Российская империя до Ленина, до Сталина

Записка министра юстиции графа Палена

Успехи революционной пропаганды в России (1875 г.)

В начала 1874 г. в некоторых из губерний средней и преимущественно восточной полосы России, стали обнаруживаться признаки противоправительственной пропаганды: сначала темные и неопределенные, потом все более и более ясные и несомненные, и, наконец, 31 мая того же 1874 года, было возбуждено в городе Саратове дознание о распространении в народе книг революционного содержания. Первыми же действиями этого дознания было установлено, что многие молодые люди, из которых некоторые бросили ученье, оделись в крестьянские костюмы, запаслись фальшивыми письменными видами и в качестве простых чернорабочих двинулись, по их выражению „в народ ", имея задачею проводить в нем, путем печатных сочинений и устной пропаганды, революционные идеи.

Развиваясь далее, саратовское дознание обнаружило: во 1), что в Москве уже довольно продолжительное время существует типография, содержимая правительственным стенографом Мышкиным и управляемая чиновником канцелярии московского генерал-губернатора Уткиным, в какой набирались и печатались книги и брошюры преступного содержания, массою захваченный в Саратове и долженствовавшая служить делу распространения в народе вышеозначенной пропаганды; во 2), что пропаганда эта не ограничивалась какой-либо отдельною местностью, а развивалась в большинстве великорусских и малорусских губерний; в 3), что деятели ее вполне между собою солидарны, как по направлению конечной цели, так и по самым приемам, средствам и способам своих действий.

Произведенными дознаниями настолько уже выяснились в настоящее время все фазисы развития в России преступной революционной пропаганды, что представляется полная возможность с вероятностью определить как ее общий характер, так и те основания и условия, в силу существования которых в самом обществе она могла принять столь обширные размеры и выразиться в столь прискорбных проявлениях.

В главных чертах обнаружено следующее: дело распространения революционной пропаганды есть дело не новое, выросшее и созревшее лишь в 1874 году. [268]

Еще в конце шестидесятых годов в городах С.-Петербурге и Москве, в среде учащейся молодежи стало проявляться стремление к образованию ассоциаций, кружков с целью взаимного денежного вспомоществования, обмена мыслей и пополнения путем чтений и бесед пробелов школьного ученья. Эти кружки “самообразования”, как их называли сами участники, в начала имели лишь приведенную выше задачу, и программа их деятельности не переходила за пределы чисто теоретических, литературных споров и юношеских увлечений. Материальные же средства, собираемые друг с друга, шли исключительно на поддержку бедных товарищей и покупку книг дозволенного содержания.

Нет никакого сомнения, что направление, принятое в это время нашею, так называемою, обличительною литературой и систематическое преследование некоторыми из повременных изданий, как заграничных, так и местных революционных тенденций, более или менее замаскированных громкими фразами о нуждах, пользах и бедственном положении низших классов народа, не могло пройти бесследно и не повлиять на впечатлительную и незнакомую с действительными условиями и потребностями государственной и экономической жизни народов молодежь, столь естественно стремящуюся в своих мечтаниях к возможности недосягаемых идеалов всеобщего братства, равенства и свободы.

И вот в среде упомянутых выше кружков “самообразования”, стали все чаще и громче подыматься и обсуждаться вопросы о причинах существования и средствах облегчения и устранения того безвыходно-бедственного, будто бы, положения наших рабочих классов, о котором писалось и говорилось на все тоны и которое проверить и изучить для учащейся молодежи не представлялось возможности. При суждениях об этих предметах указывалось на безграмотность нашей народной массы, как на одну из главнейших причин ее угнетенного положения и на необходимость поэтому, прежде всего, озаботиться поднятием уровня ее умственного и нравственного развития.

Такими в сущности еще совершенно безвредными кружками были первоначально кружки студентов Петербургского университета и академий: Медико-хирургической и Петровской земледельческой, а позднее и воспитанников гимназий, семинарий и других учебных заведений, как в столице, так и во многих губернских городах: в Саратове, Пензе, Казани и пр.

