Фантастический роман "Колыбель Грез". Глава 5.
Глава 5
Экипаж.
Лучи ярко-оранжевого светила с первобытной яростью прорвались сквозь обзорные стекла медицинского кабинета, где всецело хозяйничал доктор медицинских наук Мезин Эдуард Валерьевич. Федор, сидевший на стуле возле огромного окна, невольно залюбовался восходящим солнцем.
Раннее утро пятого февраля выдалось по обыкновению последних дней морозным, но солнечным. Всю неделю сыпал снег, практически не переставая ни на минуту, и теперь многочисленные автоматы обслуживания территории космодрома трудились, не покладая рук (или что у них там было заместо рук), пытаясь избавить гигантские просторы от белоснежного покрова.
Зрелище постепенно поднимавшегося из-за горизонта солнца могло ввести в ступор - так оно было необычно, таинственно и ни на что не похоже. Оно (утреннее солнце) как новый день, как символ пробуждения, сулило людям прелесть и радость жизни, было воплощением победы добра над злом, света над тьмой, и в такие моменты хотелось не думать ни о каких проблемах, просто наслаждаться первобытной мощью, несоизмеримо более могущественной, чем что-либо созданное человеком.
- Что грустишь? – обратился к Федору Мезин, колдовавший над каким-то очередным аппаратом непонятного назначения.
Голос доктора вывел Федора из ступора, заставил того «включиться» в происходящее.
- Ты не спишь уже третьи сутки, - укоризненно произнес Эдуард Валерьевич, - может быть, пора заканчивать экспериментировать?
- Может, - тихо ответил Федор, переводя взгляд с Мезина на рассвет и обратно.
Доктор выпрямился, оторвался на пару секунд от своего увлекательного занятия и взглянул на юношу. Нестеров изменился – это было видно невооруженным глазом. За три недели, что он провел в медицинском секторе космодрома, молодой человек, и так отличавшийся довольно статной фигурой, стал просто вылитым Аполлоном. Мускульный каркас преобразился до неузнаваемости. Федор прибавил целых тридцать килограммов, но, веся теперь за сотню, он чувствовал себя потрясающе. Реакция, скорость, выносливость, концентрация, сила – все было запредельным, недоступным даже очень тренированному человеку. Мезин, вспоминая предыдущий свой опыт работы по данному вопросу, никак не мог припомнить, чтобы модернизация настолько качественно меняла человека. Определенно, если б Нестеров захотел стать военным, КНБ или Министерство Обороны взяло бы его с потрохами.
- И в чем дело?- спросил Мезин.- Отдохни, выспись. Сегодня у тебя начало предстартовой десятидневки. Не забыл, надеюсь?
- Нет. Просто мне и в самом деле не хочется спать. Это не из-за экспериментов. Просто не хочется и все.
Такое случалось. Эдуард Валерьевич был в курсе подобной реакции организма и называл ее естественным допингом или пьянящим эффектом. Психика человека хоть до модернизации, хоть после, оставалась примерно одинаковой и если подстраивалась под новые возможности организма, то плавно, постепенно, и когда человек обретал (причем достаточно резко) новые небывалые возможности, ему казалось, что энергия, кипящая внутри, никогда не закончится. Это проходило со временем. Потом наваливалась усталость, бывали случаи весьма жестокой апатии, поэтому Мезин собирался приглядывать за Федором до полета, а дальше…
А дальше, по идее, этим должен был заниматься главный медик на корабле, в данном конкретном случае очаровательная мисс Фрейм, очень талантливая и весьма красивая девушка, блестящий медик, окончившая с отличием Вашингтонский Университет.
В дверь внезапно постучали. Разумеется, этого не сделал человек, просто автоматика была настроена таким образом, что при приближении гостя к двери, раздавался характерный стук. Практически во всех помещениях стук был заменен на голос, но Мезин отдавал предпочтение именно такому оповещению.
Дверь разъехалась в стороны, и в кабинет вошел всегда одетый с иголочки Петроградский. Эту его особенность всегда и везде выглядеть, как на официальном приеме у президента, Федор уже успел подметить, впрочем, как и особенность всегда и везде всех подозревать. За последние три недели, что Нестеров проводил в компании Мезина, Эдуард Сергеевич наведывался к ним несколько раз, крайне скрупулезно и дотошно изучал материалы по делу Федора, интересовался, как идет процедура модернизации, как чувствует себя испытуемый (при этом слово «испытуемый» из его уст звучало как «подопытный») и требовал докладывать ему незамедлительно, если что-то пойдет не так. Все шло по плану, поэтому лишний раз тревожить Петроградского никто не собирался, тем более зная, что Эдуард Сергеевич, если что, заявится сам и все обо всем узнает.
- Доброе утро всем, дорогие коллеги, - поприветствовал Петроградский Мезина и Федора, пожав им руки. Федор решил немного показать свой характер и сжал руку полковника сильнее, чем обычно.
На лице Эдуарда Сергеевича на мгновение проступила гримаса боли.
- Аккуратней, молодой человек. Мне уже не сорок, далеко не сорок, и я, в отличие от Вас, не обладаю тем потенциалом, который в Вас заложил доктор Мезин, ни так ли Эдуард Валерьевич?
- Именно, - кивнул в ответ доктор.
- Через пару часов все соберутся,- продолжил Петроградский, - так что милости прошу. По директиве экипаж теперь должен быть все время в сборе, жить, так сказать, одной, целой семьей.
- И когда произойдет сие знаменательное событие? – ироничным тоном спросил астронавигатор.
Петроградский посмотрел на него так, словно целился в Федора сквозь оптический прицел.
- Не снимай перса,- ответил он коротко. – Тебе позвонят.
Ждать звонка пришлось целых три часа, во время которых Федор не знал, чем себя занять. Он изучал какие-то материалы по медицинским установкам, стоящим в кабинете Мезина, смотрел в панорамное окно, сквозь которое хорошо просматривались два из шести стартовых полей «Восточного», несколько раз заглядывал в прикладные научные труды по астронавигации и даже занимался различными физическими упражнениями, в основном на ловкость и координацию. Доктор куда-то ушел, не сказав Федору, когда придет, поэтому весь просторный зал кабинета Эдуарда Валерьевича был предоставлен в полное распоряжение Нестерову.
Перс затренькал какую-то веселую мелодию, и спустя пару секунд в воздухе спроецировалось объемное изображение головы Петроградского.
- Готов? – спросил он очень официальным тоном.
- Давно уже,- ответил ему Федор, всем своим видом показывая, как ему осточертело безделье.
- Тогда дуй к ближайшему транспортному узлу, и… мы тебя ждем в секторе для предполетного инструктажа. Дорогу найдешь?
- Уже что, все собрались? – ответил Нестеров вопросом на вопрос.
- Нет, разумеется, но пока ты доберешься, все подтянутся.
- Уже бегу, - бросил на прощание астронавигатор и, не дожидаясь возможного ответа, выключил коммуникатор.
До транспортного узла Федор добрался за пару минут. Пришлось спуститься на первый этаж медицинского сектора и дальше следовать согласно маршрутным указателям, горящим прямо в воздухе, хотя молодому человеку это было ни к чему – космодром он знал хорошо и расположение таких важных объектов как транспортные узлы помнил наизусть.
История «Восточного» начиналась еще в те далекие годы двадцатого века, когда на территории Амурской области был образован космодром «Свободный», предназначенный по замыслу проектировщиков для запуска тяжелых ракетоносителей. После распада СССР «Байконур», способный производить запуски в космос тяжелых ракетоносителей, остался на территории Казахстана, а «Пелесецк» имел гораздо худшие широтные показатели, что ставило на нем как на космодроме для серьезных стартов, фактически, жирный крест. Однако вследствие плохого финансирования и общей неблагоприятной обстановки на территории России конца двадцатого начала двадцать первого веков с площадки «Свободного» было совершено всего пять стартов, после чего с две тысячи седьмого года он практически перестал функционировать.
Территория нового космодрома располагалась недалеко от инфраструктуры «Свободного» и, начиная с лета две тысячи одиннадцатого года, стала активно застраиваться. На территории более восьмидесяти квадратных километров были возведены четыре первоначальных стартовых поля, более трехсот объектов различного назначения, один из крупнейших в мире кислородно-азотный завод, аэропорт и целый город для обслуживающего персонала населением в тридцать пять тысяч человек.
К моменту запуска первого тяжелого ракетоносителя с космонавтами на борту в две тысяча восемнадцатом году, здесь уже были созданы несколько бизнесцентров, базы для подготовки космонавтов и космических туристов, а также сверхсовременный вокзал. В дальнейшем территория «Восточного» лишь разрасталась, инфраструктура становилась все современней, появилось еще одно стартовое поле с испытательным комплексом, которое поначалу использовалось для запуска экспериментальных ракет с принципиально иной силовой установкой.
