Без внешнего мира гл.1

«Сегодня только 2800» - подумал Он глядя на спидометр велотренажера. Глядя на этот велосипед, Он как будто захотел представить его вес и этим весом измерить то чувство ненависти и отверждения которое он испытывал к этому спортивному снаряду. Тот был прост, без лишних изысков,  имел всего одну скорость, руль и совершенно обычное сиденье. Сделан он был на редкость ладно и надежно – в уме всплыло не менее десяти попыток сломать что либо из окружающего инвентаря, но как правило, это ни к чему  не приводило. Видимо Создатели (он непременно знал, что их минимум двое), а не создатель, предусмотрели все возможные варианты отказа от условий и выполнили все на совесть. По каким-то причинам он думал что руководителей- Создателей должно быть несколько и ловил себя на мысли о страхе- Страхе, что он находится в чьей-то безраздельной единоличной власти. «Их двое, пусть они и чокнутые, но их именно двое, не меньше!»-убеждал себя Он. Он часто думал о создателях. Вообще он думал и фантазировал много, гораздо чаще чем в предыдущей жизни, ибо в мыслях он чувствовал свободу, так как надеялся, что у Них не было такого устройства, чтобы читать его мысли и хотя бы в мыслях он может делать то, что он хочет.

 «Да, у них точно нет такого устройства»- убеждал себя он в очередной раз хотя и тут он понимал что это предположения. Он хотел, чтобы это было так. Они видели его голым, подавленным, сломленным, плачущим, умирающим от голода- всяким. «Хочется верить, что я не полностью наг перед этим…этими..» Он подбирал слово как бы поточнее охарактеризовать этих субъектов. «Может быть, я вообще внутри механизма, компьютера? Ведь я до сих пор не видел ни одного человеческого лица и не слышал ни одного человеческого слова»

Привычным движением он поместил свою пятую точку на седло так называемого велотренажера и уставившись на крестообразный стык пластиковых панелей принялся крутить педали. Панели были кремового-желтого цвета и довольно прочного материала, в чем он сумел неоднократно убедится. Вообще комната с велосипедом была не большой, но глянец панелей как бы отражался в стенах словно расширяя пространство. Педали начали беззвучно  совершать круговые движения. По непонятным условиям Создателей он понял, что спидометр работает только в том случае, когда обе руки опираются на руль. 2800 это примерно 50-55 минут ритмичного кручения педалей, но на самом деле он не знал, так как время для него тянулось мучительно медленно день ото дня. Он даже не думал о той жизни, так как она была ему проста и понятна. Все впечатления и чувства прошлого ничего не могли сопоставить постоянному мучительному чувству безысходности, беспомощности и злости на Них – кто все это создал. Он даже не знал кто это поэтому даже эта злость была такой бессильной что проще представить себе таракана злящегося на тапок – он хотя бы его испачкает в порыве бессмысленной мести. Иногда, в силу характерных периодических движений и ритмического звука приводного ремня он погружался в состояние сосредоточенности и легкого транса. Это состояние облегчало работу, и время текло как бы быстрее, словно в отключке, но вызывать такое состояние своими усилиями совершенно не получалось. Циферблат едва слышно считывал, отнимая от заданного числа метр за метром. Каждый раз на циферблате оказывалось разное количество метров или других условных единиц и педали проворачивались с разным сопротивлением. Эту закономерность он разгадать пока не смог. Вообще он уже понимал, осознавал свое бессилие разгадать хоть одну закономерность, потому, что как только казалось, что взаимосвязь уже найдена, выяснялось, что одна закономерность является частью, переменой еще большей закономерности.

Вентиляция работала нормально, на руле висело стандартное белое полотенце. Пользовался он им редко, так как климат внутри комнаты был почти идеальным.

«Да, они хотя бы об этом позаботились» - подумал он и испугался в очередной раз потому, что такая идеальность пугала своей безличностью и компьютерной логикой.

«Да, скоро я буду бояться всех своих мыслей»- пробормотал он тоном солдата докладывающего командиру роты, что все бойцы доблестного третьего взвода были сегодня убиты.

