Ложь о Катыни...

Одной из любимых тем русофобов - "правдолюбцев" являются, как известно, "массовые расстрелы политзаключенных" в тюрьмах на территории Западной Украины. Порассуждать на эту тему представители либеральной общественности любят, но… постоянно испытывают проблемы с названием конкретных захоронений – следствий злодеяний "крававой гебни".

И вот – радость-то какая! – в 2011 г. возле Владимира-Волынского на территории городища «Валы» начинаются раскопки захоронения начала 40-х годов. Причем проводят их археологи-поляки по заказу польского Совета охраны памяти борьбы и мученичества.
Галичанская общественность в предвкушении - счас узнаем страшную правду! Однако – увы и ах! – когда отчет о раскопках 2011-2012 года был опубликован, то у западенцев просто челюсти отвисли.

Результаты польских раскопок оказались для свидомых и отечественных демократов холодным душем: оказалось, что массовые захоронения во Владимире-Волынском появились в результате деятельности нацистов. Установили это польские исследователи совершенно неопровержимо – по находкам в раскопках.

Дело в том, что найденные ими в могилах гильзы имеют очень специфическую маркировку, говорящую о том, что произведены они были в польском городе Скаржинско-Каменно, оказавшемся в 1939 году в немецкой части Польши – "генерал-губернаторстве". Ну и время производства на этих польско-немецких гильзах значилось вполне определенное – 1941 год…

Стало быть, "крававая гебня" такими патронами пользоваться не могла. Вопрос закрыт?

Не-а, не закрыт...

О самой своей интересной находке польские археологи предпочли особенно не распространяться – и понятно почему. А нашли они всего-ничего – два польских номерных полицейских жетона. Сама по себе находка была бы не ах… если бы не номера этих жетонов. Согласно данным польских архивов, один из них (№ 1441) принадлежал Юзефу Кулиговскому (Jozef Kuligowski), а другой (№ 1099) - Людвику Маловейскому (Ludwik Malowiejski).

А фишка в том, что оба эти пана в 1939 году попали в плен к Красной Армии и зимой 1939-1940 гг. содержались в Осташковском лагере для польских военнопленных в нынешней Тверской области.

А потом (если верить принятой со времен Горбачева версии «Катынского дела») их из этого лагеря в соответствии с «решением Политбюро от 5 марта 1940» отправили «в распоряжение УНКВД по Калининской области». Документы об их перевозке из Осташкова в Калинин, кстати, имеются.

А потом – опять же, по официальной версии – все было просто: всех без исключения «осташковских» поляков расстреляли в здании Калининского УНКВД, а трупы отвезли в село Медное, в окрестностях которого и закопали. Теперь там мемориал жертвам "сталинского преступления" – имеются в нем и соответствующие символические могильные плиты.

И вот теперь вся эта стройная геббельсовско-шляхетско-горбачевская версия полетела к чертям: будто бы "расстрелянные" весной 1940 года сотрудниками НКВД польские полицейские вдруг обнаружились в массовом захоронении лета 1941, появившемся в результате "работы" нацистских зондеркоманд.

Ну и чьими же после этого
жертвами оказываются пан Кулиговский и пан Маловейский? Это вопрос риторический – поэтому поляки на этом вопросе заморачиваться и не стали…

Во всяком случае, сейчас уже определенно можно сказать, что фраза "отправить в распоряжение Калининского УНКВД" вовсе не является синонимом распоряжения "расстрелять". Кого-то бравые чекисты могли распорядиться отправить в лагерь, а кого-то – и в места прежней деятельности для расследования ее результатов. В общем, "символика" Катыни с фактами не стыкуется – и фактов таких становится все больше и больше…

Поэтому мы продолжаем, т.к. немцы сами признались, что расстреляли поляков в Катыни в только что увидевшей свет книге "Катынь. Ложь, ставшая историей" ее авторы, Елена Прудникова и Иван Чигирин, попытались беспристрастно, на основе документов разобраться в одной из самых сложных и запутанных историй прошлого века. И пришли к неутешительному, для тех, кто готов заставить Россию покаяться за это «преступление", заключению.

"Если читатель помнит первую часть (книги) – пишут, в частности, авторы, – то немцы без труда определяли звания расстрелянных. Как? А по знакам различия! И в отчете доктора Бутца, и в некоторых свидетельских показаниях упоминается о звездочках на погонах убитых. Но, согласно советскому положению о военнопленных 1931 года, ношение знаков различия им было запрещено. Так что погоны со звездочками никак не могли оказаться на мундирах пленных, расстрелянных НКВД в 1940 году. Носить в плену знаки различия было разрешено лишь новым Положением, принятым 1 июля 1941 года. Разрешалось оно и Женевской конвенцией".

