Отрывок из романа «Любовь к Серому Ангелу» Первым – Зуб

На модерации Отложенный

А как хотелось пройтись в морской форме по родным улочкам, ловя восхищенные взгляды девчонок и игнорирующие парней. Нет, он осторожно крался по окраинам поздним вечером, хотя после трехлетнего отсутствия мало кто в городе мог его опознать его. Черный офицерский плащ без погон с простыми пуговицами в такой темноте практически невозможно было отличить от обычной гражданской одежды. Пять километров от соседней железнодорожной станции через лес прошел легко, сказались изнурительные тренировки в роте спецназа. Там и по сто километров в полном снаряжении бегали, а тут всего-то для конспирации сошел на соседней станции. Причем не до Волкогонска, а после него. Притворился спящим, и незаметно для пассажиров и проводницы соскочил. Лекции генерала Черепанова по методике скрытности четко отпечатались в голове, каждое действие было выверено и продумано.

Нигде не было видно ни единого огонька. Несколько ветхих домишек на окраине родного города либо были заброшены своими хозяевами, либо их хозяева, местные пьянчужки, уже спали в этот не слишком поздний час. Высокие ветлы беспокойно отзывались шуршанием голых веток на удары осеннего ветра. Вот и городское кладбище. Слегка жутковато было идти по дорожке среди могил в надвигающихся сумерках. Казалось, лица умерших недовольно косятся на незваного гостя с фотографий на крестах и памятниках.

— Черепов, Поварских, Личиков, — почти беззвучно прочитал Данька фамилии похороненных здесь бандитов — начиналась аллея второй половины девяностых.

Домик кладбищенского сторожа отыскал легко. Хотя со стороны аллеи его увидеть было почти невозможно — крыша приземистой хибары отсюда смотрелась вровень с землей. Однако все осталось здесь на своих местах, как и много лет назад. Обошел слева и спустился к ступеням. Внутри теплился неуверенный огонек.

— Есть кто в доме? — Даниил толкнул щелястую дверь.

Из кровати с кучей вонючего тряпья доносился могучий храп. Он склонился над ней и поморщился: в лицо ударил жуткий запах перегара с луком. Глянул на стол, накрытый засаленной газетой — пустая водочная бутылка, половина буханки хлеба и кусок сала. Даниил достал из-за пазухи бутылку водки, откупорил ее и вылил почти все содержимое в пустую бутылку. Свою аккуратно засунул обратно. Потом вынул из кармана небольшой пакетик и высыпал серый порошок в ту же бутылку. Повернулся к спящему — да, храпит, как пеньку продавши. Снял висевшие на стене куртку с шапкой, посветил фонариком в угол хибары и, забрав одну из лопат, тихонько вышел наружу.

Бордюрные камни были аккуратно сдвинуты, цветы с корнями и пласты дерна сложены на целлофан. Могилу раскопал всего за сорок минут.

— Ну что, Кряк, подвинешься немного? — прошептал Даниил, снимая перчатки. Норматив на отрыв окопа для стрельбы из автомата стоя полтора человека в час — уложился на пятерочку.

* * *

Через двадцать минут он уже стоял у подъезда, защищенного железной дверью и сосредоточенно набирал номер квартиры кнопками, освещенными подслеповатыми красными огоньками.

— Хто? — отозвался недовольный голос после продолжительных звонков.

— Это не ваш сарай во дворе огольцы грабят?

— Какой сарай? — хозяин еще явно не проснулся.

— Дык… номер тринадцать, говорят, ваш он, — прокряхтел в динамик Даниил.

— Твою мать! — раздалось из решетки над кнопками, и Даниил отпрянул в сторону.

Ванька Зуб, в шерстяных трико и майке, вылетел на улицу и широкими прыжками понесся в сторону двухэтажного сооружения в глубине двора.

— Ха-а, — испустил утробный звук бандит, оседая у двери родного сарая от тяжелого удара по затылку.

Даниил подхватил убийцу брата под обмякшие руки и прислонил к облезлой кирпичной стене. Натянул на него куртку кладбищенского сторожа, взгромоздил черную шапку на уже начавшую лысеть голову и влил в рот остатки водки из бутылки, что еще осталась с кладбища.

