«...женская душа. Должна в тени светиться».Графиня Ростопчина.

     Графиня Ростопчина- одна из первых русских женщин-поэтов. Ею восхищались. Ей завидовали. Ей посвящали стихи. Петр Вяземский называл ее «московской Сафо». Жуковский ценил в ней «истинный талант», а Лермонтов писал: «Я верю, под одной звездою мы были с вами рождены».
      Её творческое наследие включает стихи, поэмы, повести и романы.
В своем дневнике она записала однажды:

    «Меня немного понимали, немного уважали и, если можно, немного любили…»

     Обязательно сначала послушайте романс на стихи Евдокии Ростопчиной.


     Евдокия Ростопчина родилась в 1811 году. Домочадцы называли ее Додо, Додо Сушкова. Своей матери девочка почти не помнила — ей было около 6 лет, когда та умерла от чахотки. Отец находился в постоянных служебных разъездах, и Додо жила в семье родственников Пашковых. Ее любили, баловали, не жалели денег на учителей и воспитателей, но свое сиротство девочка чувствовала. В  «В прозаически житейском семействе Пашковых, где она воспитывалась, никто не занимался литературой. Евдокия Петровна начала писать стихи скрытно от старших родных», — вспоминал ее брат С.П. Сушков.

     Молва о талантливой девушке распространялась, как и ее литературные опыты, в списках ходившие по рукам. Стихи нравились — ясность, музыкальность и искренность строк пленяли сердца. Один из свидетелей выступления Додо в какой-то из гостиных записал: «Маленькая м-ль Сушкова читала пьесу в стихах собственного сочинения. Я не жалею, что должен был слушать ее».

 

     Но не все в ее стихотворном деле предназначалось для чужих ушей. М-ль Сушкова — это поэтического вида создание, какой ее знали в московских особняках, бралась за темы, о которых следовало молчать. Все героическое, возвышенное находило в душе девушки горячее сочувствие. Декабристы. Пусть под грозным окриком Николая I общество примолкло — ее муза на стороне тех, кто поменял мундиры с золотыми эполетами на каторжанскую робу, не желая изменить своим убеждениям. Само название стихотворения «К страдальцам — изгнанникам» красноречиво говорило об отношении автора к сибирским узникам:

Хоть вам не удалось исполнить подвиг мести 
И рабства иго снять с России молодой, 
Но вы страдаете для родины и чести, 
И мы признания вам платим долг святой.

 

       Эти строки юная поэтесса читала тем, кому доверяла, ближайшим друзьям — ученику Благородного пансиона Михаилу Лермонтову и студенту Московского университета Николаю Огареву. Оба они стали не только поклонниками поэтического дарования и доверенными сокровенных мыслей Додо, но и ценителями ее необыкновенного очарования: Огарев томился безответной любовью, а Лермонтов написал ей свое первое посвящение .

 

Умеешь ты сердца тревожить,
Толпу очей остановить,
Улыбкой гордой уничтожить,
Улыбкой нежной оживить…

"Додо", 1831.

   Двадцати двух лет, чтобы избавиться от домашнего гнёта , Евдокия решилась принять предложение молодого и богатого графа Андрея Фёдоровича Растопчина, сына бывшего московского главнокомандующего. Свадьба состоялась в мае 1833года и молодые зажили весело и открыто в своём доме на Лубянке, принимая всю Москву.

    По собственному признанию, Ростопчина была, однако, очень несчастна с грубым и циничным мужем и стала искать развлечений в свете, была окружена толпою поклонников, к которым относилась далеко не жестоко. Рассеянная светская жизнь, прерываемая частыми и продолжительными путешествиями по России и за границу, не мешала Ростопчиной с увлечением предаваться литературным занятиям.

     И лишь многим позднее Ростопчина обмолвится о той весне, «весне без соловья, весне без вдохновенья». Устами своей героини она скажет грустную правду: «Она вошла в мужнин дом без заблуждений... но с твердой, благородной самоуверенностью, с намерением верно и свято исполнять свои обязанности — уже не мечтая о любви, слишком невозможной, но готовая подарить мужу прямую и высокую дружбу».