Начиная с конца пятидесятых годов двадцать первого века, со всех пяти стартовых позиций «Восточного» в космос уходили ракеты уже с ядерной тягой, которые способны были чуть более чем за месяц доставить космонавтов на Марс, а в самом конце девяностых годов космодром обзавелся еще одним стартовым полем, уже шестым по счету. Уже по сложившейся традиции из него сделали сначала испытательную зону для новый перспективных аэро-космических технологий, а после трех успешных тренировочных запусков кораблей на антигравитационной тяге, шестое стартовое поле стало, фактически, основным, поскольку изначально имело при себе всю соответствующую инфраструктуру для размещения и запуска новейших космических кораблей.
В настоящее время старые стартовые позиции переоборудовались под современные стандарты, поскольку корабли класса «Содружество» и выглядели ни как старые ракеты, и при запуске имели свои особенности, ранее нигде не встречавшиеся.
Естественно, что такой огромный комплекс, в котором на момент описываемых событий работало и проживало порядка пятидесяти тысяч человек, должен был иметь средства, позволявшие людям в случае чего в минимальные сроки попасть из одного конца космодрома в другой и при этом не помешать чье-нибудь работе. Об этом начали задумываться еще в конце восьмидесятых годов прошлого века, когда стало понятно, что необходимо строить еще одно стартовое поле. Проект внутренней транспортной сети разрабатывали около двух лет, после чего без лишних колебаний утвердили и за полтора года претворили в жизнь. Новейшие строительные технологии позволяли сократить сроки строительства, не понизив при этом качества, поэтому не стоит удивляться тому, что в начале девяностых «Восточный» обзавелся настоящей сетью транспортных узлов и тоннелей, по которым перемещались так называемые «двойки» или «десятки». «Двойками» здесь называли маленькие вагончики эллиптической формы, которые, соответственно, могли принять одного или двух пассажиров. Такие вагончики сверху и снизу имели две магнитные шины, благодаря которым и перемещались в круглых подземных тоннелях по аналогии с большими маглевами.
Транспортные узлы – специальные терминалы-станции с четырьмя, шестью или восемью входами-выходами – устанавливались на всех важных объектах космодрома. Тот, что имелся на нижнем горизонте медицинского сектора, имел шесть выходов.
Спустившись в просторное помещение на скоростном лифте, Федор подошел к одному из тоннелей и набрал на терминале управления код вызова. Для предотвращения всякой террористической деятельности в свое время на «Восточном» был принят ряд решений, не позволявший незарегистрированным в центральной базе данных людям пользоваться транспортной сетью. Когда человек попадал на космодром, его регистрировали, выдавали персональный код допуска, который он обязан был вводить в терминал вызова всякий раз, когда собирался отправиться из какой-нибудь точки «А» в точку «Б». Правда умная автоматика имела и дополнительные средства защиты от сторонних пассажиров. Все терминалы вызова были снабжены встроенным ДНК-сканером, которые мгновенно проводил соответствующую экспертизу, делал запрос в центральной базе данных о регистрации того или иного гражданина и разрешал (как исключение запрещал) тому двигаться дальше.
Едва Федор ввел свой код, как из тоннеля показалось серебристого цвета яйцо с белой полосой по периметру. Такая оперативность всей транспортной системы, обслуживающей свыше пятидесяти тысяч человек, объяснялась просто. Как только человек на каком-нибудь транспортом узле подавал сигнал о вызове вагончика, компьютер проверял наличие уже занятых «двоек» или
«десяток», конечным пунктом маршрута которых был именно тот узел, с которого поступал запрос. Если время в пути до финиша этих занятых вагончиков не превышало одной минуты, то на терминале вызова загорался сигнал «ждите». Если же таковых вагончиков в наличие не находилось, то каждый транспортный узел имел специальный док, поделенный на две части, где все время были свободными несколько «двоек» или «десяток».
В транспортный узел спустились еще человек пятнадцать. Один из них подошел к Федору, приветливо улыбнулся.
- Доброе утро, - обратился он к Нестерову, - Вам куда?
- Мне в шестую стартовую, сектор предполетного инструктажа, - ответил Федор.
Глаза незнакомца выразили крайнюю степень заинтересованности.
- О, - воскликнул он, - Вы должно быть из экипажа «Содружества»?
Федор впервые удивился тому, что его не узнали, хотя после трех недель физиологической терапии с доктором Мезиным это было не удивительно.
- Точно, так, - ответил Нестеров.
- Эм… кажется, припоминаю. Вы же стажер. Нестеров, так ведь?
- Он самый,- кивнул астронавигатор. – Узнали?
- Честно сказать, не сразу, - смутился незнакомец.
- Это неудивительно, - улыбнулся в ответ Нестеров. – Так Вам по пути?
- К сожалению, нет. Мне немного в другую сторону.
- Тогда счастливо.
Распрощавшись с незнакомцем, Федор забрался в вагончик и выбрал, используя внутренний терминал управления, конечный пункт своего пути. «Двойка» плавно дала старт, набрала весьма приличную скорость, и уже через три минуты молодой человек был на месте.
Сектор предполетного инструктажа помимо самого зала инструктажа имел собственную зону отдыха и здоровья, отдельные каюты для каждого члена экипажа, свою столовую и, вообще, был полностью автономен. Можно было сказать, что это был самостоятельный комплекс внутри космодрома. Точнее, таких комплексов насчитывалось целых шесть, по числу стартовых полей.
Высадившись из «двойки», Федор направился к лифту, который должен был доставить его из транспортного узла на первый горизонт сектора. Кабину лифта ждал еще один человек, показавшийся Нестерову смутно знакомым. Кажется, за эти три недели, пока он проходил процедуры у доктора Мезина, ему как-то доводилось мельком видеть этого человека.
Стараясь не потревожить незнакомца, Федор стал украдкой его разглядывать. Высокий, широки, очень крепкий, с суровым, твердым, волевым лицом, он отчего-то напомнил Нестерову сконцентрированный комок силы, сжатый до предела. Этот человек был несчастлив, причем несчастлив всю свою жизнь и, кроме того, ему пришлось пройти через что-то такое, что вполне могло поломать ни одну сотню, а то и ни одну тысячу жизней.
Незнакомец словно почувствовал, что за ним наблюдают, криво усмехнулся и, вдруг, неожиданно протянул Федору руку. Нестеров некоторое время колебался, но все же ответил на рукопожатие и чуть не обалдел – человек обладал чудовищной силой, недоступной человеку, если только…
- А, - подмигнул незнакомец Федору, не отнимая своей руки, - коллега значит. Давно с конвейера?
Нестеров пару секунд не мог понять, о каком конвейере идет речь, но потом все же сообразил, что под ним незнакомец понимал процедуру физиологической модернизации, и честно ответил.
- Еще вчера «доделывали», а так три недели. Здесь, на «Восточном».
- Понятно, - усмехнулся человек.- И как ощущения? Голову еще не снесло от эйфории?
В его словах за шутливым тоном нет-нет да и проскальзывал метал. Похоже, незнакомец в свое время так же без удовольствия пошел на эту процедуру. А, возможно, ему попросту приказали.
- Пока держится, - ответил Нестеров.
Лифт вынес их на первый этаж сектора.
В холе людей не было совершенно, поэтому звуки разлетались по высокому, достаточно объемному помещению с необыкновенной легкостью. В центре журчал фонтан, подсвечиваемый двумя слабыми лазерами. Вокруг него по раскручивающейся спирали вверх уходила лестница. Нестеров и незнакомец проследовали по ней на третий горизонт, где располагался зал для брифингов экипажей.
- Максим, - вдруг произнес незнакомец, до того несколько минут молчавший.
- Что? – не понял Федор.
- Я говорю, зовут меня Максим. Можно Максим Павлович, но для тебя Максим.
- А, - протянул Нестеров, теперь уже первым протягивая руку, - Федор. Федор Нестеров, астронавигатор на корабле.
Соболев, а это был именно он, состроил одобрительную физиономию.
- Даже так? Надеюсь, ты хорошо разбираешься в этом вопросе, а то не хотелось бы на нашей посудине залететь куда-нибудь в непредставимые дали.
- Это при всем желании не получится,- успокоил его Федор.
- Почему?
«Интересно, - украдкой подумал про себя Нестеров, - какую роль этот человек играет в экипаже? О самом корабле он, видимо, знает мало, коль задает такие вопросы. Хотя, Петроградский же говорил, что еще один человек, способный использовать костюм на полный потенциал, – это начальник службы безопасности корабля. Возможно, это он и есть».