Спидометр счёлкнул. Он медленно встал с велосипеда, взяв с собой полотенце. Все его действия были хоть и не отточены, но рациональны на уровне рефлексов собаки Павлова. Полотенце, как и утреннюю пижаму, следовало положить в специальный выдвижной шкафчик, который открывался, как только на спидометре велосипеда появлялась цифра ноль, как и появлялась ручка двери, за которой был открыт душ. Душ представлял собой нишу метр на метр, с потолка которой свисала лейка, бьющая упругой струей воды, сначала теплой, потом холодной, потом теплой потом холодной. Продолжительность душа и перемена температуры воды были всегда одинаковыми. Одинаковым было и количество универсального моющего средства для рта, волос и тела, которое выдавалось из отверстия в стене после сигнала лампочки. Выйти из душа до его окончания было нельзя. Отправлять в душе какие либо потребности было тоже нельзя, так как «цикл начинался заново».  Эту фразу он никогда не произносил даже в мыслях  - самое ненавистное было то, что иногда приходилось делать все сначала или исправлять ошибки недельной давности. Однажды, отправив в душе малую нужду через несколько дней он понял что вода в душе не менялась и на следующий день ему пришлось мыться тем что было вчера.

«Да, - вздохнул он- таковы условия»- эту фразу он говорил как бы отвечая на свои мысленные размышления от лица создавших. Вообще фразы произносимые им в слух имели смысл и по сути были выводами долгих мыслительных процессов. Когда какой-то мыслительный процесс заканчивался, он припечатывался глубоких тихим вздохом и фразой. Иногда это были настоящие перлы и многие богословы и философы отдали бы большие деньги, а если не деньги, то что-нибудь, чтобы заполучить еще один стандартный безоговорочный ответ на много часовые вопросы и размышления человеков.

Выйдя из душа, он закрыл за собой дверь, аккуратно убрал дверную ручку и достал из выдвижного шкафчика комплект, состоящий из штанов и рубахи без пуговиц, похожий на тот, что носят хирурги только с длинным рукавом. Особенностью штанов было то, что на пятой точке и коленях они были прошиты смягчающим, теплопроводящим материалом. Хотя пол был с подогревом, и сидеть на нем можно было даже голой попой. Пауза между зарядкой и завтраком составляла около получаса, при лучшем раскладе, пятнадцать минут, из которых уделялось выразительному чтению вслух различных произведений, текст которых появлялся четким шрифтом на встроенном в панель мониторе. Пятнадцать минут – это был предел, которого он смог достичь. Четыре дня ушло у него на то чтобы понять, что текст на стене необходимо читать вслух, громко четко, со знаками препинания и вдумчиво. Мог погаснуть экран и свет, и появлялась надпись «Повторите последние три слова!». Если это не удавалось…да цикл начинался заново. За последнее время удалось сократить время выразительного чтения с шести часов до пятнадцати минут. Произведения эти выбирались каким то непонятным образом и закономерность, последовательность этих текстов он понять не мог. «Да, и существует ли вообще какая либо закономерность?» - подытожил он. Если наблюдать со стороны то положение во время его чтения значительно поменялось- он вставал как бы подавшись вперед подбоченись правой рукой, а левую руку держал перед собой словно держащей поднос или открытую книгу перед лицом и произносимые им слова как бы проносились над открытой ладонью и он как бы взвешивал их.. Соответствовали ли они тому …. несформулированному  требованию изящности к ним.. Причем, произнеся слово, он пододвигал руку  вперед, подавая его в ЖК монитор как готовое блюдо. Как ни странно после многократного повторения этих действий они казались ему довольно простыми, а сосредоточенность с которой он проделывал эти действия ему даже нравилась. «Возможно, это даже когда-нибудь пригодится!»-подумал он и испугался этой мысли потому что зато время которое он находился в этом месте он уже начал оставлять надежду, что когда-нибудь отсюда выйдет. Оставлял добровольно.