 Между тем, в начале 1872 г. стали появляться в среде учащейся молодежи, и притом в довольно значительных размерах, книги и издания заграничной прессы уже прямо революционного характера и направленные к ниспровержению существующего в России государственного строя. Издания эти, будучи произведением преимущественно русской эмиграции, имеющей в свою очередь близкие сношения с Интернациональным обществом, провозились в Россию или путем контрабанды, или лично возвращающимися из заграницы русскими путешественниками, которые пропитавшись там теориями Бакунина и других ультра-демократов и социалистов, разносили по всем концам и классам России яд преступных учений и демагогических стремлений.

Такова, между прочим, личность Сергея Ковалик, получившего образование в киевском университете и бывшего председателя съезда мировых судей Мглинского округа Черниговской губернии. — Развиваясь все более и более, поддерживаемая и руководимая во всех своих стремлениях постоянными сношениями с заграничным миром, русская революционная пария естественно должна была прежде всего обратить внимание на русскую учащуюся молодежь и, проникнув в нее под именем “друзей народа”, стать во главе ее направления в качестве “глашатаев истины и добра”.

Первою, образовавшеюся с этой целью партией, может быть признана партия, так называемых чайковцев, деятельность которых сначала проявилась в С.-Петербурге, а потом раскинулась и далее. Вращаясь преимущественно в среде молодежи и вербуя новых адептов, чайковцы проповедовали по бакунинским рукописям негодность существующего порядка; доказывали, что государство окончательно задавило и развратило русскую общину и что девизом того знамени, к водружению которого следует стремиться всем честным и благомыслящим людям, должно быть: “разрушение всех государств, уничтожение буржуазной цивилизации, вольная организация снизу вверх посредством вольных союзов, — организация разнузданной народной черни всего освобожденного человечества, создание нового общечеловеческого мира”. (См. “Государственность и Анархия” стр. 38).

Подделываясь под взгляд молодежи, льстя ей пылким стремлениям и увлечениям, называя ее честной и искренней, до конца преданной социально-революционному делу, — Бакунин указывает ей на те средства, с помощью которых можно провести в жизнь начала социализма, уничтожение и замену начал государственных. Средствами он признает пропаганду в народе, пропаганду “боевую, бунтовскую”, утверждая при этом, что народ всегда глубоко ненавидел и ненавидит государство, “всех его представителей, в каком бы виде они пред ним ни являлись”. Он доказывает далее, что народу необходимо выяснить его отчаянное положение, его силы для открытого восстания и тот способ организации, с помощью которого учащаяся молодежь, — умственный пролетариат, сольется с народом и чернью и сделается таким связующим звеном всех недовольных — между собою, массы — с ее руководителями и поджигателями. Одним словом полное водворение “анархии” есть тот идеал, к достижению которого должны стремиться все люди, желающие добра народу. Как ни дико подобное учение, тем не менее, сочинения Бакунина и проповеди его последователей имели на молодежь поразительное и страшное влияние. Не встречая нигде опровержения, сочинения эти интересовали молодежь, как все запрещенное, увлекали ее, как льстящие ее инстинктам и стремлениям; наконец разделялись и усваивались ею как разрешающие мучительный вопрос: “Что делать”?

С этого времени (1873 г.) кружки “самообразования” теряют свой первоначальный, т. е. теоретически характер, и мало по малу переходят в сходки с ясно определенным направлением социального и демагогического свойства. Направление это растет и, наконец, под влиянием появившихся около этого времени первых выпусков, издаваемого за границей Лавровым (Миртовым), журнала “Вперед”, в начале истекшего 1874 года кружки петербургские и московские приходят к убеждению, что “пора идти в народ, пора начать действовать”. (?) Сходясь в воззрениях относительно главных начал и конечных целей своих учений, — уничтожение существующего порядка, — деятели революционной пропаганды могут, тем не менее, быть разделены на три отдельные группы, отличающиеся друг от друга теми средствами и приемами, которые каждый из них признает за наиболее успешные и действительные. Деятели первой группы утверждают, что никакой научной подготовки не нужно, что достаточно одной грамотности самых элементарных познаний, и что затем следует немедленно идти в народ под видом простых рабочих, мастеровых, проповедовать в его среде революционные идеи и подготовлять его к открытому восстанию. Деятели второй группы утверждают напротив, что для серьезного агитатора в среде простого народа необходимы прочные научные знания и некоторая опытность, причем, однако, отрицают ученые дипломы и всякие аттестаты как средства, крайне деморализующие и обращающие свободного человека в буржуа, т. е. в раба известной обстановки. Наконец представители третьей группы — и, быть может, самой опасной — не только требуют серьезной научной подготовки и общего образования, причем не отвергают значения дипломов и аттестатов, но признают, что для действительно успешного и возможно быстрого достижения предположенной цели, — разрушения существующего строя, отнюдь нельзя ограничиваться революционною пропагандою исключительно лишь в среде простого народа, а следует каждому революционеру действовать в той среде, где он находится, — независимо от того, будет ли это сфера простого рабочего, солдата, мастерового, или же учителя, акушерки, врача, вообще государственной службы.