Вслух же Федор ответил следующее:
- «Содружество» хоть и новейший корабль с полевым двигателем или как модно сейчас говорить с антигравитационной силовой установкой, однако он не способен доставить нас за разумные сроки даже до ближайшей звезды, так что зашвырнуть экипаж в дали дальние, как Вы выразились, у него вряд ли получится.
Соболев пожал плечами, совершенно равнодушно, как показалось Федору, будто его мог устроить вообще любой ответ.
- Ну,- решился на вопрос Нестеров, - а Вы чем будете заниматься в экспедиции?
Максим горько усмехнулся. Федору на мгновение показалось, что по всему телу Соболева внезапно прошла судорога, словно тот на какой-то момент напряг и распустил сразу все мускулы.
- Да я, как бы это лучше сказать, - замялся с ответом Максим,- в общем, пока даже не знаю кем. У меня очень расплывчатая обязанность.
- Максим Павлович,- раздался знакомый голос за спиной, - у нас глава сектора безопасности. Ему бы, конечно, не мешало изучить корабль, но, прежде всего, ему необходимо изучить людей.
Нестеров и Соболев обернулись. К ним подходили двое: Петроградский, улыбающийся и довольный собой, а также командир корабля, старший брат Федора, Владимир.
Они обменялись рукопожатиями, при этом Федор поймал уважительный взгляд со стороны своего брата.
- Не разнеси все на моем корабле, - в шутку сказал Владимир, обнимая брата.
- Вижу, - продолжил Петроградский, - вы оба уже познакомились?
- Немного, – в унисон ответили Федор и Максим.
- Поразительная слаженность, - засмеялся Эдуард Сергеевич, - то, что нужно для успешного выполнения нашей миссии.
Федору показалось, что на деле командиром экспедиции является все же не его брат, а именно Эдуард Сергеевич, но он оставил свои мысли при себе, решив при случае пристальней понаблюдать за Петроградским.
- Пойдемте же, друзья, - скомандовал полковник, - наверняка нас уже ждут.
- Если не весь экипаж, то научная группа уж точно, - вторил ему Владимир.
Их предсказания практически сбылись. Научная группа, на которую в предстоящей миссии возлагалась основная задача по изучению физики космоса, была собрана в полном составе и с нетерпением ждала начала заседания. Кроме этих специалистов в зале брифинга присутствовали Карл Вильгельм Штайнер и…
Федору стоило большого труда, чтобы у всех на глазах не расплыться в радостной улыбке и выглядеть более-менее солидно. Рядом с борт-инженером сидел и во всю что-то с ним обсуждал, при этом азартно жестикулируя, давний знакомый Нестерова по академии, швед по национальности Магнус Ларсон. Увидев Федора, белокурый крепыш застыл в нелепой позе с недосказанными словами на устах и, судя по всему, долго не мог поверить в то, что видит перед собой того самого Федора, с которым его связывала куча приятных воспоминаний с первых трех курсов академии.
- Елки зеленые,- на чистейшем русском произнес Магнус, вставая с места и протягивая Федору руку, - вот это встреча!
Молодые люди обнялись, при рукопожатии Федор изо всех сил старался не сделать шведу больно, но тот все же поучаствовал силу Нестерова-младшего и задал вопрос:
- Силен ты, однако. Подскажи, где б тоже так подкачаться можно было?
- Я тебя познакомлю с одним медиком, он прямо тут, на космодроме свои исследования проводит, - отшутился Федор. – Помогает всем желающим.
Федор сел рядом с Ларсоном и Штайнером. Петроградский отправился куда-то на последний ряд, а Максим присел вместе с научной группой.
- Сколько ж мы не виделись? - полушепотом спросил Магнус у Федора, стараясь не мешать старшему Нестерову, который занял свое положенное место возле голографического проектора и готовился произнести пламенную речь перед аудиторией. – Года четыре, кажется?
- Да, приблизительно столько,- ответил Федор, спешно прокручивая в голове воспоминания с первых трех курсов.
Они познакомились случайно на лекции по общей физике, и сразу нашли между собой общий язык. Оба были внешне чем-то похожи, но если швед был голубоглазым блондином от рождения, то Нестеров только в летние годы и то благодаря загару, который осветлял его волосы и превращал серо-голубые глаза в просто голубые. Пообщавшись минут десять после лекции, молодые люди поняли, что имеют море схожи взглядов на жизнь, на космонавтику, на развитие цивилизации и даже политику. Кроме того, оба, оказывается, увлекались голографической фотографией и рисованием пейзажей, снимали на камеры удивительные виды Земли, и в скором времени Ларсон и Федор начали обмениваться снимками и прикидывать совместные походы по разным интересным местам планеты.
Кроме того, молодые люди не просто так оказались в стенах академии, поскольку искренне желали когда-нибудь отправиться в космос, и бывало, что оба во время лекций зачастую не слушали преподавателя, а выдумывали, рассказывали друг другу всякие разные фантастические истории и небылицы о грядущих космических путешествиях.
Пришлось друзьям пару раз стоять и за честь друг друга. Ларсон, несмотря на свою нордическую природу, был довольно веселым, азартным, подвижным и, можно даже сказать, горячим юношей. Он нравился многим девушкам на курсе, коих в академии тоже было довольно много. И вот как-то раз именно на почве женской ревности Магнусу едва не влетело. История сия была довольно распространенной. Девушка, довольно яркой внешности, украинка, не просто общалась со шведом, а, как ей казалось, именно что встречалась с парнем. Ларсон, естественно, не чувствовал к ней ничего больше обыкновенной симпатии и, когда встретил первую (во всяком случае он сам так утверждал) свою любовь, его резко возненавидели. Пару знакомых, а также старший брат хохлушки попытались по-мужски поговорить со шведом, объяснить ему, как не хорошо запудривать юным влюбчивым барышням мозги, а поскольку на все разумные заявления Магнуса о том, что он не в чем не виноват, в ответ слышалась лишь отборная ругань, то разговор скоро перерос в драку. Швед, конечно, был парнем довольно рослым и крупным, но сдюжить против трех тоже достаточно немаленьких парней он, естественно, не мог, и вот тут ему на помощь пришел Нестеров. Вдвоем им удалось вразумить горячих заступников «обманутой» девушки и достойно выйти из опасной ситуации.
Однако после третьего курса их пути внезапно разошлись. Ларсон ни с того ни с сего увлекся кибернетикой, стал усиленно изучать системы искусственного интеллекта и на космос обращал внимание все меньше и меньше. Потом Федор и вовсе обнаружил, что швед неожиданно перестал появляться в стенах академии, а все попытки дозвониться до него или узнать о его местонахождении не увенчались успехом. Только через несколько месяцев после внезапного исчезновения Ларсона Нестерову удалось разузнать о шведе кое-какую информацию, используя связи отца. Швед перебрался в США, поступил там в Массачусетский Технологический Институт и вплотную занялся всем, что было хоть как-то связано с «кремниевыми мозгами».
Федор долгое время не мог понять, почему швед пропал и даже не предупредил своего друга, поэтому сейчас этот вопрос стоял перед Нестеровым особо остро, и ответить на него мог только Ларсон.
- Что с тобой случилось, Магнус? - обратился он к давешнему другу, еще не до конца веря, что перед ним тот самый Ларсон. -Куда ты так внезапно исчез? Почему не сообщил мне?
Швед грустно, тяжело вздохнул. Все его лицо в один момент выразило непереносимую тягу от подобного радикального поступка.
- Я не мог иначе.… Понимаешь, я, как и ты, мечтал о космосе, мечтал о полетах. Я хотел… очень хотел стать космонавтом. Это была мечта с детства. Но я ведь тоже человек. Я, в отличие от машины, способен чувствовать, сопереживать и…, в том числе, увлекаться чем-то.
- Кибернетика? – спросил Федор, прекрасно зная ответ на заданный вопрос.
- Да, - кивнул Мгнусон, - она самая. Она заразила меня, едва я увидел алгоритм работы искусственного мозга. Один не совсем нормальный, как мне показалось, студент в США выложил в сеть свою дипломную работу. Он, представь себе, даже наплевал на местные законы, чтобы рассказать всему миру о том, что он создал, а ведь это очень много, Федор. Ты же знаешь, как американцы чтят свои законы?
- Догадываюсь, - ответил Нестеров.
- Вот-вот, а он выложил, и когда я проникся тем, что он создал, я был в шоке. Он заразил меня, даже не так…, он сразил меня наповал, и в моем сердце космос потеснился системами ИИ. Нет, он отнюдь не вытеснился полностью, однако не имел теперь для меня такого главенствующего значения, какое имел раньше.
- Но ты мог мне сообщить о том, что перебираешься в штаты? – немного резко спросил Федор.