  Графиня Ростопчина столько же была известна своей красотой, сколько умом и поэтическим дарованием. Небольшого роста, изящно сложенная, она имела неправильные, но выразительные и красивые черты лица. Большие, темные и крайне близорукие её глаза «горели огнём». Речь её, страстная и увлекательная, лилась быстро и плавно. В свете она была предметом многих сплетен и злословия, к которым светская жизнь её нередко подавала повод. В то же время, будучи необычайной доброты, она много помогала бедным и всё, что получала от своих сочинений, отдавала князю Одоевскому для основанного им благотворительного общества.

    В 1834 году И.В. Киреевский, литературный критик и публицист, в статье «О русских писательницах» сказал о ней как «об одном из самых блестящих украшений нашего общества, о поэте, имя которой, несмотря на решительный талант, еще неизвестно в нашей литературе». Он предлагал читателям узнать в последних творениях Ростопчиной, так надолго исчезнувшей из виду, того загадочного автора «Талисмана», который некогда «изящно» взволновал любителей поэзии.

     Впечатления и переживания Ростопчиной выливались в удивительно легкие, звучные строки. Недаром многие ее стихотворения были положены на музыку Глинкой, Даргомыжским, А. Рубинштейном, Чайковским. Печатались ее стихи и в песенниках.

Мне суждено, под схимою молчанья,
Святой мечты все лучшее стаить,
Знать свет в душе - и мрак в очах носить!
Цветок полей, забытый без вниманья,
Себя с тобой могу ли не сравнить?..

     Всех подкупала особая интонация, сердечность ее стихов.

Они стали появляться в журналах все чаще. Прочитав в «Московском наблюдателе» стихотворение «Последний цветок», Вяземский, «первооткрыватель» таланта Додо Сушковой, писал А.И. Тургеневу: «Каковы стихи? Ты думаешь, Бенедиктов? Могли быть Жуковского, Пушкина, Баратынского; уж, верно, не отказались бы они от них. И неужели не узнал ты голоса некогда Додо Сушковой?.. Какое глубокое чувство, какая простота и сила в выражении и между тем сколько женского!»

      На берегах Невы Ростопчина сразу же вошла в большую моду. Вот что писал по этому поводу ее брат С.П. Сушков: «Она никогда не поражала своею красотою, но была привлекательна, симпатична и нравилась не столько своею наружностью, сколько приятностью умственных качеств. Одаренная щедро от природы поэтическим воображением, веселым остроумием, необыкновенной памятью при обширной начитанности на пяти языках… замечательным даром блестящего разговора и простосердечной прямотой характера при полном отсутствии хитрости и притворства, она естественно нравилась всем людям интеллигентным».

  

С искренностью, подчас неосторожной, которая всегда была отличительным качеством ее поэзии, Ростопчина признавалась:

 ...Я женщина во всем значенье слова, 
Всем женским склонностям покорна я вполне, 
Я только женщина, гордиться тем готова, 
Я бал люблю!.. Отдайте балы мне!

      Впрочем, долго продолжаться это не могло… Ростопчина была слишком умна для того, чтобы довольствоваться ролью светской львицы. Две зимы дворцовой круговерти привели ее к отрицанию общества, когда «напрасно ищет взор сердечного привета… когда вблизи, в глазах, кругом лишь все чужие». Подруги — светские кокетки «с полсердцем лишь в груди, с полудушой». После этого прозрения из-под ее пера вышла целая череда стихотворений, где читатель, по словам литературного критика А.В. Дружинина, нашел «сильный протест против многих сторон великосветской жизни». С убийственной искренностью Ростопчина писала:

Уж надоело мне под пышным платьем бальным 
Себя, как напоказ, в гостиных выставлять, 
Жать руку недругам, и дурам приседать, 
И скукой смертною в молчанье погребальном, 
Томясь средь общества, за веером зевать.