Выходит, наши энкавэдэшники не могли расстреливать в 1940-м пленных поляков, увенчанных знаками воинского различия, которые были найдены вместе с останками убитых. Этого не могло быть попросту потому, что со всех военнопленных эти самые знаки отличия срывались. В наших лагерях для военнопленных не содержались пленные генералы, пленные офицеры или пленные рядовые: по своему статусу все они были просто пленными, без знаков отличий.

А это значит, что поляки со «звездочками» могли быть казнены энкавэдэшниками лишь после 1 июля 1941 года. Но они, как об этом заявила весной 1943 года геббельсовская пропаганда (версию которой с небольшими вариациями потом подхватили в Польше, а теперь с ней согласилось и руководство России), были расстреляны еще в 1940-м. Могло ли такое произойти? В советских военных лагерях – однозначно нет. А вот в немецких лагерях такое (казнь отмеченных знаками военного отличия пленных) было, можно сказать, нормой.

Известный публицист Анатолий Вассерман приводит в своем блоге примечательный документ из статьи Даниила Иванова "Повлияло ли неподписание СССР Женевской конвенции на участь советских военнопленных?":

"ЗАКЛЮЧЕНИЕ КОНСУЛЬТАНТА МАЛИЦКОГО ПО ПРОЕКТУ ПОСТАНОВЛЕНИЯ ЦИК И СНК СССР "ПОЛОЖЕНИЕ О ВОЕННОПЛЕННЫХ"

Москва, 27 марта 1931 г. 27 июля 1929 г.

Женевская конференция выработала конвенцию о содержании военнопленных. Правительство СССР ни в составлении этой конвенции, ни в ее ратификации участия не приняло. Взамен этой конвенции выработано настоящее Положение, проект которого был принят СНК Союза ССР от 19 марта с. г.

В основу проекта этого положения положены три мысли:

1) создать для военнопленных у нас режим, который не был бы хуже режима Женевской конвенции

2) издать, по возможности, краткий закон, не воспроизводящий деталей всех тех гарантий, которые дает Женевская конвенция, с тем, чтобы эти детали составили предмет исполнительных к закону инструкций

3) дать вопросу о военнопленных постановку, соответствующую советским принципам права (недопустимость льгот для офицеров, необязательное привлечение военнопленных к работам и т. д.).

Таким образом, это Положение основано в общем на тех же принципах, как и Женевская конвенция, как-то: воспрещение жестокого обращения с военнопленными, оскорблений и угроз, воспрещение применять меры принуждения для получения от них сведений военного характера, предоставление им гражданской правоспособности и распространение на них общих законов страны, воспрещение использовать их в зоне военных действий и т. д.

Однако в целях согласования этого Положения с общими принципами советского права в Положении введены следующие отличия от Женевской конвенции:

а) отсутствуют льготы для офицерского состава, с указанием на возможность содержания их отдельно от других военнопленных (ст. 3)

б) распространение на военнопленных гражданского, а не военного режима (ст. 8 и 9)

в) предоставление политических прав военнопленным, принадлежащим к рабочему классу или не эксплуатирующему чужого труда крестьянства, на общих основаниях с другими находящимися на территории СССР иностранцами (ст. 10)

г) предоставление [возможности] военнопленным одинаковой национальности по их желанию помещаться вместе

д) так называемые лагерные комитеты получают более широкую лагерную компетенцию, имея право беспрепятственно сноситься со всеми органами для представительства всех вообще интересов военнопленных, а не только ограничиваясь получением и распределением посылок, функциями кассы взаимопомощи (ст. 14)

е) воспрещение носить знаки различия и неуказание на правила об отдании чести (ст. 18)

ж) воспрещение денщичества (ст. 34)

з) назначение жалованья не только для офицеров, но для всех военнопленных (ст. 32)

и) привлечение военнопленных к работам лишь с их на то согласия (ст. 34) и с применением к ним общего законодательства об охране и условиях труда (ст. 36), а равно распространение на них заработанной платы в размере не ниже существующей в данной местности для соответствующей категории трудящихся и т. д.

Принимая во внимание, что данный законопроект устанавливает режим для содержания военнопленных не хуже, чем Женевская конвенция, что поэтому принцип взаимности может быть распространен без ущерба как для СССР, так и для отдельных военнопленных, что количество статей положения сведено к 45 вместо 97 в Женевской конвенции, что в Положении проведены принципы советского права, к принятию данного законопроекта возражений не усматривается".