- Мог, естественно, и, как мне сейчас кажется, должен был. Однако тогда…, понимаешь, я решил воплотить в жизнь хотя бы одну из своих задумок. Честно признаться, я не очень-то и верил, что мне удастся стать космонавтом, не знаю почему, но не верил. А вот создавать ядра ИИ, заниматься вопросами искусственного разума, я точно мог. Я был уверен в том, что именно это у меня получится. И, как видишь, получилось.
- Да, я вижу, что получилось, - ответил Федор, - но я вижу, что у тебя получилось и другое. Ты все же летишь. И… у тебя никуда не делась эта, бесящая меня порой, привычка не отвечать на вопросы.
Друзья весело засмеялись, привлекая к себе постороннее внимание.
- Если б я позвонил тебе, я бы не порвал с прошлым, а это для меня тогда было опасно. Я мог бы купиться на возможные твои слова, уговоры и прочее, поддаться слабости и вернуться назад. А у меня появился реальный шанс стать отличным инженером-кибертехником, меня приняли в МТИ на третий курс и только по результатам собеседования, представляешь? Я даже экзамены не сдавал. Поэтому я оставил свою прошлую жизнь. Только не думай, что я о тебе забыл. Я сам для себя решил, что когда добьюсь всего, чего пожелал, и когда ты сделаешь то же самое, а я в этом ничуточки не сомневался, то мы снова увидимся, и нам будет о чем друг другу рассказать.
- Это точно,- вторил ему Федор,- но, как видно, твои планы слегка подкорректировались. Как ты попал в программу «Содружества»?
Глаза шведа загорелись неудержимым огнем, будто внутри него разом зажгли несколько ламп.
- Это самое замечательное и невероятное, что со мной приключилось во время учебы в штатах. Знаешь, оглядываясь назад, я вдруг понимаю, что меня словно ангел хранитель вел, который решил исполнить все мои мечты. Когда он понял, что в космос мне не полететь, а если и полететь, то не сразу после окончания академии, он дал мне другую мечту и сделал так, чтобы я добился ее, а потом…
Магнус говорил с такой страстью, с такой жаждой, что Нестеров ему невольно позавидовал. Этот человек был по-настоящему счастлив. Он еще никуда не полетел, он еще был молод, силен и полон сил, и он для себя уже всего добился. Ларсон не стремился больше ни к чему, он лишь наслаждался, истинно наслаждался тем, что у него уже есть.
- Узнав, что я также учился в воздушно-космической академии в России,- продолжал швед, - мне предложили, ты не поверишь, совместить оба этих занятия. Сначала я не понял, каким образом можно было совместить космос и системы ИИ, но когда мне предложили поработать с такими видными учеными как Джордж Хиршель, Наото Ичиро, Платон Лебедев, Виктор Эрсберг…, ты о них слышал что-нибудь?
Федор машинально махнул головой из стороны в сторону, хотя фамилии японца и Эрсберга были ему смутно знакомы.
- Вот, сразу видно, что ты не техник, а астронавигатор. Карл вот прекрасно знает, кто это такие.
- И кто же они?
- Они создали ядро-интеллект, который установлен на «Содружестве», но еще до этого момента мне предложили с ними вместе подстроить только что созданное ядро, так сказать родить интеллект на свет.
- И что ты?
- А что я, - развел швед руки в стороны от удивления, - разумеется, согласился, что же еще. О том, что меня, без моего ведома, прошу заметить, включили в состав экипажа первой миссии, я узнал лишь после того, как закончил работу. Я работал день и ночь, даже мои коллеги удивлялись этому, но ИИ «Содружества» - это что-то, это…
- Я тебе верю, Магнус, - перебил Федор Ларсона.- Значит, тебя взяли на корабль из-за того, что ты в случае чего сможешь устранить неполадки в мозгах нашего корабля?
- Совершенно верно, - ответил Ларсон довольным тоном. – Именно из-за этого. Дело в том, что старички-создатели ИИ уже никуда не полетят, им тяжело, медицинское освидетельствование они не пройдут, и к полету их никто не допустит, а я, как видишь, молод, подготовлен, более-менее, конечно, и разбираюсь во всех тонкостях своего вопроса.
- Хвастун ты, однако, - вклинился в разговор, молчавший до этого Карл.
- Не без этого, - напыщенно улыбнулся Ларсон.
Федор с удивлением взглянул на Штайнера. На вид тому было лет тридцать пять, ну, сорок от силы. Среднего роста, в меру крупный, в меру худощавый, в общем, среднего телосложения, тот мог выделиться в толпе не совсем характерной для начала двадцать второго века прической, точнее, практически ее отсутствием. У Штайнера почти вся голова была лысая, кое-где на макушке торчали редкие волосы, и лишь сзади и с боков немец имел русые волосы средней длины, за которыми, судя по всему, не так часто ухаживал. Оставалось только гадать, почему в век прогрессивной медицины Карл не удосужился сделать себе нормальные свои волосы, ведь с ними он был бы куда как хорош собой. Голубые, пронзительно-голубые глаза, даже скорее лазурные, лицо уверенного в себе человека, правильное, по-мужски красивое, волевое – все это делало Штайнера весьма привлекательным в глазах противоположного пола и могло свидетельствовать о незаурядном характере немца, если бы ни, опять же, чудеса с головой профессора.
Но на этом удивительные вещи с Карлом Вильгельмом Штайнером не заканчивались. Мало того, что этот человек по каким-то параметрам не мог пройти тест Кромбахера (кстати, не из-за них ли он и не воспользовался услугами косметической медицины), так он еще очень четко и правильно говорил по-русски. Акцента, во всяком случае, Федор так и не заметил, о чем тут же не преминул спросить у самого Штайнера:
- А у вас хорошо поставленная русская речь. Учились у нас?
- Да, - с гордостью ответил Карл,- Московский Инженерно-физический институт, кафедра ФЭЧ.
- Физика элементарных частиц?
- Она самая. Поэтому я неплохо разбираюсь в проблемах квантования среды и единого электромагнитного поля. Меня, как и Магнуса…
Штайнер хотел было продолжить рассказывать о себе, но в этот момент дверь зала брифингов распахнулась и явила собравшимся знойной красоты девушку. Та с характерным саркастическим прищуром оглядела аудитории, мило улыбнулась Владимиру Петровичу, терпеливо ожидавшему ее, чтобы начать свою речь, и грациозной походкой знающей себе цену женщины прошествовала на первый ряд. Села прямо перед Нестеровым-младшим, небрежно поправила длинные до середины спины, густые, черные волосы и приготовилась наивнимательнейшим образом слушать своего командира.
- Теперь я понимаю, почему раньше считалось, что женщины на корабле - это к беде, - шепотом сказал Карл.
Федор и Магнус шутку оценили, по задним рядам прошел одобрительный смешок.
- Начнем, пожалуй? – дал о себе знать Владимир Петрович.
Он несколько раз кашлянул в кулак, прочистил горло и враз сделался каким-то донельзя официальным и как будто бы даже жестоким на вид.
- Уважаемые коллеги, - начал он, по всей видимости, издалека, - мне выпала честь сегодня находиться перед лицами героев, чему я несказанно рад. Почему героев, спросите вы? Потому что всем нам в скором времени предстоит совершить небывалое, ступить туда, куда не ступала еще нога человека.
- Интересно, он сам писал слова? – спросил Федора Магнус.
- Без понятия, - ответил ему Нестеров-младший.
- Нас всех, - продолжал тем временем Владимир, - тщательнейшим образом отбирали для этой миссии. У каждого из вас на корабле будет своя должность, свои обязанности, свои заботы. Мне бы не хотелось вам напоминать, доверяя вашему профессионализму, что экипаж – это механизм, это система со своими своеобразными параметрами, и от того, насколько хорошо каждый из вас будет выполнять свою работу, будет зависеть, как наш механизм будет работать в целом. Мне бы очень не хотелось, чтобы он заржавел и перестал функционировать, едва перескочив орбиту Марса. Мало того, что на нас смотрит все человечество, мало того, что мы с вами уже попали в историю, так у нас еще есть куча всего, что мы должны совершить во время нашей миссии. Впервые люди увидят, впервые получат достоверные данные о таких далеких, на первый взгляд, уголках космоса и нашей Солнечной системы как Гелиопауза и облако Оорта. И все это станет возможным благодаря нашей научной группе, дорогие друзья. Думаю, пришло время познакомиться поближе, поскольку в ближайшее время мы все должны стать одной большой дружной семьей.
Задние ряды оживились. Несколько человек активно закивали, раздался нестройный ряд одобрительных восклицаний.
- Прежде всего, хочу представить главу научной группы, ведущего специалиста по физике космоса, академика РАН и профессора Йельского университета Михаила Петровича Карамзина.