  

Андрей Карамзин.    

           Долгий и мучительный под конец роман связывал Ростопчину с Андреем Карамзиным, младшим сыном известного историографа, добрым знакомым Пушкина и приятелем Лермонтова. Этот роман обсуждался в свете, но Ростопчина была безоглядной в своем чувстве, хотя и понимала, что у него нет будущего. От этой связи она родила двоих дочерей, которые воспитывались в Женеве и носили фамилию Андреевы. Дальнейшее подтвердило справедливость предвидения Ростопчиной «всегда за радостью встречала горе я».

Охлаждение Карамзина, а вслед за тем известие о его предстоящей женитьбе на красавице Авроре Демидовой Ростопчина восприняла с мужеством и великодушием искренне любящей женщины.

Прости, прости!.. Одной мольбою. 
Одним желаньем о тебе 
Я буду докучать судьбе: 
Чтобы избранная тобою 
Любить умела бы, как я...

    Вернувшись в 1847году из заграничного путешествия, вконец разоренная мужем, графиня Ростопчина поселилась в Москве (Николай Первый запретил поэтессе появляться в столице) в доме своей свекрови Е. П. Ростопчиной, ярой католички. Последние годы жизни Евдокии прошли в крайне тяжелой домашней обстановке и постоянной глухой борьбе со свекровью, беспощадно осуждавшей её светские увлечения и православное воспитание, даваемое ею детям.

    Ростопчина продолжала писать стихи, пьесы переводы, но интерес к её творчеству уже спадал. В последние годы своей жизни поэтесса высмеяла различные литературные движения в России, в итоге оказавшись в изоляции. В 1852 году опубликована повесть «Счастливая женщина». В 1857 г. Огарёв написал Ростопчиной стихотворение.

             Почти забытая публикой, после двух лет болезни, графиня Ростопчина умерла от рака 3 декабря 1858 года. Похоронена на старом Пятницком кладбище в Москве.

Тайный советник П. Дурново записал в своем дневнике:

"Графиня Ростопчина, молодая, умерла в Москве от рака желудка: она прославилась своими поэтическими произведениями и своей легкомысленной жизнью."

           А стихи Евдокии Ростопчиной – чудный поэтический дневник ее жизни – и сейчас читают. Ее мечта исполнилась, он "хранит ее скромный след":

Падучая звезда

Она катилась... я смотрела
С участьем тайным ей вослед –
И дошептать ей не успела
Свое желанье, свой обет...

Она скатилась и пропала!..
Зачем падучею звездой
Бог не судил быть? – я мечтала, –
Мне не дал воли с быстротой?

Подобно ей, и я ушла бы,
Покинув недойденный путь!
Подобно ей, и я могла бы
Лететь, умчаться, ускользнуть!

Сентябрь, 1839 г. Село Анна.

 Романсы на стихи Ростопчиной:
  • "Дайте крылья мне перелетные". Даргомыжский А.С. (1851), Донауров С.И. (1871) – Ростопчина Е.П. (1831).
  • Свадебная песня ("Дивный терем стоит"). Глинка М.И. (1860) – Ростопчина Е.П. (1839).
  • Падучая звезда ("Она катилась... Я смотрела"). Варламов А.Е. (1841), Рубинштейн А.Г. (1849) – Ростопчина Е.П. (1839).
  • Былые слезы ("Слезы былые, слезы чужие"). Дерфельдтт А.А. (1866) – Ростопчина Е.П. (1841).
  • Слова для музыки ("И больно, и сладко"). Дюбюк А.И. (1866), Чайковский П.(1870) – Ростопчина Е.П. (1854)



Источники.

http://www.rostopchina.ru/biografiya.html

http://az.lib.ru/h/hodasewich_w_f/text_0021.shtml

http://www.mmsk.ru/people/unit/?id=38523

Здесь все её стихи:http://rupoem.ru/rostopchina/all.aspx