1. 5. В ПОИСКАХ ПОТЕРЯННОЙ СУЩНОСТИ. ГЛАВНОЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ БИОЛОГИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ

1. 5. В ПОИСКАХ ПОТЕРЯННОЙ СУЩНОСТИ. ГЛАВНОЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ БИОЛОГИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ
Животная сущность человека становится хорошо различимой особенно в периоды катастроф, когда все инструменты, выработанные культурой становятся бесполезными. Тогда люди начинают ощущать себя беззащитными тварями, утратившими спасительную оболочку Разумной Цивилизации, защищавшую до сих пор их и от капризов Природы, и от некрасивой и унизительной правды о собственной животности. В момент опасности, спасая свои шкуры любым способом (а что может быть в такой ситуации надежнее инстинктов?!), им недосуг рефлексировать по поводу неожиданного превращения «Венца Божественного Творения» в ничтожную воняющую страхом паникующую тварь. Когда же гроза проходит, уцелевшие самозванцы («дети Бога») прячут в недрах памяти психо-травмирующие следы своего неприлично звериного поведения, грозящие завышенной самооценке «Царей Природы», расшатывающие основы иллюзии богоизбранности и требующие правдивого объяснения причин проявленной подлости, которую хочется поскорее забыть, но уж никак не копошиться в гноище недавнего позора, докапываясь до унизительной правды о Себе - любимом.

Не дожидаясь очередной планетарной катастрофы, избавимся от гордыни всечеловеческой «над-животности» и освободим в своем уме место для ВСЕЙ ПРАВДЫ о собственной биологической сущности. Задумаемся, как герой трагедии А.С. Пушкина: «Я — Царь или не Царь?!» И ответ на вопрос поищем в области осмысления главного противоречия животной жизни, руководствуясь методологическим принципом: если это противоречие свойственно и жизни человека, следовательно, как бы он не тужился, выискивая доказательства своей внеживотности, быть и слыть ему Зверюшкой. Если же это противоречие его ни коим образом не касается, то, так и быть, пусть оформляется в небесной канцелярии по ведомству «Человек Богоподобный Случайно Смертный». А в качестве интеллектуального покаяния вывихивает себе мозги, преодолевая абсурд несовместимости в одной формуле «богоподобности» и «смертности».

Всякое животное обитает в характерной для его вида среде — естественной и (если оно одомашнено человеком) искусственной. Животное, в рамках отпущенного жизнью репродуктивного периода, обладает теоретически неограниченными возможностями собственного воспроизводства: способно плодиться и размножаться циклично и безостановочно пока позволяют собственные физиологические возможности и энергетические ресурсы среды обитания. Но ресурсы среды обитания, обеспечивающие организм животного пищей, водой, светом, теплом, укрытием... конечны и всем их, как правило, вечно не хватает. Поэтому зверушки одного вида, обитающие в общей экологической нише, обречены вечно спорить друг с другом за ресурсы. Кроме того, в этом мире одни животные непременно являются кормом (энергетическим ресурсом) для других животных. И то, что за последние полсотни тысяч лет человек все реже кормит собой своих меньших братьев и предпочитает кушать их сам, не отменяет факта тотальной ограниченности ресурсов, как всеобщего закона жизни на планете Земля, регулирующего всеобщую животную плодовитость и выживаемость. Согласно этому закону из всех животных, потенциально способных появиться на белом свете, на самом деле появляются далеко не все, а доживают до стадии, когда они, в свою очередь, способны оставить после себя потомство, еще меньше.
Конкуренция! Борьба за выживание! Естественный отбор!
Скажете, что это не про нас?!

Как все прочие животные, люди испытывают определяющее их развитие «давление» среды обитания, вынуждающее все живое ПРИСПОСАБЛИВАТЬСЯ к условиям жизни в конкретной экологической нише: вырабатывать НОВЫЕ ФОРМЫ ПОВЕДЕНИЯ, изменяющие анатомические ОРГАНЫ (естественные инструменты поведения) и ТЕХНОЛОГИИ их (органов) эксплуатации —
психические (выработанные персональной нервной системой) программы поведения, записанные языком культуры, и наследственные, записанные языком генов.