Таким образом, в начале 1874 г. деятели революционной пропаганды начинают одновременно свою преступную деятельность в разных пунктах и сферах нашего общества. Обладая достаточною энергиею и кое-какими материальными средствами, они не останавливаются ни перед чем, не стесняются никакими условиями и препятствиями, организуют постоянный между собою сношения, при чем весьма искусно затемняют их различными паролями, лозунгами, условными знаками и шифрами; весьма быстро проникают в высшие, средние и низшие учебные заведения, семинарии, гимназии и сельские народные школы; совращают молодежь не только путем распространяемых книг и устной пропаганды, но и путем близких отношений, с имеющимися в их среде в немалом количестве молодыми женщинами и девушками и к концу 1874 г. успевают покрыть как бы сетью революционных кружков и отдельных агентов большую половину России. Дознаниями раскрыта пропаганда в 37 губерниях.

Выдающаяся черты деятельности пропагандистов в этих губерниях выразились в следующем: 1) В Петербурге: а) значительное количество революционных кружков, действовавших как на месте, так и внутри России, куда они посылали своих агентов ; б) пропаганда в заводском и фабричном населении под видом обучения грамоте, причем были заведены школы для рабочих у студентов Стаховского, Синегуба, Клеменса и отставного артиллеристского поручика Кравчинского; в) столярные и сапожные мастерские у Богомолова и кузницы в разных местах, устроенные с целью обучения ремеслу молодых людей, готовящихся идти в народ. Одним из главных деятелей в Петербурге был князь Кропоткин, у которого найдена программа пропаганды. 2) В Москве: а) устроенная с тою же целью как и в Петербурге столярная мастерская студента Фроленко и Войнаральского, сапожная того же Войнаральского, казака Глушкова и дворянина Дубенского; в) типография стенографа Мышкина, в которой печатались брошюры, предназначенный к распространению в народе; г) агенты, сносившиеся с провинциальными кружками, доставляя им необходимые сведения о ходе дела, денежный средства и книги; д) пропаганда отдельных лиц в среде рабочего класса. 3. Новгородская губерния: сельская школа дочери генерал-майора Софии Лешерн-фон-Герцфельд. 4) Тверская губ.: кузница крестьянина Павла Григорьева, устроенная на средства пропагандистов одного из петербургских кружков. 5) Ярославская губ.: а) обширная пропаганда, веденная в среде местных крестьян помещиком Иванчиным-Писаревым и некоторыми другими лицами и б) открытая ими столярная мастерская. 6) Тамбовская губ.: а) оружейная мастерская мещанина Арева, служившая агентурой для тамбовских деятелей и б) пропаганда в разных слоях общества. 7) Пензенская губ.: а) устройство отставным поручиком Рогачевым, при содействии Войнаральского, особого революционного кружка из местной учащейся молодежи, б) склад напечатанных в типографии противозаконных брошюр у акцизного надзирателя Жилинского; в) мелочная лавочка, устроенная Войнаральским в селе Степановке для ближайшего общения с народом и г) столярная мастерская мещанина Ершова. 8) Саратовская губ.: а) преступная деятельность как местных, так и прибывших из Москвы и Петербурга революционных деятелей; б) заведенная ими сапожная мастерская, где был и склад запрещенных изданий и в) притоны для агитаторов у Цветковой-Мейера и Софинского.

