Залечь на дно в Лондоне. Как теперь живут Чичваркин, Батурина, Сутягин и Буковский

ДОЖДЬ побывал в Лондоне и встретился с теми, с кем ассоциируется русский Лондон – Евгением Чичваркиным, Владимиром Буковским, Игорем Сутягиным и Еленой Батуриной. Они рассказали, чем занимаются в Великобритании и можно ли их считать «невозвращенцами».

Евгений Чичваркин: Мы полгода искали помещение, 9 месяцев подписывали договор аренды и еще 9 месяцев делали ремонт.

Желнов: Женя, это ваша собственность, или вы арендуете?

Евгений Чичваркин: Нет, я арендую.

Желнов: А в какую сумму все обошлось?

Евгений Чичваркин: В громадную, в много миллионов фунтов.

Желнов: У вас сложилась какая-то репутация в прессе, у критиков? О русских местах, Новиковском ресторане, я знаю, были плохие отзывы...

Евгений Чичваркин: А это не русское место. У нас в последнее время процент россиян меньше, чем, например, в приобретении недвижимости в Великобритании. Там - 10-12%,  у нас - меньше 10%. В Лондоне живет 8 млн. человек, из которых 250 тыс. русских. Нужно работать на 8 млн., а не на 250 тыс.

Желнов: Особняк купили за 7 млн. фунтов?

Елена Батурина: Это собственность, при этом в основном на этой улице офисы, жилья почти нет. Очень удобно – в центре. Дети любят здесь бывать, поскольку Бонд-стрит здесь за углом. Они меня часто навещают.

Желнов: А сколько вашим дочкам лет?

Елена Батурина: 18 и 20.

Желнов: Где они учатся?

Елена Батурина: University College of London.

Желнов: Обе в одном?

Елена Батурина: Да, на разных факультетах.

Желнов: А на кого?

Елена Батурина: Одна изучает экономику, а вторая – восточную политику. Мне бы хотелось иметь здесь хорошую ферму с животными. Мне это нравится, и Юрию Михайловичу нравится. Может, найдем что-нибудь. Юрий Михайлович и сейчас довольно активно занимается сельским хозяйством. Ему нравится, слава Богу. Вот уж  точно животные не предадут. Корм и хороший уход – получи результат.

Игорь Сутягин: Я не консультированием занимаюсь, пишу статьи – это главный мой научный продукт. Лекции читаю, когда приглашают, на конференциях выступаю.

Желнов: Это близко к той деятельности, которой вы занимались в Москве?

Игорь Сутягин: Очень, с той лишь разницей, что в Москве я занимался США, в первую очередь…

Желнов: А здесь?

Игорь Сутягин: Здесь есть люди, которые работают по США, американцы, кстати. Они лучше знают свою страну.

Владимир Буковский: Раньше все можно было, сейчас политкорректность нас задолбила.

Желнов: Задолбила?

Владимир Буковский: Это такая версия максизма-ленинизма.

Желнов: Политкорректность?

Владимир Буковский: Конечно.

Желнов: А как вы эти ограничения политкорректности на себе ощущаете?

Владимир Буковский: Я сейчас сам по себе их не ощущаю в полном объеме, потому что я не хожу на работу. А сейчас на работе нигде нельзя курить. И не только нигде, но и во время работы курить нельзя. Нет места для курения, людям надо выходить на улицу.

Желнов: Вас знают здесь, в Кембридже?

Владимир Буковский: Знают.

Желнов: В мэрии?

Владимир Буковский: Мэрия у нас совершенно отдельное существо. Мы ничего про них не знаем, у нас вообще не было мэрии. Был городской совет. Мэрию ввели несколько лет назад, выбрали мэром – уж теперь и не знаю, мужчина он или женщина. Из какого пола в какой он перешел, я не уследил.

Евгений Чичваркин: Есть такой фильм «Магнолия» - о случайностях... У нас прописано, какой высоты должен быть держатель для туалетной бумаги, поручни, красная веревочка с треугольником. А то, что на потолке, - никак не запрещено.

Желнов: Это вы придумали?