Бандит натужно закашлялся.

— Машину, на Ленина пятьдесят, — бросил он в телефон и потащил расслабленное тело на соседнюю улицу.

Ваньке нужно было отдать должное — он еще что-то мычал по дороге и даже пытался переставлять ноги. Сидя на скамейке, бандит уже совсем было пришел в себя, но Даниил неспешно обмотал перчатку полоской ткани с вшитыми в нее свинцовыми дробинками и ударил еще раз по ненавистной башке.

— Ну, твой дружок совсем набрался, я таких не вожу, — недовольно заявил таксист.

— Ладно, плачу триста, не бросать же его здесь.

— Куда?

— Еловая, в самый конец.

— Тьфу ты, там и своих таких хватает, — таксист явно был неплохим знатоком местных закоулков.

— Вот и надо доставить товар на место, хай отоспится, — Даниил повыше поднял воротник, подтянул на лоб черную вязаную шапочку так, что были видны только одни  глаза.

Когда умолк гул двигателя за поворотом, Даниил выпрямился во весь рост, и ухватив своего пленника за борта куртки, сильно встряхнул. Осоловевший Зуб немного приоткрыл глаза.

— Ты хто? — промычал он.

— Я твое возмездие, гад, — процедил Даниил и с силой ударил бандита кулаком в живот.

Удар пришелся как раз туда, куда следовало — в солнечное сплетение, и Ванька опять осел. Данька чувствовал, как долгие годы хранимая в сердце ярость наливает его и без того крепкие мышцы. Она текла по рукам и ногам горячими потоками, делая их стальными. Он вдруг ощутил необыкновенную ясность ума, мозг мгновенно просчитывал каждое движение, глаза видели в кромешной тьме, словно кошачьи, в движениях появилась пружинящая сила и ловкость.

Уже через несколько минут горсть холодной воды из лужи заставила Зуба прийти в себя. Бандит испуганно озирался, силясь понять, где он находится. Тощее тело перепачкалось глиной, когда мститель спускал его в яму, руки убийцы были связаны за спиной капроновым шнуром. Зуб рванулся было из ямы, но бессильно сполз по вертикальной глинистой стене. Он оглянулся и увидел за спиной надгробный камень.

— Да, здесь апартаменты твоего кореша Кряка, он согласился немного потесниться, — холодный голос Даниила заставил его вздрогнуть.

— Ты чего удумал? — прохрипел бандит.

— Смерть твоя пришла, Зуб, — Даниил стянул с головы шапочку и вытер ею пот со лба.

— Кто ты? Отпусти! — Ванька начал метаться по скользкой яме.

После нескольких неудачных прыжков он осел на колени и завыл.

— Отпусти, я тебе денег дам, жить только начал по-человечески!

— Максима помнишь, сволочь?

— Быстрова?! — что-то блеснуло в глазах бандита, и он склонил голову, — а… так его Штемпель заказал.

— Не волнуйся, твой пахан тоже не уйдет от меня. Я Даниил Быстров.

— Ага… уже вырос, значит! Говорил тогда этим придуркам, говорил же, — прохрипел Зуб, — и малого надо порешить!

— Правильно, Ваня, — криво ухмыльнулся Даниил, — но теперь уже поздно.

— Я тебе миллион дам… рублей. Убьешь — ни хрена не получишь.

— А два?

— Двух нету, могу полтора.

— У другого взял бы, — покачал головой Даниил. — У тебя — нет. Я тебя бесплатно прикончу, мараться не стану.

Даниил достал из специального кармана, пришитого к шинели, старинный немецкий штык, еще юношескую находку. Черный со зловещим орлом на ручке, он всегда производил на него тягостное впечатление.

«Сколько русской крови на этой стали, может, хоть последняя будет справедливой», — мелькнуло в голове.

Он спрыгнул в яму. На лицо легла бесстрастная зловещая маска.

— Что ты, что ты! — бормотал обеспамятевший бандит, пытаясь втиснуть свое тощее тело в угол ямы.

