СТРИЖ. (Часть вторая.)

Начало здесь: http://maxpark.com/community/4563/content/1811786#comment_22578714 

Прошёл час. Прошёл завтрак.
– Кха!!! – старпом, держа в кулаке эбонитовый корпус микрофона, высунулся из рубки, и за борт полетел смачный плевок, – кхааа!!! Боцмана попрошу пройти на браш-пиль!
Боцман исполнял команды на тридцать секунд раньше, чем их слышал. Механизм брашпиля затрещал, якорная цепь натянулась и, мелодично визжа, поползла в клюз, подняв со дна якорь. «Стриж» стал медленно разворачиваться течением, но за кормой тут же возник бурун, придав судну ход.
– Руль право на борт! Курс триста полста два! – скомандовал старпом.
– Право на борт… триста полста два, – повторил туго соображавший после вче-рашнего матрос, надавил ладонями на кнопки рулевого устройства и уставился слезящи-мися глазами на двоящуюся стрелку гирокомпаса.
Корабль плавно развернулся, стал носом по течению и неспешно двинулся к устью реки.
Читатель, даже ни разу в жизни не видевший моря, скорее всего, недоумевает, ибо знает, кто на судне самый главный, и вправе спросить: до сих пор мы видели, что командует исключительно старший помощник, а где же самый главный? Где капитан?
Спешим всех успокоить: капитан на месте, в своей каюте. Но, чтобы прояснить положение, придётся рассказать некую предысторию.
Предыдущий рейс «Стрижа» был в южных широтах, где-то у берегов Африки. И там произошёл пренеприятный случай, если, конечно, происшедшее можно назвать не-приятностью.
Поваром на судне была женщина. Баба на корабле – быть беде. Так и случилось. Единственная дама в окружении большого количества мужчин – тут не могли не появить-ся поклонники; появились поклонники – возникло соперничество. Но два главных соиска-теля имели разный, если так можно сказать, вес. Один – матрос, второй – капитан. В этом состязании седая опытность одержала верх над румяной молодостью.
Действительно, что мог предложить молодой воздыхатель своей избраннице? Сви-дания в вонючем прокуренном кубрике с гыгыкающей за переборкой матроснёй? У кэпа же отдельная комфортабельная каюта. Маленькая, но со всеми удобствами, включая от-дельный – о, роскошь! – гальюн.
На почве неразделённой любви неудавшийся ловелас обиделся и сошёл с ума. А может, сошёл с ума, а потом обиделся. Или муха цеце его укусила. Это не важно. Важно, что за сим последовало.
Отвергнутый соискатель взял на камбузе два самых больших ножа, пробрался в каюту капитана и зарезал спящего в койке оппонента. Зарезал самым, – с недавних пор появилось такое слово, – брутальным образом, нанося удары двумя ножами одновременно. Коротко говоря, из двадцати шести нанесённых сопернику ран тридцать оказались смер-тельными.
Моряки народ суеверный. Команду набрали новую, а принять на себя командова-ние никто не желал, находя различные предлоги. Наконец, на должность капитана согла-сился человек, которому до пенсии оставалось полгода. Уломали, видимо.
Новый кэп старался лишний раз не выходить из каюты и часто, ссылаясь на хво-робу, просил его подменять. Если капитан просит – это равнозначно приказу. В каюту к нему входили только старпом с докладами, да повар с обедами. Так почти все обязанно-сти по командованию легли на плечи старпома.
Валерий Григорьевич был внешне весьма колоритен: мужик лет пятидесяти больше двух метров ростом, с кулаками размером с баскетбольные мячи, он спускался или под-нимался по трапам чуть боком: прямо не позволяли габариты торса. Глаза его неизменно прятались за стёклами солнцезащитных очков, и, если бы вместо тёмно-синего берета на его голове была фуражка, он походил бы на Пиночета. Методы управления у него были такие же: кулаком по шее. Впрочем, никто не жаловался. Тумаки просто так не раздава-лись.
Следует сказать, что боцман полностью повторял размеры старпома, но был в два раза ниже ростом. Но речь пойдёт не о нём.
Баренцево море всегда штормит. Три-четыре балла – это нормально. Пять-шесть уже неприятно, а когда случился шторм в восемь баллов, пришлось спешно удирать под прикрытие Колгуева. А ещё бывает так: ветра нет, штиль, а по морю катят огромные пологие валы. Моряки называют это явление зыбью и говорят, что это отголоски далёко-го сильного шторма. По такой волне судно долго и медленно поднимается вверх, на мгновение замирает, а потом также медленно съезжает вниз, опять замирает – и вверх. Но если судно идёт боком к волне, то его весьма ощутимо валяет с борта на борт. Это на-зывается «идти лагом». Корабль тогда ложится чуть ли не горизонтально: протяни с мос-тика руку и зачерпнёшь воды. Бывает, сидит свободный от вахты народ в салоне: кто чай пьёт, кто в преферанс играет, кто книжку почитывает, – и вдруг в динамике гнусно-ехидный голос вахтенного штурмана: «Через три минуты меняем курс! Заходим лагом! Желающие могут задраить иллюминаторы!» Обязательно кто-то вскочит и, сломя голову, побежит в свою каюту. Не успеешь задраить люки – будешь сутки воду вычерпывать.