Евгений Чичваркин: Да.

Желнов: Это означает, что вы совсем не хотите вернуться и что-то там делать?

Евгений Чичваркин: Почему? Я хочу вернуться, но пока у власти Путин и его друзья, это опасно. Не хочется гнить в тюрьме остаток жизни за то, чего не делал. Чтобы менты по утрам приходили.

Игорь Сутягин: Дело в том, что пока я еще сидел, и как только я оказался здесь, мне передавали родные, знакомые такую оценку ситуации: может, кочегаром я смогу работать, но учителем физики не возьмут уже точно. Работать мне дадут.

Желнов: Ваша карьера в России закончилась?

Игорь Сутягин: Начальник отдела контрразведывательного обеспечения Калужского управления ФСБ, когда дело начало разваливаться, спустя несколько месяцев, пришел ко мне недовольный и заявил, что даже если меня случайно не осудят, он сделает все от него зависящее, чтобы я никогда больше в этой области не работал.

Желнов: Как изменилось ваше отношение к Медведеву?

Евгений Чичваркин: От него все ждали каких-то активных шагов исполнения обещаний, которые он давал. Как политик он потерял, наверное, 80% доверия, отдав власть Путину в 20-х числах сентября позапрошлого года.

Желнов: Вы разочарованы его действиями?

Евгений Чичваркин: Действиями – да. Может, у него не было другого выбора. Может, он понимал, что ему не жить, если он поступит по совести.

Игорь Сутягин: Вспомните, что Грызлов еще в бытность председателем Госдумы предложил запретить публикацию статей российских ученых в зарубежных журналах.

«Мы тем самым передаем им результаты разработок, ускоряя их», - это тоже цитата из перечня сведений, составляющих гостайну. Запретить все обмены, пускай науку двигают внутри. Вот, Левша когда блоху подковал! Нечего им по заграницам ездить. Это мечта. Когда у власти контрразведчики, они отличаются тем, что разведчикам какой-никакой, но надо дать результат: хоть украсть что-нибудь. А у контрразведчика идеал – кладбище, где никто не движется. Ничего не происходит.

Владимир Буковский: Если вы говорите с политиками, они пожимают плечами. Они не очень понимают нынешний режим. Когда ты им пытаешься объяснить, что проблема в том, что режим построен на обломках старого режима, слишком много черт советского режима перенял сознательно или бессознательно. Раз у нас считают, что крушение СССР – это самое страшная геополитическая катастрофа столетия, то, естественная их попытка восстановить советский режим. Понятно, что целиком не выйдет, но сколько-то смогут. Это сознательный момент с их стороны. Они возвращают элементы того режима. Психологически, ментально люди, которые у руля в Кремле, - «гэбэшники». Они же деланы по одному шаблону, умеют мыслить об окружении только, как о врагах. У чекиста не бывает друзей. У них бывает враг и агент.

Евгений Чичваркин: До того, как магазин открылся, я почти не пропускал протестных акций. А потом занимался его открытием. Сейчас все более-менее устаканивается. Если будет симпатичный лозунг, симпатичная идея, я с удовольствием…. Моторика - не моя сильная сторона. У меня слабая моторика, откровенно слабая. Заходите. Вот - бутылка 1811 года, стоит 98,7 тыс. фунтов.

Желнов: 98 тыс.? Где она?

Евгений Чичваркин: Вон там.

Владимир Буковский: И в наше время не хотели ссориться с Москвой. Но общественное давление заставляло их предпринимать какие-то меры, делать какие-то жесты и так далее. И в этом смысле мало что изменилось. То же самое теперь. Я никогда не рассчитывал на то, что британское правительство будет что-то делать по поводу арестованных за демонстрации. Это не в их интересах. Их интересы – защищать позицию BP или еще что-то. Но общество их заставляет. Все-таки механизм демократии здесь срабатывает до какой-то степени. Хуже, чем было 30 лет назад, но срабатывает.

