заставляла не столько смеяться, сколько плакать.

 

Александр Ржаненков и сегодня на том же посту. Людмила Косткина, бывшая его непосредственным начальником, перебралась в декабре с площади Пролетарской диктатуры на Исаакиевскую, где теперь разрабатывает и принимает с коллегами-депутатами законы. Очень правильные, как водится. И часто абсолютно нереальные для исполнения. Не потому ли, что по-прежнему слишком далека от народа и их проблем наша власть?

 

Взято из http://svpressa.ru/society/article/53587/