О том, как плохо учился мальчик Володя Ульянов.

Маленький рассказ, который пока еще не вошел в хрестоматию о Ленине, о том как учился мальчик Володя Ульянов.

Хочется поделится некоторыми воспоминаниями и рассуждениями о том, какие порой возникают неудобства у людей, имеющих именитых тезок, или схожих с ними внешними чертами своего лица.

В первом своем рассказе на эту тему, я поведал о своем друге, немного похожим на актера Депардье.

Очередной рассказ будет о моем друге детства - Володьке Ульянове.

В школьном моем детстве, примерно так в классе 4-м, или в 5-м, точно уже не могу вспомнить, у меня появился школьный друг, которого звали - Володя Ульянов. Отчества в таком возрасте не в ходу, поэтому сразу честно скажу - я его никогда не знал, и тогда им не интересовался. Вряд-ли оно было – Ильич.

Почему я вспомнил об этом друге, и решился рассказать о нем? Понятно, что отчасти из за редкого совпадения имени и фамилии с Лениным. А вторая причина - это некоторые рассуждения о педагогике, психологии, и порядочности взрослых, по отношению к детям.

Вовка был очень своеобразным парнем, со странной судьбой.

Я не могу сказать, что он был дураком от природы. Совсем нет. Он был живой, любопытный парнишка, с веселым, легким и добродушным характером. Но по каким-то неведомым причинам он попал в разряд неуспевающих. Причем эта неуспеваемость приняла какой-то хронический характер, и он стал закоренелым «двоешником».

И, вот, ирония судьбы - меня назначили к нему в репетиторы …

Абсурд заключался в том, что сам я никогда не был не то что отличником, но и даже устойчивым хорошистом.

Я, как по гороскопу своего рождения, так и в жизни - Близнец, т.е. изрядный балбес.

Каскад двоек, троек, пятерок и четверок, а то, и единиц, у меня в журнале был так хорошо перемешан, что никто не мог определить - кто я - одаренный лентяй, или тупая бездарь )))

Но, тем не менее - сказка сказывается, и дело идет своим чередом. Меня - назначили, и я уже был чем-то, кому-то обязан. Обязан я был Вовку подтянуть…

Вовка ухватился за меня, как утопающий за соломинку. Я почувствовал в его надежде свою ответственность, и взялся за дело, хотя толком никак не мог понять, как к нему приступить.

Мне было очень жалко этого доброго и беззащитного парня, еще и потому, что наши учителя - педагогические работники, отвечающие не только за образование, но и за воспитание детских душ, буквально заклевали этого парнишку. И отличались этим педагогическим мастерством особенно некоторые, особо одаренные «педагоги».

И дело не в том, что его слишком часто ругали за неуспеваемость - и других таких хватало.

Изыск их упреков заключался в том, что они постоянно, из раза в раз, каждый день, повторяли ему, что как он смеет учиться на двойки с такой фамилией и именем, или как он смеет носить такую фамилию, учась на двойки. Думаю что каждый легко сможет вообразить себе, до какого состояния они могли довести мальчишку.

Делалось это публично, и с особым, каким-то иезуитским изуверством, коварством. Его ставили у доски – перед классом, и начинали гневно выговаривать ему все обвинения. Такая выволочка длилась, как правило, несколько минут, и происходила после каждой полученной им двойки. А их было много.

Особенно пытались подчеркнуть, что ведь не только фамилия у него была «ленинская», (которая, кстати весьма популярна в России) но ведь и имя его носит, и как ему только не стыдно.

Он стоял перед классом, низко опустив голову, и молчал. Может именно поэтому, никто, и никогда и не видел - не катились ли тогда у него из глаз слезы обиды, и отчаяния.

Такие методы давали обратный результат - его успеваемость никак не повышалась, но он становился все больше и больше замкнутым, и неразговорчивым.

Ребята, слава богу, учителей в этом сравнении не поддерживали, и дразнилок ему, не давали. Да и трудно это было сделать, при такой фамилии.

Наверное он, уже ненавидел внутренне, и маленького своего тезку, про которого сочиняли рассказы о том, что он был чуть ли не с рождения гением, как Иисус Христос, и всю нашу педагогическую систему, с ее формализмом, и изуверские приемы своих горе – воспитательниц.

Поэтому, когда я стал его репетиром, Вовка, и без того друживший со мной, проникся ко мне какой-то благодарностью, и надеждой на волшебное исправление.

Своеобразие Вовкино проявлялось в том, что он, будучи парнем незлобливым, отчаянно пытался привлечь к себе внимание, которого ему явно не хватало. Мы сидели с ним за одной партой. Однажды он предложил мне поспорить с ним на копейку, что он выпьет все чернила из чернильницы. Естественно, что я отказался от этого «заманчивого» предложения. И дело было, конечно не в том, что боялся проиграть копейку, или он от этой копейки сильно бы обогатился.

Видя что его предложение меня не вдохновило, и чтобы доказать серьезность намерений, он «бесплатно», на моих глазах, выдавил себе на язык все чернила из авторучки.

Подобные закидоны у него время от времени случались. И никто не мог понять – почему. Только с возрастом, иногда вспоминая его, я стал догадываться об истинных причинах его странного характера.

Он жил тогда в частном секторе, т.е. в отдельном доме, там, где сейчас стоят многоэтажки. Тогда была волна хрущевских застроек, и Москва быстро осваивала ими территорию бывших деревень.

Жил он там вместе с бабушкой - добрейшей старушкой, с комсомольским задором.

Вовка, пытаясь рассмешить меня, рассказывал, а иногда и показывал - смотри, смотри - зарядку делает … Оборачиваясь, я видел, как его бабушка, под физкультурный марш по радио, лихо взмахивала своими бульонками, пытясь носками ног, достать вытянутые перед собой, руки. Володьку это сильно забавляло.

А вот родители в дому Володькином отсутствовали. Его бабушка доверительно мне рассказывала, что они геологи, и очень много времени проводят в экспедициях.

Я не знаю - было ли это правдой, или за этим скрывалась какая либо трагедия, прикрываемая этой легендой, но родителей дома действительно не было.

Мне кажется что именно в этом и заключалась трагедия Вовкиных школьных неуспехов. Отсутствие родительской близости, его тепла, и доброго надзора, не могло не сказаться на характере ребенка.

Вот где надо было искать зарытую собаку строгим гимназическим дамочкам. А вместо понимания с их стороны, и какой-то помощи, поддержки, участия, он должен был постоянно терпеть от них упреки в том, что он позорит такую славную фамилию, с его именем.

Вот, собственно, и вся история про моего школьного друга Вовку, и его трагедии со своим именем\фамилией. Все остальное, думаю, что вы и сами додумаете.