В тот день была зыбь, была килевая качка, и было время вечернего чаепития. И все эти факторы слились воедино.
Салон, сиречь столовая, располагался в кормовой части судна. В салоне два длин-ных стола, узкий проход между ними, лавки. Студент бородатый Володька сидел спиной к двери и кушал чай с булочкой. Сначала он слизывал с булочки сахарную пудру, а уже потом принимался за её мягкое тело. Делал он так не потому, что очень уж любил сли-зывать сладкое, а затем, чтобы пудра не просыпалась в бороду.
Зашёл старпом:
– Приятного аппетита! – это традиция, любой вошедший непременно пожелает всем присутствующим приятного аппетита, поздоровается. На флоте всё просто пропитано веж-ливостью. А чтоб услышать матерное слово, нужен весомый повод. Без этого никак нель-зя, иначе можно оскотиниться.
Старпом втиснулся на лавку напротив бородатого, налил чаю и стал вдумчиво же-вать булочку.
Зашёл повар, неся в руке коричневый пятилитровый чайник, положил на стол под-ставку и поставил чайник на неё, повернув носиком, – внимание! – на траверз, то есть под прямым углом к курсу судна. Это он сделал совершенно не думая, автоматически; он спинным мозгом чувствовал, как движется корабль, и как правильно нужно поставить чайник.
Бородатый Володька поспешил взбодрить содержимое своей кружки свежачком, долил её из принесённого чайника и поставил обратно, но, – опять внимание!