— Пощади! — наконец взвыл он, и крупные слезы потекли по щекам.

— Это тебе за Максима, Ваня, — холодно процедил Даниил, — за остальных в аду ответишь.

С этими словами он нанес два коротких, резких удара — один ниже ключицы, а второй в шею справа. И брезгливо толкнул обмякшее тело ногой.

Данька снял перчатки и вместе со штыком бросил в могилу. Скоро все было аккуратно засыпано, дерн и бордюры уложены на свои места, а лопата вернулась на свое место, в угол хибарки кладбищенского сторожа.

Старый пьянчуга уже успел наполовину осушить бутылку, да так и повалился под стол от снотворного.

* * *

Утром в небо над кладбищем взмыли тысячи ворон и с криками закружились над высокими соснами и тополями.

— Кыш, суки! — захрипел на них еще не вполне проснувшийся старик и с хрустом потер виски. Голова буквально раскалывалась. Перед глазами плыли оранжевые круги.

— Петрович! — окликнул его знакомый голос.

Участковый был явно недоволен необходимостью раннего визита на кладбище, а возможно, и осоловелый вид сторожа не добавил ему хорошего настроения.

— Что, опять всю ночь жрал?

— Да малость самую, для сугрева, — Петрович показал пальцами грамм сто-сто пятьдесят.

— Да сам вижу, даже бутылку не допил.

Сторож оглянулся, и по телу пробежала приятная дрожь — оказывается, еще осталась опохмелка.

— Опера в округе лазают, — участковый присел на скамейку, и устало положил фуражку между салом и алюминиевой кружкой, — Зуб пропал.

— Какой еще зуб?

— Ванька Зубов, не знаешь, что ли? Пошел в сарай, да и не вернулся.

— Да и хер с ним. Появится.

— Жена говорит, в одной майке во двор выскочил. Не врубаешься? Начальник полиции брат его жены, корешил с ним в девяностых. Будут искать его! И с нас не слезут!

— А мне-то что, Коля?

— Да так, ничего, — вздохнул участковый, — может, видел чего. Есть наводка, что на такси его везли. А таксист тот сказал, что высадил пассажиров на Еловой, дом восемь.

— Так это ж совсем неподалеку.

— Я тебе и толкую, баранья башка, что это рядом с кладбищем! Может, на кладбище забрели?

Сторож опять потер виски и его взгляд упал в угол, где стояли лопаты. Одна из них была с явными следами свежей земли. И куртка с шапкой пропали — сам вечером снял и повесил на гвоздь. Петрович поспешно отвел взгляд и посмотрел на милиционера. Тот, к счастью, задумчиво уставился в мутное окно.

— Может, хлопнем? — сторож двинул к участковому мутную банку из-под майонеза, служившую запасным стаканом.

— Не-е, я на службе, — перекривился офицер и решительно встал. — Пройди-ка по кладбищу. Если чего обнаружишь — доложи.

— Есть! — сторож приложил руку к пустой голове.

* * *

Листопад почти закончился, но к утру накидало еще целый слой почти черной последней листвы. Дорожки снова придется подметать.

Сторож недовольно тянулся вдоль могил бандитов. Даже лежащие в земле они наводили на старика неприятные чувства. Озноб бил то ли от утренней прохлады, то ли от аллеи этой. Тузик, Бандера, Остап — отъявленные головорезы. Когда-то весь городок трясло от этих имен. А микроавтобус с челноками, где убили восемь женщин-торговок, возвращавшихся с товаром с Черкизовского рынка?

«Конечно, это их дело», — грустно подумал Петрович, и перед его глазами почти явственно встала картина: заснеженная поляна в весеннем лесу с разбросанными женскими телами и выпотрошенными сумками, — «за шмотки матерей угробили».

Неожиданно старик встал как вкопанный. Опытным глазом он сразу увидел непорядок. Могилу Кряка явно вскрывали. Конечно, вроде все как было, даже земли не накидали. Петрович придирчиво провел рукой по мокрому асфальту — явно что-то подстилали. А цветы не так посажены! Ни за что бы заметил, если бы не сам их сажал. Дали еще весной сто долларов, чтобы за могилкой смотрел. Седую травку под памятником посадил, а пионы — в ногах. А сейчас все наоборот.