Время пребывания определить было очень трудно, счет дням сначала он вел, но сбился на 28. Потом начал заново и сбился еще раз. К тому же, как определить прошел ли день, два, может его день длился всего пятнадцать часов. Не было относительно чего измерить время, не солнца, ни часов. Упражнения хоть и были ежедневными и последовательными, но длительность их была разной. Иногда они менялись когда казалось, что вот-вот привык. Вообщем,  состояние можно было характеризовать так бессильная неизвестность. Не зная, что будет, не зная, зачем это надо и кому, но уж точно не ему, он повторял непонятные действия каждый день. Иногда вместо чтения появлялись картины- пейзажи, рисунки, непонятные каракули, требовалось смотреть на них не отрываясь обеими глазами, так как судя по всему, в монитор был встроен датчик, который реагировал на то как он закрывал глаза или отводил их в сторону. Если все было сделано верно, то в углу напротив комнаты с велосипедом,  открывалась дверь в нишу размером с лифт,  где находился завтрак – как привычно называл его он, и состоял он из пастообразной безвкусной массы , очень сытной и какой то жидкости, напоминающей смесь молока и сока. Еда была по началу тем пряником, с помощью которого неизвестные создатели заставляли его выполнять намеченные действия. В первый раз, когда он попал сюда, ему удалось поесть только на третьи сутки. Именно столько ему понадобилось, чтобы понять назначение велосипеда и монитора с непонятным текстом. Поняв что кормить его будут только в случае,  если он будет выполнять эти действия, он начал их выполнять, долгое время, даже не понимая как их выполнять правильно. Постепенно ему удалось сократить время выполнения до минимума, но даже не столько ради еды столько ради себя, потому что растягивать эту пытку он уже не желал. После завтрака следовали различные детско- психологические тесты на мониторе, головоломки, занятия какими то непонятными науками и прочее. Последовательность и длительность менялись , он выполнял все со средоточенной злобой. Выбора у него не было. Сколько не пытался он саботировать установленный порядок, поломать вещиили отказывался от выполнения каких либо действий,  всегда следовали какие то противодействия- психологически невыносимым звуком, они лишали его еды или сна, душа, света.  Вообщем казалось им нет никакогодела до того что он может в любой момент умереть от голодаили покончить с собой.  Он чувствовал себя не белой мышью, а каким то тараканом в нелепом страшном эксперименте и ценность этого таракана, для проводящих экспериментбыла минимальна. Никакой жалости, никакой человечности в общепринятом понятии этого слова.

Однажды, после относительно долгого пребывания здесь, он смирился и начал всем поведением показывать, что ему такая жизнь начинает нравиться, он разделяет идею, что все это ему на пользу. Он пытался говорит вслух с неизвестными создателями этого эксперимента, в надежде получит хоть какую-нибудь обратную связь.  На протяжении месяца его решительность спала на нет, так как, судя повсему, им не было никакого дела до того, нравиться ему эти упражнения или нет, что он о них думает и что он там себе понимает.  « Холодный механический расчет, бесчеловечность–им нет никакого дела до меня».- вздохнул он вспоминая то время. Если бы высадившиеся на берега Америки конкистадоры услышали бы эти вопли, они моментально развернули бы свои корабли и поплыли бы обратно в Испанию.Все, что  копилось с первого момента пребывания здесь, вылезло наружу в нескончаемый поток ненависти, бессильной ненависти ко всему и к себе – что он так слаб, к ним –за их бесчеловечность, ко всему происходящему. Он плакал и кричал в подвешиваемый пластиковый, наверно пуленепробиваемый потолок все, что он думал про эту затею. В этот день он решил, что лучше умереть быстро, чем жить в таких условиях. 

 «Завтра утоплюсь в душе или удушу себя рубашкой на велосипеде. Или умру или они все таки выйдут и покажут себя»– думал он. Темне менее, он заснул в этот день, прямо посредине комнаты в позе эмбриона, после нескольких часов воспоминаний и подведения итогов своей жизни. Решение было принято.«Если это какой то эксперимент, то, вы блять, получите завтра результаты. Бессилие что либо изменить, овладело настолько, что он готов был умереть только хоть как-нибудь повлиять или нарушить планы этих неизвестных .

Утро наступило. Наступление утра характеризовалось громким звуком пикирующего бомбардировщика,  к которому невозможно было привыкнуть и включением света на потолке.Он проснулся. Минут пятнадцать он лежал  в той же позе эмбриона с открытыми глазами лежа щекой на полу и глядя вдоль его, как бы проверяя решение уйти из жизни.  Ощущения как бы обострились, голова была удивительно пустой, и вопрос о решении уйти из жизни был задан как будто в пустоту, в глубокую пещеру пустого разума, из которой не последовало ни ответа, ни эха.