9) Самарская губ.: а) весьма деятельная пропаганда как местных, так и приезжих агитаторов; б) два особых местных кружка; в) притон на постоялом дворе Фоминского и агентура писца Дегтерева и семинариста Пономарева; г) притон в риге у Кадьяна; д) пропаганда в тюремном замке. 10) Казанская губ.: а) агентура у студента Овчинникова; б) деятельность членов Голоушевского кружка. 11) и 12) В Оренбургской и Уфимской губ. деятельность, так называемого, Голоушевского кружка, первоначально образовавшегося в Петербурге. 13) В Нижегородской губ.: а) пропаганда в селе Павлове; б) притон у бывших семинаристов Серебровских; в) местный кружок. 14) В Воронежской губ.: а) пропаганда школьного учителя Цебенко в Острогожске. 15) Курская губ.: деятельная пропаганда разных лиц и в том числе помещицы Субботиной. 16) Харьковская губ.: три отдельные кружка Ковалика, девицы Андреевой и студентов ветеринарного института. 17) Екатеринославская губ.: а) бондарная мастерская, открытая на средства членов одесского кружка (Петр Макаревич, Николай Жебунев), прусского подданного Ланганса, б) библиотека Павловского в Таганроге, из которой распространялись книги преступного содержания. 18) В Полтавской губ.: а) ферма на хуторе помещицы Колесниковой, в которой работали члены киевского и харьковского кружков. 19) В г. Одессе: а) кузница Николая Жебунева и б) особый кружок Макаревича и Волховского, присоединившиеся к кружку Жебуневых. 20) В Киевской губ.: а) местный кружок с общим притоном пропагандистов под названием “Коммуна” и б) съезд кружков Жебуневых, на котором выработана их программа. 21) В Черниговской губ.: а) кружок Жебуневых и б) школы сельских учителей: Сергея Жебунева, Михаила Каца и Трезвинекого. 22) В Ковенской губ.: ферма помещицы Филипповой, устроенная членом киевского кружка Екатериной Брыжковской. 23) В Каменец-Подольской губ.: сельская школа учительницы Александры Охременко и учителя Топчаевского. Независимо от этого преступная революционная деятельность как отдельных личностей, так и членов, открытых в других местах, кружков, обнаружена в губерниях: Херсонской, Орловской, Смоленской, Калужской, Тульской, Архангельской, Костромской, Владимирской, Вятской, Пермской, Томской, Могилевской, Тифлисской и Земле Войска Донского.

Всех привлеченных ныне в качестве обвиняемых к дознанию, произведенному в этих губерниях — 770 из них мужчин — 612, женщин 158; под стражею — 266, на свободе, с принятием против них других мер, — 452; не разысканных — 53. Дознания показали, что многие лица немолодые, отцы и матери семейств, обеспеченные и материальными средствами и более или менее почетным положением в обществе, не только не противодействовали, а напротив нередко оказывали им видимое сочувствие, помощь и поддержку, как бы не сознавая в слепом своем фанатизме, что конечным последствием подобного образа действий должна быть гибель всякого общества и их самих. Так, довольно богатый землевладелец и мировой судья Пензенской губернии Эндауров способствовал укрывательству одного из главных и опасных деятелей — Войнаральского, бывшего прежде того мировым судьей в Городищенском уезде. Так жена оренбургского губернского жандармского управления полковника Голоушева, не только не отклоняла своего сына от участия в деле преступной пропаганды, а напротив, помогала ему советами и сведениями. Так профессор Ярославского лицея Духовский не только принимал к себе агитатора Ковалика, но познакомил его и, так сказать, ввел во внутреннюю жизнь студентов лицеистов. Так весьма многие из уроженцев Вятской губернии, привлеченные к дознанию в качестве обвиняемых в государственных преступлениях оказались стипендиатами вятского земства, а председатель Вятской губернской управы Колотов в выборе лиц на земские должности советовался со студентом казанского университета Овчинниковым (весьма сильно скомпрометированным по дознанию) и без его рекомендации не давал места. Так, автор нескольких сочинений, земский врач Португалов принимал к себе лиц, заведомо скрывающихся от розысков правительственных властей, и помогал им продолжать свою преступную деятельность. Так весьма богатая и уже пожилая женщина, помещица Софья Субботина не только лично и открыто вела революционную пропаганду среди ближайшего крестьянства, но склоняла к тому же свою воспитанницу Шатилову, и дочерей, даже несовершеннолетних, посылала доканчивать образование в Цюрихе.