С последнего ряда поднялся высокий пожилой человек с совершенно седыми волосами, аккуратно уложенными и зачесанными назад. Лицо его обрамляла аккуратная стильная бородка, тщательно ухоженная и идеально симметричная, глаза сверкали неудержимым огнем познания, мудростью, внутренней силой и некоей толикой снисходительности к окружающим. Единожды взглянув на него, можно было однозначно сказать, что это был достаточно властный, очень умный и аккуратный человек. Весь образ профессора выдавал в нем человека исключительной четкости и педантичности во всем. Это был аккуратист, каких мало, как сказал бы про него отец, Петр Ильич Нестеров, и Федор Петрович на сто процентов согласился бы с ним. Михаил Петрович Карамзин был одет в серебристого цвета брюки, идеально подогнанные под его рост и комплекцию, такого же цвета рубашку, сидевшую на нем исключительно и неповторимо, и выглядел так, словно собирался ни в космос на несколько месяцев, а, по меньшей мере, на прием к королю Великобритании или на церемонию вручения Нобелевской премии. Такие люди как Карамзин обладали как внешним, так и внутренним порядком, поэтому не было ничего удивительного, что именно Михаил Петрович занял в экспедиции сей высокий и ответственный пост.
Карамзин раскланялся всем направо и налево, вышел к Владимиру, пожал ему руку, излучая при этом дружелюбность и поистине голливудскую улыбку.
- Благодарю за столь лестный отзыв, капитан. Надеюсь, не подвести Вас по части своих обязанностей, - неожиданно дребезжащим и не очень приятным голосом произнес академик, что, впрочем, ни в коей мере не смогло убить в целом достаточно положительное впечатление Федора об этом человеке.
- Тогда прошу Вас представить Ваш научный коллектив, Михаил Петрович. - Владимир обвел глазами людей на задних рядах. – Вы то друг друга, как ни как, знаете, а вот остальным членам экипажа будет интересно.
- Конечно-конечно, - с охотой закивал академик.
Ларсон слегка наклонился и шепнул Федору на ухо:
- Мог себе представить, чтобы лет пятьдесят назад на Марс полетел такой старикан? Да его бы…
- С чего ты взял, что он уж настолько пожилой?
- Я ни с чего не взял. Выглядит он вполне себе нормально, но для полетов в космос по прошлым принципам явно не пригоден.
Тем временем, Карамзин занял место Владимира Нестерова, слегка отошедшего на задний план, и, одарив всех своим внимательным взглядом, начал:
- Наша миссия, как уже говорил многоуважаемый господин капитан Нестеров, очень важна для человечества. Нет, мы с вами, конечно, не будем высаживаться на какую-нибудь планету, однако и нам будет, чем заняться. Я позволил себе собрать, не побоюсь этого слова, мощную команду астрофизиков аж из трех ведущих мировых институтов. Профессор Джеймс Скот из Вашингтонского университета, профессор Кристоф Баум из Калифорнийского университета и профессор Виктор Лодзинский из Кембриджа.
С последнего ряда встали три человек. Один из них с ежиком черных волос улыбнулся как-то натянуто, словно сделал остальным одолжение, и Федор сразу почувствовал к нему антипатию. Двое других астрофизиков из команды Карамзина ему понравились. Оба были небольшого росточка, сухенькие, подтянутые, с внимательными, живыми глазами, смотрящими на мир по-доброму и с поистине детским любопытством. Настоящие исследователи, всегда и во всем старавшиеся найти какую-нибудь тайну, загадку и непременно познать ее.
- Господин Баум, - указал Карамзин на человека с черными короткими волосами, - один из ведущих специалистов по физике Солнца, профессора Скот и Лодзинский, напротив, предпочитают изучать межзвездную среду. Будет интересно наблюдать за тем, как область исследования одних взаимодействует с областью исследований других в реальности, не в лаборатории, ведь благодаря нашему чудо-кораблю, мы сможем побывать там, где сфера влияния родной для всего человечества звезды фактически заканчивается.
Троица профессоров, постояв еще какое-то время, уселась на свои места, и академик Карамзин продолжил.
- Учитывая требования и пожелания научного сообщества к данной миссии, мне также удалось привлечь к полету двух ученых-ядерщиков, ведущих специалистов Европейского центра ядерных исследований, профессора Шарля Пере и профессора Антонио Спецци. На них возложена обязанность изучения всего, что связано с микромиром, ядерными исследованиями и особо близких мне тем, таких как изучение единого электромагнитного поля пространства, а также квантованности среды.
С предпоследнего ряда поднялись немолодой уже итальянец, лысоватый, с черными аккуратными усами, весьма приятный внешне, оглядевший аудиторию каким-то грустным, Федору даже показалось, обреченным взглядом, и молодой, лет тридцати от силы, француз, пристально глядящий лишь в сторону одного человека – красавицы Каролины Фрейм.
- О, да у нас тут любовная история назревает, - поддел Федора Магнус, прекрасно поняв заинтересованность Шарля в скорейшем знакомстве с медиком корабля.
- С чего ты взял? - сухо спросил Нестеров, неприятно удивляясь тому, что этот слегка нагловатый взгляд француза пробудил в нем слабые нотки ревности.
Видимо, это же заметил и Ларсон, моментально поддев Нестерова еще раз:
- Ух ты, да у нас уже не просто любовная история наклевывается, а целый любовный треугольник.
- Иди ты, - чуть громче чем следовало огрызнулся Федор.
- Да мне то что,- не успокаивался Ларсон,- смотри, главное не окажись тупым углом.
Нестеров мгновенно скорчил физиономию пострашнее, что, по его мнению, должно было быстро усмирить ни в меру разговорчивого шведа, однако это его лишь больше развеселило.
- Насколько я знаю, среди экипажа, - продолжил тем временем Карамзин, - есть свой штатный психолог. Так вот, в моей группе так же имеется доктор психологии, кроме того, профессор медицины, между прочим, академик сразу двух академий наук, РАЕН и академии медицины, поправьте меня, Афанасий Лазаревич, если я ошибаюсь…
С предпоследнего ряда чуть приподнялся немолодой уже человек, несколько раз кивнул головой, пристально смотря Карамзину прямо в глаза.
- Все так, уважаемый Михаил Петрович, все так.
- Ну, и славненько. И так, прошу любить и жаловать, специалист по ксенопсихологии Афанасий Лазаревич Смирнов.
Афанасию Лазаревичу пришлось встать в полный рост, который, по субъективный оценкам Федора, приближался к двум метрам.
- Я не ослышался, – спросил шепотом Штайнер у Ларсона, - ксенопсихолог?
- Да вроде, - ответил тому швед, сам недоумевая над специализацией Смирнова.
- И зачем он нам? – не унимался немец. – Психология да еще с приставкой ксено, это же с…
- Именно! Маленькие зеленые человечки,- с сарказмом ответил Магнус.
Афанасий Лазаревич был широкоплеч, габаритен, имел вес наверняка за сотню килограмм и напоминал собой больше монумент герою-освободителю, нежели живого человека ученого. Скала, одним словом.
- Я надеюсь, что и ваше ремесло, уважаемый Афанасий Лазаревич, пригодится нам во время этого продолжительного космоплавания.
Смирнов сел, точнее плюхнулся, не особо заботясь о сохранности стула.
- И в заключении, - продолжил академик Карамзин,- еще три члена моей группы, чье включение в команду экипажа позволит нам, с моей точки зрения, охватить самый широкий спектр научных вопросов во время экспедиции «Содружества». Прошу любить и жаловать доктора физико-математических наук, профессора Пекинского университета, специалиста в области материаловедения Ли Вей Йена, профессора Московского государственного университета, академика Российской академии медицинских наук, специалиста сразу в нескольких областях, таких как экзопланетология, экзобиология и ксенобиология, Григоряна Михаила Суреновича, а также ведущего специалиста на всей Земле в области лингвистики и археологии профессора Токийского университета Коджи Миками.
- Ну, и зачем нам нужна эта развеселая компания? - тихо спросил Ларсон у Федора, который мог задать шведу точно такой же вопрос.
Нестеров украдкой оглядел зал, обращая особое внимание на своего старшего брата и на полковника Петроградского. Оба они излучали спокойствие и умиротворение, из чего можно было сделать вывод, что, по крайней мере, для них назначение в экипаж таких сомнительных фигур было не новостью. Остальные, судя по лицам, вполне разделяли сомнения Федора и Ларсона в целесообразности включения только что перечисленных академиком Карамзиным персон в состав миссии «Содружества».
- Без понятия, - покачал головой Федор из стороны в сторону. – Может быть, на то были свои причины?