Итак, резюмирует Анатолий Вассерман, выявлено еще одно опубликованное самими немцами вещественное доказательство невозможности датировки расстрела польских пленных 1940 годом. А поскольку в июле-августе 1941 года советские органы охраны правопорядка заведомо не располагали ни потребностью, ни технической возможностью уничтожения и захоронения тысяч польских пленных, в очередной раз подтверждено очевидное: польских пленных расстреляли сами немцы не ранее осени 1941 года.

Поэтому вспомним про, "документы", на основании которых, проталкивают геббельсовскую теорию, как выяснилось недавно, "документы" очень даже могут оказаться поддельными. Покойный депутат Госдумы Виктор Иванович Илюхин, занимавшийся вплотную восстановлением правды в «катынском деле», рассказывал, как к нему обратился "неназванный источник" (впрочем, как уточнял Виктор Иванович, для него этот источник – не только "названный", но и вызывающий доверие), лично участвовавший в фальсификации государственных архивных данных. Илюхин представил переданные ему источником чистые бланки документов, соответствующие концу 1930-х – началу 1940-х гг. Источник прямо заявил, что им и группой других лиц проводилась фальсификация документов, посвященных сталинскому периоду истории, причем именно на таких бланках.

"Я могу сказать, что это – абсолютно настоящие бланки, – заявил Илюхин, – в т. ч. и те, которые использовало 9-е Управление НКВД/НКГБ в то время". Даже соответствующие печатные машинки того времени, которые использовались в центральных партийных учреждениях и органах госбезопасности, были предоставлены в этой группе.

Виктор Илюхин также представил несколько образцов оттисков штампов и печатей типа "Засекречено", "Особая папка", "Хранить вечно" и т. д. Эксперты подтвердили Илюхину, что штампы и печати, которыми произведены эти оттиски, были изготовлены в период после 1970-х гг. "До конца 1970-х гг. такой методики изготовления этих поддельных штампов и печатей мир не знал, и наша криминалистическая наука тоже не знала", – отметил Илюхин. По его оценке, возможность производить такие оттиски появилась только на рубеже 1970-80-х гг. "Это – тоже советский период, но уже совсем другой, и они изготавливались, как пояснил тот незнакомец, в конце 1980-х – начале 1990-х гг., когда страной правил уже Борис Ельцин", – отмечал Илюхин.

Из заключений экспертов следовало, что при изготовлении документов по "катынскому делу" использовались различные штампы, клише и т. д. Впрочем, по оценке Илюхина, далеко не все штампы и печати были поддельные, были и подлинные, которые «достались, как говорится, по наследству тогда, когда в августе 1991 года штурмовали и вошли в здание ЦК, и там очень много нашли. И клише, и штампы были надо сказать, что много нашли и документов. Документы, которые не подшитые, но лежали в папках все это было разбросано в беспорядочном состоянии. Наш источник заявил, что потом все это приводилось в соответствие для того, чтобы потом, вместе с подлинными документами, вложить в дело и фальшивые документы".

А тем временем родственники поляков, расстрелянных в Катыни, начинают обращаться с исками против России в Европейский суд по правам человека. "Ситуация для суда в Страсбурге – лучше не придумаешь, – рассказывал до своей гибели Виктор Илюхин. – Как раз этот суд призван бороться с волокитой, проявляемой судебными властями. И подобная неразбериха в его глазах однозначно свидетельствует в пользу истцов. В принципе, с юридической точки зрения даже неважно, покаялись ли Путин с Медведевым перед поляками и в чем именно. Хотя сам факт признания высшими лицами государства своей ответственности тоже сыграет для судей определенную роль. Но тут очень важно, что родственники этих пропавших поляков подают иски даже не на приговоры, вынесенные советскими судебными органами, или на постановления прокуратур. Они вчиняют иски именно за причиненные им моральные страдания – как за репрессии в отношении их родственников, так и за путаницу и волокиту с расследованием их иска по репрессиям. И тут российские позиции очень уязвимы. Пока, правда, таких исков – единицы, но если ЕСПЧ будет их требования удовлетворять, то количество исков будет расти, как снежный ком. Я как-то уже говорил, что в Польше число причисляющих себя к родственникам «жертв Катыни» составило уже порядка полумиллиона. И в большинстве своем они были бы очень не против получить с России материальное удовлетворение своих «моральных страданий».

Таково, вкратце, нынешнее состояние "катынского дела". Поляки требуют все новых и новых "документальных" подтверждений вины тогдашнего советского руководства в катынском "преступлении". Ну а руководство России идет навстречу этим пожеланиям, рассекречивая все новые и новые архивные документы. Которые, как выясняются, являются фальшивками.