Так Плетнев, отец (бывший Чембарский казначей) прочитав найденную им у сына, гимназиста, книгу революционного содержания, прямо заявил, что готовит сына для “народа”. Но, к его несчастию, правительство, это преждевременно обнаружило. Так дочери действительных статских советников Наталья, Армфельд, Варвара Батюшкова и София Перовская, дочь генерал-майора София Лешерн-фон-Герцфельд и многие другие, шли в народ, занимались полевыми поденными работами, спали вместе с мужчинами, товарищами по работе, и за все эти поступки, невидимому, не только не встречали порицания со стороны некоторых своих родственников и знакомых, а напротив сочувствие и одобрение. И таких примеров много. Примеры эти, без сомнения, должны служить подтверждением того убеждения, что успехи пропагандистов зависят сколько от их собственных усилий и деятельности, столько от той легкости, с которой учение их проникают в разные слои общества и от того сочувствия, которое они встречают. Так, например, трое из самых ярых вожаков крайней революционной партии: отставные артиллерийские поручики Рогачев и Кравчинский и студент Клеменс проживали несколько месяцев в разных семейных домах города Москвы, отнюдь не скрывая, а напротив, пропагандируя свои учения и направления. И тот же вышеупомянутый Рогачев в Пензенской губ. познакомился с бывшим мировым судьей Войнаральским, который затем и обратился в одного из самых ревностных его последователей, пожертвовав почти всем состоянием до 40.000 р. на дело революционной пропаганды. В виду возможно большого и быстрого ее распространения в городах и селах устраивались школы, мастерские, рабочие артели и т. п. Так в Петербурге и Москве устроились мастерские сапожная, столярная, слесарная и кузнечная; в Саратове — сапожная, в Одессе — кузнечная; в Екатеринославе — бондарная, в губерниях Полтавской, Курской, Ковенской на фермах проживали пропагандисты и готовились к пропаганде среди земледельческого класса.

Подготовляя себе среди рабочего класса адептов и помощников и, в свою очередь, пропагандистов, вожаки этого дела распространяли свои мысли и взгляды путем устной пропаганды, а также посредством огромного количества книг и брошюр, написанных в форме общедоступных народных рассказов. Таковы “Дедушка Егор”, “Митюха”, “Степные очерки” Левитова, “Очерки фабричной жизни” Голицинского, “Сила солому ломить” и т. п. Во всех этих книжках пропагандируется мысль о безвыходном положении рабочего класса, об эксплуатации его капиталом, о гибельных последствиях кулачества и, наконец, выставляются резкие примеры успешного протеста со стороны задавленного крестьянства и вообще низших классов. К подобным книжкам, но уже с более определенным бунтовским направлением, относятся брошюры “О Стеньке Разине”, в коих восхваляются и воспеваются его действия и казнь, как подвиги великого гражданского мужества на защиту угнетенного народа. Далее следуют книги: “История французского крестьянина”, “Сказка о четырех братьях”, “Сборник новых стихов и песен”, “Хитрая Механика”, воззвание, начинающееся словами; “Чтой то братцы”. Эти последние сочинения уже ясно революционного, вызывающего к открытому восстанию, направления. Так “Сказка о четырех братьях” оканчивается следующими словами: “Гой вы, братцы мои любезные, уж неужто мы станем в Сибири сидеть, на казну работать государеву!”