- Если размышлять логически, - влез в диалог Штайнер, - лингвисты, экзобиологии и прочие товарищи с приставкой ксено, нам не понадобятся. Мы же не планируем полет к Альфе Центавра?
Федор и Магнус благоразумно промолчали.
- Или планируем? – вконец запутавшись, спросил Карл.
- Да откуда я знаю, - ответил ему Федор.
- Мальчики, успокойтесь, - сказала Каролина, неожиданно повернувшись к ребятам и продемонстрировав весьма неплохое знание русского языка. – Какая разница, зачем они здесь, ни вы, ни я не сможем выкинуть их с корабля. Чем нас больше, тем веселее будет.
Она улыбнулась невероятной, неземной улыбкой и отвернулась. Троица переглянулась между собой, не произнеся при этом ни слова.
Тем временем представленные Михаилом Петровичем экзобиолог, материаловед и лингвист поднялись со своих стульев, раскланялись на все четыре стороны и вновь уселись на собственные места. Академик Карамзин повернулся к Владимиру Нестерову, кашлянул в кулак.
- Владимир Петрович, вот собственно и все. Больше у меня никого нет.
Владимир мило улыбнулся, пожал руку академику и ответил:
- Думаю, этого вполне достаточно.
Командир миссии «Содружества» говорил еще порядка получаса, после чего формальное знакомство было прекращено, и экипаж на некоторое время остался предоставлен сам себе. Владимир подозвал Федора, кивнул на дверь в коридор, и астронавигатор понял, что брат хочет поговорить с ним без свидетелей.
Когда оба оказались наедине, Владимир спросил:
- Как тебе члены экипажа? Кого выделишь? Кто понравился? Кто не очень.
Федор с задумчивым лицом прокрутил в голове впечатления о только что увиденных им людях, с которыми предстояло делить палубы корабля.
- Знаешь, - сказал он, наконец,- мне кажется, что экипаж подобрался вполне себе ничего, во всяком случае, переубивать до конца миссии мы себя вряд ли успеем. Есть, конечно, те, кто мне не очень понравился…
- Например, - насторожился Владимир.
- Ну, например, Шарль Пере. Он мне показался немного заносчивым. К тому же…
- К тому же он рискует отбить у тебя красивую девушку, - улыбнулся Нестеров-старший.
- И ты туда же?! – вспылил Федор.- Да причем тут Каролина…
- Ладно, успокойся, и пошутить уже нельзя. Кстати такая твоя реакция как раз указывает на то, что тебе эта милая докторша очень даже симпатична.
Федор надулся, скорее даже от того, что его так легко раскусили.
- И что теперь, надеюсь, ты мне не запретишь заниматься хотя бы иногда личными делами?
- Нет, конечно, - ответил Владимир, хлопнув младшего брата по плечу. – Каждый человек волен поступать так, как велит ему сердце, главное в погоне за счастьем не перестать быть человеком.
- Можешь в этом не сомневаться,- заверил его Федор.
- И не сомневаюсь. Ответь мне лучше, кто тебе понравился больше всего.
Федор думал не долго.
- Из научных – глава группы, академик Карамзин. А из экипажа практически все. В особенности Ларсон, Штайнер, Соболев и Чандра.
Чандра Суреш, индус по национальности, был пилотом в миссии «Содружества», поэтому от того, насколь хорошо он ладил с астронавигатором, зависело будущее всей экспедиции.
Здесь уместно сделать следующее замечание. В век высоких технологий двадцать второго столетия по большей части всеми технологическими процессами заправляли компьютеры. Искусственный интеллект корабля был рассчитан на то, чтобы в автоматическом режиме отслеживать собственные координаты в пространстве, прокладывать курс и двигаться по заложенной заранее программе. Однако люди с навыками пилота или астронавигатора должны были находиться в составе экипажа, так как умная автоматика могла в самый неожиданный момент отказаться повиноваться, и в этом случае всеми системами обязаны были управляться вручную. Разумеется, такой грандиозный проект, как межпланетный корабль «Содружество», обладал великолепным (по стандартам начала двадцать второго века) запасом прочности, имел двойное, а то и тройное резервирование особо важных систем и технологических узлов, и все же ничто не было застраховано от поломки и неисправности. Технология еще не дошла до того своего уровня, когда отказы в работе того или иного оборудования могли, фактически, свестись к нулю за счет практически вечного ресурса использования.
К беседующим братьям подошел Петроградский.
- Знаете, Эдуард Сергеевич, - первым обратился к нему Федор, - а Вы порядочная свинья.
- И с чего вдруг? – опешил полковник.
- А с того, что Вы меня обманули.
- Когда это было?
- Вспомните, как Вы меня всеми правдами и неправдами пытались затащить на эту Вашу процедуру модернизации, говорили, что кроме меня больше некому…. А, меж тем, в экипаже еще, по крайней мере, двое смогли бы спокойно использовать этот Ваш костюм. Что на это ответите?
Разумеется, все претензии и кажущийся грубый тон Нестерова были наигранными вещами, но если он думал, что таким своим поведением поставит Эдуарда Сергеевича в тупик, то Федор ошибся.
- Отвечу, что Шарль меня не устраивает по причине своего характера и… неких особенностей поведения, - уклончиво ответил Петроградский, - а Чандра – пилот, ему нельзя.
- А я – астронавигатор, мне тоже нельзя.
Эдуард Сергеевич снисходительно улыбнулся, потрепал Федора по голове.
Мимо грациозной походкой прошествовала Каролина, одарив собравшихся мужчин жгучим взглядом.
- Не будем спорить, - как бы между прочим произнес Петроградский, провожая очаровательную девушку взглядом. – Понимаешь, в чем дело, я давно знаю твою семью, я знал ее еще до того момента, когда ты родился, подозреваю, что даже до того момента, кода ты появился в планах у своих замечательных родителей. Это великолепные люди, всем сердцем радеющие за процветание как своего народа так и всего человечества. Я знаю твоих братьев, знаю, что они все достойны носить фамилию Петра Ильича, поэтому мне пришлось сделать ставку именно на тебя. Думаешь, сделать из тебя нечто большее, чем просто человека, это безответственный шаг? Ошибаешься. Я вверяю в твои руки очень многое, хотя бы доверие к тебе, ведь никому больше на «Содружестве» не придется использовать костюм, кроме тебя… ну, еще господина Соболева, разумеется.
- Вы так уверенно говорите об использовании костюма, как будто знаете, что так оно и будет, - недоверчиво произнес Владимир.
- Ничто нельзя исключать, - не задумываясь ответил Петроградский, однако в глубине его глаз Федор заметил некую тень, на исчезающе краткое мгновение в них промелькнувшую.
Они обсуждали еще порядка двадцати минут достоинства и недостатки членов экипажа.
Нестеров-младший решил спросить Эдуарда Сергеевича о Шарле и неожиданно получил довольно подробный и развернутый ответ.
- Шарль Пере, человек, который заботится исключительно о самом себе, но никак не о ближних. Возможно, это происходит именно по той причине, что этих самых ближних у него и нет. Он едва не начал судиться с родителями из-за какой-то ерунды, он два раза был женат, и оба раза разводился, не прожив при этом в браке и полу года. Он невероятно самолюбив, самовлюблен и эгоистичен, я бы даже сказал, эгоцентричен. Не удивлюсь, что он считает себя самой важной персоной на корабле и отводит себе роль наибольшей степени важности в предстоящей миссии. Ты ведь тоже, полагаю, заметил его пренебрежительные взгляды на окружающих?
- Он заметил один взгляд, брошенный уважаемым Шарлем в сторону многоуважаемой дамы, - подколол брата Виктор.
Федор, однако, в этот раз уже не обратил на высказывание командира никакого внимания.
- Зря смеешься, Владимир Петрович, - сказал Петроградский хмурым голосом, - этот супчик может доставить экипажу проблем, в том числе и своими ухаживаниями за нашей докторшей.
- Так чего ж его вообще взяли на борт? Первое правило любых экспедиций, любых полетов было прописано еще на заре космонавтики и четко указывало на то, что каждый член экипажа должен был иметь психологическую совместимость друг с другом.
- Мне это прекрасно известно, Федор, - кисло улыбнулся полковник, - но Шарль Пере действительно гениальный физик-ядерщик, а их у нас должно быть двое.
- Карамзин же сам ядерщик, плюс Спецци, хороший такой дядечка, мне он очень понравился, вот уже есть два ядерщика, зачем третий?
- Академик Карамзин – начальник научной группы экипажа, у него как у руководителя, своих забот выше крыши. Если он начнет заниматься непосредственно исследованиями на борту корабля, то из этого ничего хорошего не получится, поверь мне. Люди, сидящие на нескольких стульях, быстро с них падали и тянули за собой всех остальных.