«Хочу ли Я жить?Жить для этих ублюдков, которые даже рожу свою показать не могут  –нет! Все – отступать нельзя».

Открылась комната с велотренажером. Он медленно и сосредоточенно направился к открытой двери, вошел и … справа от велотренажера с потолка свисала безупречно сделанная классическая петля удавка. Он остолбенел… Его широко открытые глаза и рот выглядели нелепо. Нелепым было и то чувство,  что даже этот выбор ему не принадлежит. Его судьба им безразлична это факт. Может весь эксперимент и состоял в том, чтобы довести его до самоубийства? Темне менее петля с тех пор висела там все время. Но как они прочитали или просчитали его мысли и действия? Это было и осталось загадкой. Пришлось, поневоле пришлось признаться себе что жить он хотел, а навредить своей смертью он никому не сможет. Никто не узнает о его смерти – ни родные, ни друзья, так как, судя по всему,  они уже считали его мертвым. «Теперь придаться ЖИТЬ.»- вздохнув он сказал тоном бескомпромиссного судьи,  выносящего приговор о высшей мере наказания. Так начался следующий его период – период осознования. Мы так или иначе оправдываем и объясняем свои решения и человек стоящий перед выбором уйти или остаться должен отдавать себе отчет для чего ему оставаться - человеку решившему жить необходимо было найти смысл жизни.

ГЛАВА ВТОРАЯ – РОЖДЕНИЕ И СМЕРТЬ НАДЕЖДЫ…

Глава вторая.

В одной из задач которую он многократно пытался решить, чтобы заслужить обед  были определенные условия и поправка, сноска- в которой говорилось что ответ кроется в исходных данных. С этого дня все его мысли были связаны с его положением , состоянием и больше всего он хотел понять к чему созданы для него такие условия. Началось все с анализа исходных данных.

«Первое. Я нахожусь в плену каких то создателей, каких то сил или механизмов, я всецело в их власти и выбор у меня один или я подчиняюсь этим условиям или смерть. Второе…- он задумался. С первым то вроде все было ясно. Второе –повторял он пытаясь сформулировать хоть что то.  А!Второе –все это представляет какой-то непонятный эксперимент, где я подопытная мышь, неа… с иронией  поправил он себя –он таракан, который может причинить вред  тапку,  только испачкав его своими кишками. У любого эксперимента должна быть определенная цель, точнее не цель …Он лихорадочно стал вспоминать все школьные эксперименты, которые он делал на разных уроках. Дело в том, что термин эксперимент он сформулировать не мог.

А… может просто спросить? Здравствуйте! Если вы меня слышите, скажите это эксперимент, да? В тишине он как бы застеснялся, на щеках выступил румянец, и ему невольно стало стыдно. Действительно,  глупая мысль- подумал он.

Дополним условие номер один. У меня нет никакой взаимосвязи с моими узурпаторами, возможно, они меня слышат, но я их не слышу точно. Как первоклассник, заучивающий какое то правило, которое он считал важным только потому, что он его не понимал,  он начал твердить все возможные определения эксперимента. Эксперимент это действие ….которое должно…привезти к какому либо результату…Блять,  то есть цель изначально ясна или нет? Эксперимент это действие, которое приводит к неизвестному результату… по результатам эксперимента можно судить о том… верны ли были предположения илитеория, которая была началом эксперимента? Он мысленно протянул руку, как будто в ней находился камень и разжал ее, провожая невидимый камень взглядом к полу. Панельна полу может разбиться от удара камня – сформулировал он теорию. Но камень панель не разбил. Предположение не верно…Нужно изменить условия проведения эксперимента или отказаться от него … Далее полились рассуждения и мысли порождающие те или иные теории и методы их подтверждения и опровержения. Вспомнились доказательства из курса физики – свет ведет себя в разных условиях как волна и как частица – и то и другое можно доказать. Потом полезли мысли с долбаной теорией относительности, и в голове заварилась настоящая каша. « А может, нет никакой теории вообще?- подумал он,  думая о том мире, в котором он жил. Сидят миллионеры и смотрят телешоу про меня»… Тем не менее,щелчок спидометра оповестил о том, что необходимое количество метров пройдено и можно встать с велотренажера. «Как странно! Пока я крутил педали как хорошо и легко думалось».  Далеечтение. Во время чтения он неоднократно сбивался, мысли об экспериментах лезли ему в голову, а текст напоминал собой какие то неловкие предположения и рассуждения,в общем, бред какой то. Покончив с позой, он начал рассуждать снова. Эксперимент представляет собой человека,  помещенного против его воли в определенные условия с целью – нареное понять, кто он- неуверенно сказал он в мыслях - если конечно им есть до меня дело. Ну, или чтобы меня изменить. Но чтобы меня изменить,  им не обязательно знать ктоя. Если им нужно изменить меня и сделать из меня скажем шахтера, то будь я хоть балетмейстером и я либо соглашусь на эти условия либо умру. Блять - Дарвин «отдыхает».

