«Внутренняя колонизация». Вчера и сегодня.

Когда комментаторы, обсуждая проект госкорпорации, окрестили ее Ост-сибирской компанией, подобный экзотизм никого не покоробил. В России власть уже не первое столетие воспринимается как инородная, чуждая и оккупационная, а все ее начинания расцениваются как колониальные предприятия. Эта традиция была заложена еще славянофилами (вспомним про их отношение к петербургскому периоду русской истории): при Петре I «русская земля стала как бы завоеванною, а государство – завоевателем» (Константин Аксаков). Затем она была подхвачена разнообразными революционерами и народниками. Бакунин писал о немецкой Гольштейн-Готторпской династии Романовых, «удушающей русский народ», а Огарев призывал мужиков крутить «немецкие руки» Александру II и выжигать «дворянскую сволочь», приплывшую «с князьями из-за моря» (намек на призвание варягов).

Об этом свидетельствует, скажем, нашумевшая статья политолога Владимира Пастухова. В ней он пишет, что российское общество «подверглось “самоколонизации" паразитическими элементами, возникшими вследствие развития патологических социальных процессов. Россия сегодня – империя и колония “в одном флаконе”.Конфликт между “оккупантами” и “населением” – основной скрытый социальный конфликт внутри современного российского общества. Непосредственной целью сегодня является не демократизация, а деколонизация, национально-освободительное движение».

Зачем описывать правящий режим в колониальных категориях? Чтобы повысить накал политических страстей. Антиколониальная война не знает ограничений, это война на уничтожение. Как писал Франц Фанон, идеолог Фронта национального освобождения Алжира, «разрушение колониальной системы вовсе не предполагает налаживания связи между двумя противостоящими друг другу лагерями– значит ни больше ни меньше как ликвидировать один из лагерей, закопать его в могилу или изгнать из страны». Вот почему Пастухов пишет не о выборах, а о революции, пусть и мирной. Но рефреном этой революции всё равно будут звучать слова Фанона: изгнать – посадить – закопать.

Выстроить концепцию «внутренней колонизации» – значит снабдить колониальные метафоры, стихийно циркулирующие в российском политическом пространстве, необходимым теоретическим базисом. Если приходит понимание, что мы (мы, кто не власть) были колонизированы, и что колонизация в каком-то смысле продолжается – то сердца наполняются едким рессентиментом. И вот кулаки сжимаются в постколониальной злобе: наших прапрадедов баре когда-то продавали, как борзых щенков. А сейчас другие баре ездят с мигалками. И когда оппозиция называет очередную свою акцию Юрьевым днем, в память о крепостном праве, тем самым она хочет сказать – колонизаторы еще не ушли, деколонизация не завершена.

Российский случай особый – здесь колонизаторы и колонизируемые принадлежат к одной и той же этнической группе: в России русские колонизируются русскими (хотя в годы Российской империи был большой соблазн представить эту колонизацию как немецкую, а в советские годы – как еврейскую). Для ситуации внутреннего колониализма принципиальна не столько этническая, сколько культурная дистанция.

«Внутренняя колонизация великорусских областей сопровождалась искусственным производством культурных различий, необходимых для того, чтобы дисциплинировать и эксплуатировать подчиненные группы населения»

Получается, что модернизация синонимична колонизации?

Да, любая власть, которая приступает к модернизации, берет на себя функцию «представления других». Вопрос лишь в том, как она представляет этих «других» и что она им транслирует. От этого и зависит, с чем мы имеем дело: с национальным строительством или с колонизацией. Скажем, в той же Франции власть представляла крестьянина как мелкого земельного собственника. В результате – как говорил Маркс – «феодализм лишается всяких питательных соков», всюду проникает государственный аппарат, мелкая собственность «создает одинаковый уровень отношений и лиц на всем протяжении страны». Возникает единая нация.

А кем были русские крестьяне в представлениях элиты Российской империи? Особым сословием бородатых детей, которым чуждо понятие о частной собственности. Крестьяне – и этот тезис был основополагающим для имперской администрации вплоть до начала XX столетия – застряли где-то в Средних веках и потому нуждаются в присмотре со стороны общины. В результате именно на общину в Российской империи перекладывались функции (от полицейских до фискальных), которые должно выполнять именно nation state. Ситуация, прямо противоположная той, что описывает Маркс: государство самоустраняется и реанимирует феодальные институты. Это и есть типично колониальная практика: в условиях нехватки квалифицированных чиновников колонизаторы, желая сократить управленческие расходы, вынуждены опираться на племенных вождей и общинных старейшин, что лишь закрепляет культурную отчужденность туземного населения.

http://www.russ.ru/pole/Imperiya-svalis-s-nashih-plech

А кем были граждане Российской Федерации в представлении ее элиты, когда проводилась приватизация?

И в завершении хочу закончить статью словами Д. Быкова несколько перефразируя его:

«Проблема не в элите и не в Путине. Проблема в том, чтобы разорвать замкнутый круг русской истории. А для этого нужно тратить максимум усилий не для того, чтобы заменить одного Путина на другого, а для того, чтобы сделать наконец народ хозяином собственной страны, превратить его из зрителя в участника событий. Пассивно созерцать, как делается твоя история, и делегировать власти все твои права – многолетняя привычка. Система, при которой власть бесконтрольно царствует, народ безмолвствует, а раз в сто лет ему надоедает, – слишком травматична. Вечно топтаться на месте не позволит ни один ресурс, будь то мех, лес или нефть».

http://znak.com/urfo/articles/29-01-14-22/100246.html