И все же доводы Эдуарда Сергеевича Федора не успокаивали. Нестеров понимал, что в нем самом говорит еще и не малая толика ревности, однако здравого смысла в его претензиях было гораздо больше.
- Значит, сидеть на двух стульях опасно, а брать в экипаж непонятно кого на пол года нормально? Что-то я не понимаю логики тех, кто жаждет результатов от миссии «Содружества». Они разве не опасаются того, что могут вообще не получить никаких результатов?
Полковник изобразил кислую мину на лице.
- На этот счет у нас есть товарищ Соболев. Он должен обеспечить добычу результатов и нормальную работу экипажа. – В голосе Петроградского прорезался метал. – Если отдельные члены экипажа будут создавать трудности в работе всей команды, поверь, Максим Павлович найдет убедительнейшие доводы, чтобы присмирить смутьяна. Кстати, как он тебе?
Федор ответил откровенно.
- Нормальный мужик, вежливый, очень сильный и…, - Нестеров затормозил с ответом, подбирая нужные слова.
- И что?- не унимался Петроградский.
- Мне показалось, что он глубоко несчастный. Он из-за чего-то сильно страдает, но при этом держит все в себе и старается не подавать виду.
На лицо Эдуарда Сергеевича легла тень задумчивости.
- А ты прям психолог, - с уважением сказал полковник, хлопнув Федора по плечу. – Только, умоляю тебя, не нужно задавать каждому встречному поперечному и в особенности самому Максиму Павловичу вопросы о его прошлом, во избежание неприятностей, так сказать. Он – еще один человек, с чьим присутствием на борту нужно смириться, поскольку других профессионалов такого уровня у человечества попросту нет.
- А зачем они вообще нужны нам в космосе?
Федор попытался на ответе поймать Петроградского, но у него это не получилось.
- А вот чтобы сглаживать всякие нервозности и острые углы между членами экипажа. Миссия – сверхважна, и нельзя допустить ее провала из-за таких вот мелочей.
Спорить с полковником не хотелось, тем более, что тон Петроградского был жесток и суров, но Федор всегда и везде старался доказывать свои позиции и всегда пытался добиться ясности в чем-то таком, что ему было непонятно, а миссия «Содружества» уже до старта обрастала клубком тайн и загадок, которые не давали ему спокойно существовать.
Не известно, сколько бы еще продолжалась полемика между братьями Нестеровыми и Эдуардом Сергеевичем, если бы не появившийся внезапно Соболев. Федор сразу подметил, что в присутствии особиста (термин из каких-то далеких времен всплыл в голове Нестерова сам собой) Петроградский становится максимально собранным и внимательным, будто чего-то боится.
- Федь, - обратился Максим Павлович к астронавигатору, - тебя просила зайти мисс Фрейм.
- Зачем?- тут же спросил Федор, причем таким тоном, словно Соболев только что предложил ему самое меньшее выпрыгнуть из окна или съесть живую лягушку.
Максим Павлович, казалось, на это не обратил никакого внимания.
- Ты ж, как и я, супермен, причем недавно сделанный, - он одарил полковника недвусмысленным взглядом своих стальных глаз, - поэтому тебе нужна особая медицинская карта и очередное обследование. Я только что его проходил.
- Опять? – не выдержал Нестеров. – Да сколько ж можно!?
- Сколько нужно, - улыбнулся Соболев. – Не переживай, мисс Фрейм весьма привлекательная дама, наверняка тебе понравится ее общество, так что ноги в руки и бегом.
Идти к корабельному доктору не хотелось, но нужно было, поэтому Нестеров вынужден был подчиниться очередным предписаниям, регламентам и инструкциям непонятно кем и когда написанным.
Владимир, провожая взглядом своего брата, неожиданно для себя отметил, что Соболев как-то по особому относится к Федору, но значение этому не придал.
Медицинский кабинет Федор нашел тут же, даже не глядя на указатели, несколько секунд смотрел на закрытую дверь, за которой его ждала Каролина, словно сомневаясь, входить туда или не входить, потом все же сделал один шаг, другой и…
Дверь неслышно распахнулась, и Федору более ничего не осталось, как только войти в чистую светлую комнату.
Медицинский кабинет был не очень большим, во всяком случае, в сравнении с рабочим кабинетом Мезина. В углу стоял медицинский сканер, рядом со столом уютно примостился интерфейс, а у окна объемный проектор. Жалюзи были на половину открыты, и свет тонкими ровными лоскутами рассекал комнату. Каролина сидела ровно, прямо, грациозно и смотрела на Федора так пристально, что тому стало не по себе. Так могли разглядывать не человека, а, например, молекулы под наноскопом.
Нестеров скосил глаза влево, обнаружил у стены два средних размеров холодильных шкафа, внутренне подобрался, вновь взглянул девушке прямо в глаза.
- Что ж мы такие сердитые? - нежно пропела девушка, становясь вновь милой и очаровательной. Ее буквально убийственный взгляд, сравнимый, наверное, только со взглядом Соболева, внезапно «погас», и Федору стало заметно легче, словно с его плеч убрали многокилограммовую плиту.
Но вот конструктивно мыслить, а также говорить связно и по существу, Нестеров по-прежнему не мог.
- Я присяду?- с большим трудом выдавил он из себя, сравнимым, наверное, с покорением горы средних размеров.
Его робость и сконфуженность явно забавляли Каролину, которая, судя по всему, прекрасно чувствовала настрой молодого человека.
- Стул перед тобой,- стрельнула она глазами, - сам сядешь или помочь?
Федор преодолел желание высказать в адрес доктора что-нибудь язвительное, присел на стул, уперев взгляд в гладкую поверхность стола.
- Отлично, первый шаг сделан. Теперь нам предстоит сделать совсем маленький шажочек вперед и наконец-то познакомиться.
Федор удивленно взглянул на обворожительную девушку.
- Вы меня…
- Ты, - бесцеремонно перебила она Федора.
- Лады. Ты меня вызвала только для того, чтобы познакомиться?
- А что в этом такого? Кто сказал, что нельзя совмещать работу и приятное времяпрепровождение, тем более, что мы с тобой сколько времени будем болтаться в космосе в дали от родного дома?
- Мы будем болтаться не вдвоем. Кроме меня есть еще члены экипажа…
- Сразу предвосхищу твой вопрос «почему я, а не кто-то другой» и отвечу, что ты представляешь для меня наибольший интерес. В соответствии с инструкциями я обязана была первым делом проверить все показатели двух так называемых «усовершенствованных». Одного только что отпустила, бьюсь об заклад, что это именно он посоветовал тебе ко мне зайти.
Действительно, хлопнул себя Федор мысленно ладонью по голове, как он мог подумать, что этой девушке от него нужно еще что-то помимо работы. Весь интерес Каролины к Федору, скорее всего, складывался именно из-за его модернизированного организма и более не из чего. Она видела в нем только и исключительно объект для своей работы, а не нечто большее, что он себе, по мимо собственной воли, вообразил.
- Куда ложиться,- спросил он обиженным тоном, раздосадованный скорее даже больше на себя, чем на поведение Каролины.
- А то ты не знаешь?- продолжала дразниться девушка, словно не замечая реакции Федора на свое поведение. – Сто раз, небось, за последнее время бывал внутри медсканера?
- Бывал, но, может быть, у тебя какой-то свой подход,- пробурчал Федор, вставая со стула и подходя к белоснежному цилиндру, на теле которого весело перемигивались три маленькие лампочки.
Девушка выпорхнула из-за стола, включила что-то на интерфейсе, заставив монолитную на первый взгляд крышку подняться вверх.
- Зачем тебе это было надо? – спросила она вдруг. В ее голосе прорезались нотки волнения, любопытства и даже смятения.
- Зачем что? – не понял Федор вопроса, аккуратно ложась внутрь цилиндра.
- Делать с собой такое. Зачем ты это сделал? Ты же не военный, не мальчишка какой-нибудь, желающий покрасоваться перед девушками своей силушкой богатырской…
Федор настолько обомлел от услышанного, что едва не потерял дар речи. Она, оказывается, думала, что он по собственному желанию стал проходить все эти процедуры модернизации организма, как будто ему больше делать было нечего. В ее понимании данной ситуации не существовал такой пункт, как приказ вышестоящего начальства, а раз так, то она ничего не знала о секретных директивах, которыми с ним поспешил поделиться Петроградский. Означало ли это, что все директивы Эдуарда Сергеевича были липой, или же ответ был куда боле прозаичен? Что если ей и вправду просто никто ничего не сказал? В конце концов, кто она такая, всего лишь медик на корабле.
Однако Федору было глубоко наплевать на все подковерные игры больших военных чиновников, и он поспешил рассказать девушке все, что знал сам, не заботясь о каких-то там тайнах и секретах.