Игорь Сутягин: Есть гораздо более животрепещущие вопросы, чем бодаться с тупой стеной, которая все равно делает вид, что она ничего не понимает. Мне нужно наверстывать те 11 лет, которые у меня украли. У меня есть первоочередные задачи, второочередные, третьестепенные. Этот приговор относится даже не к третьей степени. Потому что сейчас в нынешних условиях я могу положить жизнь на то, чтобы пытаться доказать Верховному суду. Но тюрьма учит реализму.

Желнов: Вы как относитесь к Координационному совету оппозиции?

Евгений Чичваркин: Разношерстная компания, но то, что она представляет собой единый орган – это хорошо. Я голосовал за Ксению Собчак.

Желнов: Почему за нее?

Евгений Чичваркин: Симпатичная.

Владимир Буковский: Я против самой идеи создании КС. И сразу об этом сказал, и не принимал участие в этих выборах ни в каком качестве. Это идея мертворожденная, даже не просто бесполезная, но вредная. Посудите сами – 45 человек не могут принимать решения. Это технически невозможно. Каждый человек нуждается хотя бы в 5 минутах для изложения своей точки зрения. Помножьте.

Желнов: Некоторая часть прогрессивных людей советуют в фэйсбуке, видно в дискуссиях, Навальному уехать, потому что сядет, побудет героем, а потом его забудут. Здесь нет места для геройства, а вы как считаете?

Владимир Буковский: Человек, который претендует на лидерство, а он явно претендует на лидерство, дезертировать не может.

Желнов: Насколько вы вписались в английское общество? Насколько вам здесь комфортно?

Игорь Сутягин: Я не очень сильно в него вписывался, потому что я существую в своем микрокосмосе. Чему меня научила тюрьма? В любых условиях живи в своем мире. Просто интерьер вокруг изменился – не заборы и не черные робы, а красивая архитектура и премьер-министры пешком в парламент ходят. Но я продолжаю жить в своем мире. Хотя я устроился, встроился в это общество. Тюрьма учит осваиваться быстро, эффективно в любых условиях. Я живу нормально. Я знаю правила жизни в этом мире, потому что был здесь. Все достаточно комфортно. Не менее комфортно, чем в колонии в Архангельске и Холмогорах.

Евгений Чичваркин: Баню мы здесь построили, а с театрами… Где родился, там и пригодился. Здесь, конечно, тяжело ассимилироваться.

Желнов: Почему? Вы уже здесь полноценный бизнесмен, у вас огромный магазин.

Евгений Чичваркин: Я по-английски говорю плохо, и честно говоря, учить его… Я запоминаю какие-то слова, но пока я запомню новые, я забываю старые. Я не то, чтобы хочу врасти в среду. Я хочу ее понимать, чтобы не попадать в неприятности. А врастать в среду мне не во всем приятно.

Желнов: Когда вновь поедете в Москву?

Елена Батурина: Я себе как раз определила это, как срок завершения сделки по земле в Латвии. Я понимаю, что пока эта сделка незакончена, и желание отнять у меня эту землю есть, я буду находиться в определенной опасности, поэтому нет смысла провоцировать какую-то эскалацию в отношении себя.

Игорь Сутягин: На ближайший год у меня план более-менее обрисовывается. Я продолжаю то, что я делал последние два года. Мне надо восстановить свое положение в научном сообществе, с тем, чтобы не с нуля, куда меня попытались отбросить, продолжать дальше. А там видно будет. Сейчас есть очень хорошая вероятность продолжения контракта, вероятно, я постараюсь сделать это здесь.

Желнов: А что бы вам хотелось открыть в России, когда все, о чем вы говорили, кончится, и вы дадите себе возможность вернуться?

Евгений Чичваркин: Большой туристический комплекс на берегу Оки или Волги. Этакий город, можно сказать.

Желнов: Откуда интерес к туризму и к этнике?

Евгений Чичваркин: Мне очень нравилась лет 15-20 назад идея «Завидово» о домах отдыха. Потом мы открыли для себя деревню Мандроги. Мне кажется, в этом направлении еще не исчерпан потенциал.

Желнов: Вы уже вели какие-то переговоры?            

Евгений Чичваркин: Я с 2007 года искал филиал для рая на земле.