Действуя таким образом, агитаторы все менее и менее стесняются в выборе средств для своей преступной деятельности. Так князь Кропоткин еще в 1873 г. объяснял на лекции, в устроенной в С.-Петербурге школе, рабочим о значении Интернационального Общества на западе и проповедовал революцию; устраивались сходки, библиотеки, кассы; достаточно подготовленные фабричные мастеровые снабжались книгами, деньгами и отправлялись на родину, где должны были подготовлять народ к восстанию, донося об успехах пропаганды своим учителям, организаторам; самое время для открытого восстания уже было ими намечено: предполагалось начать его тотчас по объявлении ожидаемой войны с Германией, причем успех восстания обеспечивался отвлечением военных сил к границе. Песня играла всюду немаловажную роль; многие песни крайне возмутительного содержания выучивались наизусть и даже, случалось, распевались на улицах. Всюду где появлялись агитаторы, — тотчас же образовывались или притоны для укрывательства, или оставлялись агенты для сообщения о ходе движения и извещения на случай опасности; у этих же агитаторов хранились адреса единомышленников в других городах и селах, ключи к шифрам, деньги и книги; к ним же обращался всякий вновь прибывший агитатор и получал пособие и указания, как и где действовать. В это же время из типографии Мышкина в Москве рассылались повсюду в огромном количестве книги и брошюры и вместе с тем печаталось сочинение Лассаля, предназначенное для молодежи в видах убеждения ее в необходимости изменения существующего экономического и социального строя и водворения коммунистических начал. На случай опасности пропагандисты нередко запасались револьверами, а в киевском революционном кружка выработан был план вооруженного сопротивления властям при арестовании и даже подготовлялись яды с тою же оборонительною целью. Вообще агитаторы не отказывались и от общих преступлений и от близких сношений с общими преступниками, если находили в том свою выгоду. Так в Саратове предполагалось для обогащения революционной кассы напасть с оружием в руках и ограбить одну богатую даму, приезд которой ожидался с большими деньгами для покупки имения. В письме студента Паевского прямо говорится, что он вполне сочувственно относится к возникающему сообществу, имеющему целью подделку и распространено фальшивых ассигнаций. В числе адресов, отобранных от Войнаральского, Речицкого, Логинова оказались адресы известных в околодке конокрадов, воров и мошенников, как личностей более для их целей пригодных, чем элементы чистые и спокойные. В городе Николаевске, Самарской губернии, присужденные к лишению всех прав состояния и ссылке в Сибирь на каторжный работы и на поселение, арестанты были подговорены к побегу, снабжены подпилками, фальшивыми печатями для паспортов и, наконец, ядовитыми порошками для отравления конвоя, — все это для того, чтоб обратить их во врагов правительства и, в так называемых “друзей народа”. На вопрос одного из арестантов, зачем они, арестанты, им пропагандистам нужны? было получено в ответь: “нам нужен такой народ, который готов решиться на все, а народу этого легче набрать из арестантов, острожников, — из свободного народа решительных подобрать труднее. Нужны же нам решительные люди для того, чтоб порешить власть царя”. Сын дворянина Андрей Кулябко 15 лет, увлеченный в дело пропаганды Рогачевым и Войнаральским, как можно полагать по приказанию Рогачева, уговаривал своего брата 17 лет мальчика обокрасть дядю, который их обоих содержал и воспитал, и затем бежать с украденными деньгами. В киевском кружке предполагалось ограбить почту, для чего 18-ти летний отставной юнкер Горенович должен был поступить на службу в местный почтамт.

Заканчивая краткий обзор, добытых дознаниями данных, нельзя не вывести из них следующих главных положений. А). В России существуют тайные противозаконные сообщества, имеющие целью ниспровержение государственного устройства всего существующего порядка и водворение полнейшей анархии. Б). Сообщества эти состоят из множества мелких, самостоятельно действующих отдельных кружков и даже личностей, но связанных между собою, как совершенною солидарностью целей и способов действий, так и постоянными сношениями. В). Сношения между кружками, а равно организация новых производится уполномоченными на то агентами. Г). Пропаганда производится как устно, так и прямым распространением книг, брошюр и вообще разного рода печатных и рукописных сочинений. Д). Стремясь к известной, точно определенной цели, — к ниспровержению существующего порядка, деятели революции идут по строго последовательно выполняемому плану. Е). План этот, в главных чертах изложенный программой князя Кропоткина, представляет, между прочим, ту опасность, что, как бы ни были энергичны расследования и преследования виновных, все же несомненно останутся нераскрытыми несколько отдельных кружков и личностей, которые и будут неутомимо продолжать свою преступную деятельность. Ж). Быстрые успехи пропаганды должны быть приписаны как тому, что деятельность агитаторов не встречала довольно сильного и громкого порицания со стороны общества, которое, не отдавая себе вполне ясного отчета в значении и цели этих преступных стремлений, до сих пор относилось к ним с апатией, равнодушием, а иногда даже с сочувствием; так в особенности и тому, что молодежь, составляющая главный контингент лиц, занимающихся пропагандой, не находит отпора в той среде, где она растет и развивается ибо те нравственные основы воспитания, которые может дать только семья, по-видимому, вовсе неразвиты у многих из этих молодых людей, не обладающих при поступлении в школы никакими твердыми началами уважения религии, семейства, чужих прав, личности и собственности.