Теперь, похоже, дар речи потеряла уже сама Каролина. Вся ее напускная красота, грациозность, хищная натура улетучились в один миг, явив миру очень милую, трогательную девушку.
- Прости, если обидела тебя, - грустно произнесла она, - я думала…
- Не стоит, это лишнее.
- Странно это все…. Хотя, с другой стороны, каждый должен заниматься своим делом и знать только то, что ему положено. Меня в этом деле смущает только одно.
- Что?- насторожился Федор.
- А то, что вокруг слишком много секретов и тайн. То, что уровень непонятной мне секретности поднят уже перед полетом и, самое главное, я не могу понять почему. Ладно, я согласна с тем, что в иных обстоятельствах мне положено знать лишь то, что положено, но… неужели ты веришь, что управляться с этим самым костюмом так уж и необходимо во время сугубо мирной и научной миссии?
Эти вопросы Нестеров задавал себе много раз, но каждый раз находились то более неотложные дела, то всякого рода оправдания, чтобы не вдаваться в подробности и не разбираться в них более детально. И очень хорошо, что именно сейчас они снова начали всплывать, причем не у него в голове, а у еще одного человека, только что своеобразным образом приобщенного к тайне.
- Ты подозреваешь, - медленно, почти по слогам произнес Федор, - что наша миссия отнюдь не мирная?
- Ну, почему сразу так категорично, - улыбнулась она, - мир же не состоит только из черного и белого…. Нет, миссия может быть действительно вполне мирной и научной, тем более, что мы тащим с собой этих исследователей…
- И все же…
- И все же она может иметь второе дно.
- Или даже не одно, - задумчивым тоном сказал Федор.
- Вполне допускаю и такой вариант. Достаточно взглянуть на состав нашего экипажа и сделать соответствующие выводы.
Федор уже понял, что мисс Фрейм не только необычайно хороша собой, но еще и потрясающе проницательна, наблюдательна и умна.
- Поясни, пожалуйста, что ты имеешь ввиду?
Перед Нестеровым вдруг предстала самая настоящая учительница, которая готова была втолковать своим нерадивым ученикам любую истину.
- Вот смотри: есть научная группа, куда входят до кучи специалистов разных профилей и специальностей. Казалось бы, что здесь удивительного, если учитывать, что наша миссия – сугубо научно-исследовательская? Но, зачем тогда на корабле целых два «усовершенствованных», причем один из них – начальник службы безопасности? О том, что он начальник самому себе, я говорить не стану, это и так понятно, но какие директивы есть у него, какие полномочия, я понятия не имею. Это странность номер раз. Потом, значит, в самом составе научной группы огромное количество всяких темных личностей. Нет, как люди они вполне себе ничего, добродушные, хорошие специалисты и все такое, но зачем нам такая экзотика как экзобиолог, ксенопсихолог, лингвист… кто там еще был?
- Тебе это тоже показалось странным?
- Еще бы! – воскликнула девушка. – Я конечно, не большой специалист по космоплаванию, не знаю всех тонкостей астрографии, но могу сказать одно: там, куда мы летим, нет и не может быть ничего такого, где бы могли пригодиться эти научные специальности.
Что и говорить, Каролина мыслила точь-в-точь как Федор, а значит, их уже насчитывалась целая троица. Три человека, кто реально понимал, что с экипажем или же с самой миссией не все так просто.
- И еще этот самый Петрогрдаский Эдуард Сергеевич. От него за версту разит военщиной.
- Да, я его немного знаю, - угрюмо произнес Федор.
- Знаешь? Как это?
- Да вот так. Он какой-то давний знакомый моего отца, они уже четверть века дружат, хотя я сомневаюсь, что подобные взаимоотношения можно назвать дружбой. Насколько я знаю, Петроградский во время миссии будет выполнять роль научного советника от Министерства Обороны.
- Вот тебе и третья загадка, кстати! Какой интерес у военных может быть к нашей миссии? Экспедиция «Содружества» - предприятие международное, в нем не может быть интереса какого-то отдельного государства, значит Петроградский представляет военных всего мира?
- Возможно, - задумчиво произнес Нестеров. – А, может быть, мы не все знаем. Эдуард Сергеевич – личность сколь одиозная, столь и загадочная. Он военный чиновник до мозга костей, он привык руководить людьми, привык ворочать огромными человеческими ресурсами, причем в самых что ни на есть конфликтных ситуациях. Это сейчас миру во всем мире ничего не угрожает, по крайней мере, в это искреннее хочется верить, а лет тридцать тому назад все было еще не так. Противостояние цивилизованного мира против коалиции ресурсодобывающих стран, к тому же крайне радикально настроенных в религиозном плане, могло вылиться в большую войну. Нам повезло, что этого не произошло, и, думаю, не в последнюю очередь в этом заслуга таких людей как Петроградский. Что-то он и сейчас задумал, чую это как свои пять пальцев.
Девушка кивнула, полностью соглашаясь с доводами Федора.
Вместо обыкновенного получасового обследования его визит к Каролине продолжался целых два часа. Молодые люди говорили, говорили и никак не могли наговориться. Тем для беседы было предостаточно. Федор рассказывал о себе, о своей жизни, о том, как сумел попасть в число лучших, а потом и вовсе стать первым кандидатом-стажером в предстоящую миссию. Каролина, в свою очередь, поведала об учебе в Вашингтонском университете, причем сделала это очень интересно, с юмором, рассказав пару забавных историй, над которыми оба смеялись от души.
Покидая кабинет корабельного врача, Федор все же не удержался и задал вопрос, вертевшийся у него на языке последние мину сорок.
- Скажи, тебе из научной группы все симпатичны? Есть люди, которые тебе претят? – Вопрос был задан в лоб, и, по большому счету, Федор не имел права его задавать, понимая, что если девушка догадается, о ком идет речь, то он будет выглядеть в ее глазах полным идиотом. Но ведь сердцу не прикажешь…
Каролина как-то загадочно улыбнулась, при этом у Федора передернуло дыхание, и на несколько мгновений «включила» свой необычный взгляд, обладающий явно гипнотическим воздействием.
Нестеров пошатнулся. В глазах все поплыло. Картинка начала двоиться.
Чтобы привести себя в порядок, сосредоточиться, ему понадобилось порядка пяти секунд.
Каролина посмотрела на него, как показалось Федору, с уважением, стала вновь прежней.
- Что-то я слышу от тебя нотки ревности!?- игривым тоном произнесла девушка. – Кажется мне, что ты хочешь навязать мне свое мнение. Или это не так?
Нестеров смущенно уткнулся в пол и почувствовал, что краснеет.
- Понятно, - сказала она, - все вы мужики одинаковы, пытаетесь за девушек решить, что ей лучше.
- И ничего не пытаемся…, - попытался оправдаться Федор, но у него это явно не получилось.
- А как тогда это называется? Сейчас заявишь мне, что тебе не нравится этот, вот этот, да и вот этот тоже, и скажешь, что сними нужно общаться предельно внимательно и крайне редко, только по служебной необходимости.
Федор молчал, уперев глаза в пол, этакий нерадивый ученик, отчитываемый строгой учительницей за многочисленные шалости и провинности.
- Ладно, не буду тебя больше мучить, - внезапно смягчилась девушка.- Если ты про этого французика, то будь спокоен, он не в моем вкусе. А вот академик Карамзин симпатичный мужчина, может быть, за ним приударить?
Федор в недоумении оторвал взгляд от пола, уставился на Каролину и даже не сразу понял, что девушка шутит. Когда же до него дошло все сказанное мисс Фрейм, он безудержно засмеялся и вдруг, неожиданно даже для самого себя, обнял ее.
- Руки попрошу не распускать, - назидательно произнесла Каролина, сама еле сдерживая смех.
- А то что? – улыбаясь во все свои тридцать два зуба спросил Федор?
- А то познакомишься с одним великолепным препаратом. Готова поспорить, что даже ты или товарищ Соболев не смогут сдвинуться с места после двух ампул.
- И что это за препарат?
- Парализует мускулы по всему телу. Он не смертелен, но полностью обездвиживает человека на несколько часов. Обычному человеку достаточно пары кубиков, таким как ты, пару ампул, так что, господин Нестеров, остерегайтесь меня.
- И не подумаю, - шепнул он девушке на ухо, затем резко развернулся и вышел из кабинета.
Задержавшись на пороге, он бросил через плечо.
- Спасибо Вам доктор, настроение Вы умеете поднимать.
- Иди уж, - притворным недовольным тоном ответила Каролина.
Дверь медицинского кабинета бесшумно закрылась, разделив двух людей, но соединив их эмоции, мысли и чувства.
Комментарии