«То есть,  им необходимо чтобы я изменился… перестал как то думать и начал думать по другому… Или… может вообще перестал думать???Подстраиваться… нет я уже воспринимал близко к сердцу это все…К чему ведут эти условия? Кем я должен стать? Кем я должен стать? Чего от меня хотят? С велосипедом понятно. С чтением вроде тоже. Картины? Не знаю. Тесты…

С этого дня он начал внимательно следить за собой , своими мыслями как бы со стороны пытаясь словно ущучить ответ на этот непонятный вопрос чего же всё-таки от него хотят? Так начался второй этап его жизни. Так зародилась надежда. Приняв мысль о том и держась за нее как за спасательный круг что он может понять что от него требуется, что он сможет выполнить эти требования измениться под них – это выход. Да – подумал он моя цель выйти отсюда.

Пребывание стало не таким болезненным как раньше. Стало как бы полегче, все вокруг, все неудобства начали восприниматься как временные. И собственно внутреннее ощущение было, что вопрос о его выходе отсюда уже решен – остались только детали. Мысль что решение есть,  а если оно есть то рано или поздно он его найдет,грела душу и порой он погружался в энергичное состояние, и, крутя педали, представлял что каждый оборот их приближает его на метр к свободе. Ему хотелось усмехнуться в лицо создателям -до того он был восхищен той мыслью, что родилась у него в голове. Но ведь понял же! Но и они конечно молодцы -как хитро все придумали.

Так родилась надежда. День, когда она родилась с родни тому дню, когда тебе дарят щенка или котенка. Пусть ты одинок, но с тобой есть котенок и вроде так веселее. Трудно вспомнить дату когда его подарили (если это конечно не на день рождения),  но всегда помнишь себя когда ты жил без него, а когда с ним. Велосипед, чтения, тесты, упражнения, йога, велосипед, душ, завтрак, картины, и снова … и снова.. Сколько прошло времени год или три сказать трудно. Скоро он понял, что количество упражнений в день неограниченно – то есть если он делает их качественно и быстро, то время, которое у него остаётся заполняется новыми.

Все происходит внезапно. Все хорошие моменты и плохие события происходят без подготовки и все это, как правило, сопровождается удивлением. Момент разрушения иллюзий и выхода из нее- когда в предыдущий миг думаешь,  что этого не произойдет никогда или не сейчас. К удивлению ты всегда не готов.

Этот момент нагнал его после очередного выдоха. Все изменилось. Котенок что поселился в его одиноком жилище под псевдонимом надежда сдох потому что кормить его было нечем. Новое чувство овладело им – оно пронзило его от кончиков пяток до макушки как ток и вышло через кожу с холодным потом. Ощущение что ты целый год падал в яму, забыл что падаешь и у тебя уже есть и планы, и дети, и дача как у всех или лучше и вот ты видишь в темноте что то светлое. О счастье, это свет в конце туннеля и выход из того что «все хреново»в вечное «как надо». Но этот свет-  ДНО ямы! Нет, разбившись о плоскостьты не спасся смертью, по каким то законам природы .Но эта плоскость и это чувство подводит черту под твоей жизнью педантичным, жирным бухгалтерским карандашным шрифтом : «ИТОГО: ноль».