Старик опасливо оглянулся и уставился на бордюры, огораживающие могилу — испачканы землей. Сторож достал трясущейся рукой мятую сигаретку без фильтра и стал чиркать спичкой.

— Тьфу ты, черт — плюнул он, сломав последнюю спичку, и растоптал сигарету ногой.

Дело неладное. Куртка с шапкой пропали. На лопате свежие следы земли. Он был один на кладбище. Начнут тягать по полициям. А вдруг и вправду Зуб тут лежит? Могут и на него все повесить. Запросто! Намного легче, чем искать, носиться повсюду!

— Да черт с ним, со сволочью этой! — выругался Петрович и, тщательно отчистив бордюры пучком мокрой травы, закидал могилу листвой, — туда ему и дорога!

* * *

На рассвете Даниил подошел к высокому забору, что отгораживал училищный двор от остального мира. По натертым, почти отшлифованным выступам и знакомым выемкам нетрудно было догадаться, где следует ставить ногу, за что ухватиться, чтобы перелезть через эту преграду. Курсант бесшумно поднялся по лестнице на четвертый этаж и скользнул мимо дремавшего у тумбочки дневального.

«Двадцать минут до подъема», — подумал Даниил, взглянув на часы, и накрылся одеялом вместе с головой.

— Ну что, Данька? — зашипел Егор. Оказывается, он уже проснулся.

«Порядок», — показал жестом Даниил. Ни единой эмоции на его лице нельзя было прочесть. Потом спросил, бросив взгляд на соседнюю кровать:

— А Клим где?

— В наряде. Ему за тебя аж четыре вкатили.

Данька удивленно сложил брови домиком.

— Он на твоей кровати спал, чтобы тебя не выдавать, первую ночь проскочили, а вторую забрили — самоволку объявили.

— И что, старшина взвода не заметил, что меня нет?

— Его пришлось посвятить, — Егор состроил виноватое лицо, — я придумал, что мы с дзержинцами подрались, а тебя в милицию забрили. Вот и нет тебя, но завтра, мол, точно отпустят.

— И что он, рискнул?

— Ты же знаешь Колю. Можно сказать, собственной головой рискует за тебя.

Даниил перевернулся на другой бок.

«Даже не знаю, как их отблагодарить», — растрогался он, — «настоящие друзья»!

— А как там, дома, никто тебя не узнал? — все не унимался Егор.

— С этим немного не повезло, — Данька опять повернулся в сторону друга, — когда ехал обратно на автобусе, встретил одноклассника.

— Ну и?

— А так, — махнул рукой Даниил, — сказал «проездом, даже домой времени нет заехать». Он поверил.

— А чего не поверить? Служба! Ты же в форме был.

— Точно, — согласился друг, — сказал, в часть посылали, с пакетом. А мне он знаешь чего сообщил?

Егор внимательно посмотрел на Даниила.

— Ирина замуж за Штемпеля выходит.

— Какая Ирина… какой Штемпель?

— Ирина Овчинникова — это бывшая невеста моего брата, — ответил свистящим шепотом Даниил, — а Штемпеля ты уже видел, на крышке моего чемодана.

Егор отвернулся и уставился в окно. Там уже начинали пробиваться из-за крыш соседних домой алые лучи утреннего солнца.

— Вот бабы суки, — наконец растерянно прошептал он.

— Я этого так не оставлю, — процедил Даниил. — Максим в землю лег, а этот гад даже девку у него забрал.

— Дан, если меня теперь не возьмешь, ты мне больше не друг, — сказал Егор, но его слова перебил яростный рев «подъем», и по коридору загрохотали тяжелые ботинки.

После завтрака они остались втроем в опустевшем кубрике, и Даниил рассказал все друзьям.

Слушая его душераздирающую исповедь, Егор с трудом сдержал удивление: друг рассказывал, как впервые в жизни убил человека таким спокойным и будничным тоном, что не удивительно, что ему хватило сил на это.

 

 

 

Все права защищены©Александра Лоренц