Как живут приёмные дети в России

Ленку я семимесячную взяла.

У ней мать молоденькая, семнадцать лет. Приехала в Чехов к тётке, студентка. Ей искусственные роды сделали, чтоб никто не знал ничего. Недоношенная родилась.

Очередники отказались все. Ну а я как увидела: «Всё, моё!»

В обед сбегала посмотрела – прихожу на работу и говорю: «Я с завтрашнего дня в декретном отпуске!» (смеётся)
Десять дней в роддоме с ней отлежала, она на полкило поправилась у меня, и нас выписали…

Интересно, да? А­а…

Младшую, Ларку, ту мы годовалую брали – брошенка, от родителей алкашей. Мы в палату зашли, она спала. Глаза открыла – а у неё весь этот ободок – кр-­р­-расный! Страшна-­йя! Ручками за эти перильца раз­-раз­-раз, потянулась...

Ребёнку год – она не умела даже сидеть! Она рождённая на дому – ну, алкаши: за год ей ни одной прививки не сделали – что такое одежда, она не знала – и за год ребёнок ни разу не был на улице.

Даже нижней губы не было у неё. Она кулак сосала: прям целиком кулак запихавала, и губу туда продавила. Урод был.

Ну чего, я на следущий день её забрала, потом через неделю где-­то оформила.

Вот она у нас инвалидом… ну, глупенькая. Восемнадцать лет скоро, а ни читать, ни писать. Не может даже сказать с трёх рублей, сколько монет: два – и рубль. Вместе три рубля, она знает. Но сколько монет, не может сообразить: в ступор и всё.

Красивая девка, сто семьдесят три, рост хороший, фигура, всё, господи... старшая вот сейчас за ней контролирует.

Старшей двадцать исполнилось в январе. В ресторан куда­-то японский устроилась… правда, ещё не получала. Она старательная у нас, день и ночь.

Мне с четырнадцати или с двенадцати лет – всё рассказывает! за подругу держит меня. Иной раз даже ей: «Ленк, отстань!» – прерываю. Знаю, что надо ребёнка выслушать, сил не хватает.

Они меня вывели один раз, я как стала гонять их: «Да сколько можно уже издеваться?! У вас свои родители есть, чё ко мне прилепились?! Идите к ним!»

Ленка мне: «Да я лучше задавлюсь!»

Я ей: «Иди, давись!» Напилась, расшвыряла их…

«Ой, мам, какая ж ты сильная…»

Отцу дают отпор, а мне нет.

Меня не было, Пашка звонит: «Отец с Ленкой разодрался!»

Она как его шибанула – а он здоровый, на две головы выше меня. И сказала: «Если ещё руку на меня!.. если только пальцем дотронешься, я тебя тут урою!»

Она вольной борьбой занималась. Парни, чтобы её ущипнуть или что, уже знали: не, с этой лучше не связываться. До последнего терпит, и тут же приём – всё, хана!

Ох, хорошие выросли детки, красивые, прямо все выправились, парень красивый… но пьёт. Мальчишка пьёт.
Воровать начал. Ленка говорит, «у меня вытащил, у отца вытащил пятьсот рублей». Училище бросил.

И главное, организм у него не принимает. Другие­-то могут пить, и даже хоть бы что. А мой этот – он не умеет пить. Он с малой дозы, даже от пива пьянеет как никакой. Гибнет парень­-то – а красивый, ой... Я как его увидела в первый раз – кукла! ну вот как показывают рекламу: ребёнок-­кукла! Взяла.

Их там двое лежало от инвалидок – он у меня рождённый от инвалидки, ну вот церебыр… ну безножные, на колясках. Она во, никакая, там даже роспись­-то – закорючики, – вот как Лара моя писать не умеет... (вздыхает) Видно, хороший у них был санитар – всех безножных баб оприходовал…

Но здоровый. Вообще он здоровый. Потому что у матери – у неё родовая травма была, не наследственная, её покалечили там при родах. Мне главное что? чтоб ребёнок здоровый был, всё.

В тринадцать лет – чемпион области по борьбе! А как секция кончилась, всё позакрыли у нас – и всё, дети заброшены стали, пошли по улице. Пока в сад­-то ходили – нормально. А потом в школу пошли – все обзываться стали, дети-­то, ну а как?.. «О, приёмыши пришли!..» От-­то!.. они натерпелися…

Ленка как-­то… у Ленки характер получше: если ей что-­то скажут – она сама языкастая. А вот парень – замкнулся в себе. Он в армию хотел – очень хотел! – чтоб хоть вырваться с этого городка: он у меня третий разряд по парашютному спорту, а на комиссии обнаружили плоскостопие. Сильное плоскостопие. А никто же нам в своё время не подсказал, что можно было ему или обувь какую-­то покупать ортопедическую… Мы ничем не смогли ему сделать. И в армию его зарубили. И всё, парень запил, школу бросил девятый класс, училище бросил: в декабре месяце не пошёл и всё. Денег ему я могу только на дорогу, а сто пятьдесят рублей только на дорогу каждый день. Я не работаю, отец на пенсии. Телефоны ему какие только ни покупала, и за одиннадцать тысяч и всякие, у него от силы месяц и всё. Мне там даже стали звонить, говорят: «Вы, мол, Пашу в таком состоянии не отпускайте». А я ж вижу, он выпил­-то вот, всего ничего. Организм, значит, не принимает. Или только одно я думаю: может, он это с наркотиками?.. Вчера домой не вернулся. Я в трансе. И выбраться с этого леса некуда, нереально. Не знаю, что делать.