Стоя упершись взглядом в мокрые стены этой ямы в стены того чувства,  которое он впервые почувствовал-чувствовал дно самого себя. Его не было – ни его представлений, мыслей, надежд, ожиданий, никакой опоры, никакой завершенности. Ничего. Пустота как вакуум после ядерного взрыва. Внезапно он понял, что это еще не конец и вакуум скоро заполниться, и дно ямы скроется, и он снова начнет куда то падать, и снова появятся ростки ожиданий и на них вырастут желания, и мысли, и понабегут милейшие пушистые надежды. Но мерзость, мерзость! Это все уже не по настоящему,  это все уже не правда и ему продетьсяшлёпаться на дно еще раз и еще. Пугающее чувство неизбежности заблуждений и неизбежных падений охватило им полностью заполнив вакуум. Весь. Безысходность и безвыходность. И нет виноватых и нет условий. Просто такова природа вещей, по крайней мере, для него. Ноги подкосились- за те доли вечных секунд пережитого он отбросил свою прошлую жизнь,  как ящерица отбрасывает хвост. Медленно под углом проплыли стеновые панели, и голова с мягким звуком ударилась об пол. Жуткоеощущение своей сути пугало вероятностью никогда не покинуть, и безразличие ко всему было полным. Глаза закрылись,  и его куда то понесло. Он вспомнил картину нарисованную карандашом-  «гавань». И он понял ее. Он понял, что ее нарисовал приговоренный к пожизненному заключению по памяти, и понял все что он вложил вее. В одно единственное чувство вошло все,  что он читал и видел до этого.

Проснулся он от непонятного шума. Шум это было что то новое в его жизни как выстрел ружья в жизни папуаса. Он исходил из комнаты с велосипедом. Он ворвался туда с быстротой воды,  заполняющий тонущей корабль. Секретная дверь в углу комнаты захлопнулась. На полу кто-то оставил инструменты, среди которых был большой предмет вроде разводного газового ключа. Он схватил его с той же быстротой и с невероятной силой начал бить  в то место,  где мгновение назад закрылась дверь. Панель начала трескаться, но пленкапокрывавшая ее, не давала осколкам разлетаться как у лобового стекла. Панель растрескалась  и прогнулась значительно вперед. Сделав замах, он последний раз ударил по ней и пролетел вперед по инерции. Осколки и ключ полетелив пустоту,  а он повисухватившись за край комнаты. Он висел в пустоте комната абсолютно прозрачная снаружи была как большой аквариум висевший в абсолютном космосе и со всех сторон ее окружала зияющая черная бездна. Его руки отцепились, и он полетел в пустоту. Стеклянный аквариум скрылся из виду. Он вскочил с пола с того самого места и той позы в которой он уснул. Сон. Мелькнуло в голове. Внезапно стены комнаты начали исчезать, то есть становиться прозрачными и свет не мог в них отражаться стремительно начал угасать. Он оказался в темноте. Темнота имела размеры бесконечно расширяющейся бесконечности. Крик вырвался из его горла- адский крик способный достичь неба. Он метнулся вперед ударившись о панель снова открыл глаза и очнулся лежащим на полу который только что был стеной в «упоре лежа». Господи!!! Закричал он, погружаясь в очередной кошмар. Череда пробуждений и ужасных кошмарных картин стали сменять друг друга со скоростью зациклившегося процессора. В конце концов, что то произошло. Он проснулся посредине комнаты раскинув руки и ноги, глядя в потолок. Его там уже не было. Из за стен послышались привычные звуки стройки. Панель в верхнем углу шелохнулась, повернулась и куда то делась .  В дыре показался абсолютно спокойный человек полностью погруженный в сою работу.  Лежащее тело спокойно наблюдало со стороны за тем как разбираласькомната, повинуясь слаженным действиям рабочих. Никто не обращал на него никакого внимания. Огромная ровная площадка, простирающаяся от края земли до края была заполнена разными геометрическими фигурами разных размеров от комнаты до целого города под прозрачными колпаками, между которыми сновал туда сюда обслуживающий персонал. Внутри все было видно, все было просто и понятно. Посредине площадки возвышалась башня вроде телевышки. Ему туда.