В ходе человеческой предыстории и, особенно, истории «прессинг» среды обитания заметно сокращался. Чем умнее становились люди, чем лучше вооружались и кооперировались для противостояния капризам природы (засух, оледенений, наводнений, хищников, голода, пожаров...), тем крепче становилась их иллюзорная уверенность в собственной исключительности и обособленности от остального животного мира.

Однако, некоторое частичное ослабление зависимости от внешних факторов в условиях ВРЕМЕННОЙ И ОТНОСИТЕЛЬНОЙ СВОБОДЫ ОТ КОСМИЧЕСКИХ — ЭКУМЕНИЧЕСКИХ КАТАКЛИЗМОВ отнюдь не отменяет, а даже, напротив, как показывает история человечества последних двухсот лет, усиливает зависимость судьбы отдельного человека от его неизбывной внутренней животной природы — от животного содержания души, в которой разумная часть еще столь свежа, столь рискованно неустойчива, столь ничтожно мала и зыбка, что уязвима самыми «невинными» и «незаметными» (в физическом измерении) виртуальными факторами поражения. Вспомните, как ранимы мы словом, сколь много значит для нас мнение других людей, как легко «слетают» наши «крыши» от перемен психического климата... Вплоть до суицида! А ведь ни один из этих разящих снарядов не касается непосредственно нашего тела.

Человеческая эволюция происходила в КОНКУРЕНТНОЙ СРЕДЕ, состоявшей в том числе из людей, а еще раньше — пралюдей, соперничавших за передачу следующим поколениям своих генов. Успех в в соревновании и последующее (призовое) распространение генов зависело не только от индивидуальных физических и физиологических характеристик особи, но и от степени ее социальности — умения взаимодействовать, кооперироваться с соседями (помощь, дружба, секс, вражда, эксплуатация...), формирующей специфическую сообразительность для выбора наиболее адекватной данному моменту программы взаимодействия с каждым из них. Люди эволюционировали, стихийно адаптируясь друг к другу. Каждая новая адаптация, закрепившись в популяции, изменяла социальные отношения, в свою очередь, провоцируя новую стихийную адаптацию. Включение с некоторых пор человеческого Разума в процессы адаптации нисколько не изменило существа естественного процесса, сделав его всего лишь более ПРОГНОЗИРУЕМЫМ, но не управляемым — произвольно и разумно.

СЛУЧАЙНОСТЬ в эволюции по-прежнему абсолютно доминирует над произвольностью, и у людей нет никакого повода полагать, будто они хоть в малейшей мере добились независимости от Его Величества Случая и хоть сколько-нибудь способны планировать свое будущее. Человек ничуть не более прочих букашек свободен от вечно преследующего его сомнения и неизвестности по поводу того, что будет с ним завтра. Напротив, Разум и вся выработанная веками культура его использования не только не помогают избавиться от дискомфорта, доставляемого осознанием своего бессилия перед Могуществом и Непредсказуемостью Природы, но являются мощным источником экзистенциального страха (и, в том числе, страха смерти), неизвестного «обыкновенным» животным.
Ничуть не меньше «прочих» животных люди зависят от Природы и вынуждены приспосабливаться к ней. Все, чем они отличаются от своих высокомерно забытых «меньших братьев», это способностью в некоторых случаях разумно экономить силы и энергию приспособления, а также трагической иллюзией независимости от окружающих внешних и внутренних стихий, которой они спасаются (утешаются) от понимания собственной конечности и за которую бывают наказаны по всей строгости Законов Природы.

Если отбросить все эмоции и иллюзии и трезво взглянуть в хотя бы исторически обозримое прошлое, нельзя не увидеть в нем проявления всеобщего закона животной жизни: во все времена у всех племен и народов ВЫЖИВАЛИ ПРИСПОСОБЛЕННЫЕ. Вся разница — в инструментах приспособления. У одних это были большие мозги, болтливые языки, у других когти, быстрые ноги, цепкие и ловкие лапы, длинные клыки и могучие челюсти. У третьих — луки и копья, ружья, пушки и ракеты. У четвертых — деньги или запасы зерна... Но независимо от того, КАК мы приспосабливаемся, мы все ПРИСПОСАБЛИВАЕМСЯ — и зверушки, и людишки. И для всех нас — животных — единственным КРИТЕРИЕМ ПРИСПОСОБЛЕННОСТИ навсегда остается оставленное нами после себя ПОТОМСТВО, еще более разумное, умелое, волевое, информированное и вооруженное, чем мы — его предки.