– носиком на старшего помощника.
Судно уже достигло верхушки волны и медленно сползало вниз. Достигнув пери-гея, корабль на мгновение замер и медленно пополз вверх по волне. Нос судна начал задираться, вследствие чего носик чайника стал опускаться. Показалась первая маленькая капля. Затем вторая. Третья… Володька выпучил глаза. Он соображал весьма быстро. Вооб-ражение мгновенно нарисовало ему все последствия происходящего. И ещё он понял: чтобы предотвратить эти события, у него уже нет времени.
Володька принял единственно верное решение: ничуть не мешкая, он соскользнул с лавки и удрал из салона.
Носик чайника опустился ещё ниже. Потекла тонкая струйка, почти сразу превра-тившаяся в огнедышащую струю, пролившуюся старпому в то место, где у человека со-единяются ноги. Тот поначалу не понял происходящего: боль уже была, но её причина оставалась пока за пределами понимания. А струя текла всё обильнее. Глаза у Григорье-вича начали вылезать из орбит, с нижней челюсти упал кусок булочки. Время осознания закончилось.
– Аааааааа!!!! Ууууууу!!! Ыыыыыы!!! – старпом вскочил из-за стола, как… обычно пишут – как ошпаренный, но в нашем случае это неуместное сравнение. К тому же, он вовсе не вскочил, этого не позволяли габариты тела и помещения. Сначала он попытался отодвинуть от себя чайник руками, но ошпарил их, отдёрнул, и, делая виляющие движе-ния задницей, стал насколько возможно быстро уходить от огненной струи. Вскочив из-за стола, он бросился в погоню за студентом.
В проходе он натолкнулся на выходящего из камбуза с подносом булочек повара. Булочки взлетели салютом и рассыпались по палубе, повара отшвырнуло назад в камбуз.
Кипяток жёг неимоверно. Погоню пришлось прекратить. Отклячив зад, старпом на-чал вытанцовывать джигу , извиваясь, как вошедшая в раж стриптизёрша. Жгущие чресла портки он оттягивал перед собой большими и указательными пальцами, но толстое тре-нировочное трико с начёсом впитало слишком много крутой влаги: оторвал материю от гениталий, она прилипала к ляжкам, оторвал от ляжек, прилипала опять к этим… понят-но, к чему. Рассыпанные булочки под напором слоновьих ступней плющились в оладуш-ки, оладушки раскатывались в блинчики. Танец сопровождался речитативом:
– Бл…дь!!! Студент, сучонок! Урод! Ублюдок!!! Падла! Убью, паскуда!!! Ыыыыыыыы…
И тут, увидев ничего не понимающего повара, накинулся на него:
– Ты что вылупился? Наварил кипятку, чёрт старый!
Повар часто заморгал, с ресниц хлопьями посыпалась сахарная пудра:
– Я… Что я? Я ничего…
Наконец, в соответствии с началами термодинамики, температура порток несколько сравнялась с температурой окружающей среды, и старпом продолжил погоню.
Он заметался по узкому проходу. В рубку? Нет, там не спрячешься! Ааааа, в куб-рик! Тоже нет! В гальюне заперся! Старпом ломонулся влево, влетел в помещение, дёрнул на себя ручку. Пусто! Дёрнул вторую. Тиннннь! – отлетел сорванный шпингалет. Сидящий орлом стармех удивлённо оторвал от газеты глаза. Старпом хлопнул дверцей, выскочил на палубу и заметался от борта к борту. Взглянул на клотик: может, туда взобрался? От страха всяко бывает. Нет, на клотике только жирный баклан, ждущий отбросов с камбу-за. В малярке? И там нету! Григорьевич взлетел по трапу, обежал рубку и заглянул на ют. И здесь нет. Гнев постепенно уходил прочь. Искать на нижних палубах уже не хотелось.
Через пятнадцать минут Валерий Григорьевич в переодетых штанах вновь появил-ся в салоне. Присутствующие гаденько улыбались.
– Как оно, Григорьич? Обошлось?
– Может, маслицем смазать?
– Нет, сметанкой надо… холодненькой…
– А нет ли покраснений? – поинтересовался радист, – может, пока не поздно, край-нюю плоть удалить, а то сепсис начнётся, придётся потом всё ампутировать…
– Повязку надо наложить… щадящую, – вмешался ещё один доброхот.
– С политанью, – добавил остряк из дальнего угла, прячась на всякий случай за спины товарищей.
– Загипсовать надо, – вмешался второй штурман, – к боцману в малярку – алебаст-ром обмазать, дырочку просверлить и перевязь на шею.
– Я кому-то сейчас загипсую перевязь! – пудовый кулак убедительно опустился на столешницу, и советчики благоразумно замолкли.
Через час старпом поднялся на мостик принимать вахту. Бородатого Володьки в рубке не было. Был Володька выбритый.
– А где этот, – Григорьевич сделал паузу, – …урод?
– Не знаю, – прикинулся дурачком выбритый, – Огородников распорядился заме-нить, вот я и пришёл…
– Какие мы исполнительные вдруг стали, – пробухтел старпом, но больше ничего говорить не стал: расписанием вахт научников заведовали начальники групп, и вмешать-ся он никак не мог, не его епархия.

Так изменилось расписание вахт в геодезической группе, а это стало причиной ещё одного пикантного случая.
Гальюн на судне располагался по левому борту и являл собою помещение с умы-вальником и двумя кабинками. Унитазов в кабинках не было, и большую физиологиче-скую надобность надлежало справлять в предписанной природой орлиной позе.
Была в этом устройстве одна пренеприятная особенность: если нажать на педаль смыва в одной кабинке, то соседнее очко начинало с некоторой задержкой фонтаниро-вать, точно камчатский гейзер. Забортная водичка, прошедшая через систему охлаждения дизеля и нагретая в ней до рвотной температуры, резко поднималась на полметра, а по-том, медленно опадая, уходила в сливные трубы. Разумеется, справивший нужду, прежде, чем смыть продукты жизнедеятельности за борт, интересовался, нет ли кого в соседней кабинке.
Так делали все, кроме старпома. Григорьевич скрашивал скучные корабельные буд-ни тем, что развлекался, нажимая педаль смыва, заведомо зная о присутствии в соседней кабинке кого-либо из экипажа. Когда потерпевший вскакивал, со спущенными штанами вжимался в угол неимоверно тесной кабинки и начинал орать благим матом, старпом радостно гыгыкал и сваливал вину на пострадавшего: предупреждать надо!     (ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ) 

http://maxpark.com/community/4563/content/1813896  Стриж. ч 3