Отказ Маше Алехиной – о нашей вере в чудо и о нравственной силе подвига

 

История с Машей Алехиной выглядит прозрачной уже несколько месяцев. Ей не повезло особенностями своей психической конституции создать у своих палачей вечатление, что ее можно легко сломать.  Лишним поводом для этого стали несколько неосторожных слов в одном из интервью после приговора.

Вся история машиного пребывания в колонии, начиная с выбора самого местонахождения этой колонии подальше от Москвы, с организованной против Маши в первые же дни провокацией, с ее изоляцией в одиночке (смешно думать, что у администрация не было иныхсредств защитить Машу) и с пулеметной очередью выговоров не за что, не оставляли никакого сомнения в том, что решили те, кто считают себя властителями наших судеб. И, конечно, никаких сомнений в том, что Машу никто не собирается выпускать, быть не могло. Вот если бы она убила одного человека и покалечила другого – тогда иное дело, тогда пожалуйста. Но ее «преступление» было гораздо опаснее.

Интересно здесь не это. Интересно то, что при всей очевидности того, о чем я пишу, мы все-таки верили. Все-таки хотели верить в чудо, как верила в него сама Маша, отчетливо понимая, что чуда не будет. И даже какие-то высоколобые эксперты сообщали каким-то всезнающим журналистам, что шансы есть, чтобы эти всезнающие журналисты делились своим секретом со всем светом.

И тем самым, своей этой надеждой, обычно не понимая этого, мы придавали этому судебному издевательству налет легитимности, подобно тому, как это сделал, например, Александр Подрабинек, обратившийся к судье «Ваша честь», прекрасно понимая, что она не «Ваша честь», а «Ваша бесчестность».

Эта наша прекраснодушная вера опасна и сама по себе, так как наше «А вдруг?..» лишает нас способности действовать: в самом деле, зачем нам действать, когда Он за нас все сделает.

Понятно, что вроде бы не должен... А вдруг... Конечно, в делах личных мы не так легковерны: мы понимаем, что на Бога надейся, а сам... Но когда дело доходит до чего-то, что касается нас не так непосредственно или мы думаем, что это не касается нас непосредственно, то надеяться на чудо нам как-то сподручнее: а вдруг... И даже раз за разом убеждаясь, как больно бьет по нам, по нам лично такая вера в авось, мы не делаемся умнее.

Но в истории с березниковским судом и всей машиной эпопеей интереснее все же другое. Гораздо интереснее сила духа самой героини (без всяких кавычек) – Маши. Хрупкая девочка с типом нервной системы (темпераментом), который психологи почему-то называют «слабым», ни за что оказалась в тюрьме, где на нее обрушилась вся мощь государства. Нет никаких сомнений в том, что ей многократно предлагалась свобода в обмен на то или иное сотрудничество. (И ни у кого не повернулся бы язык обвинить ее, если бы она такие предложения приняла бы.) Но она (сегодня уже единственная из троих) находит в себе силы и из тюрьмы говорить об общественно значимом: о правах заключенных, о беспределе администрации, о фактическом  отсутствии суда в государстве, о ничем не ограниченном всевластии непорядочной власти... Говорить, совершенно отчетливо понимая, чем это чревато.

Посмотрите ее последнее слово на суде в Березниках и вместе со мной поразитесь этой силе духа. Восхититесь вместе со мной тем, как эта девочка развеевает в дым надежды негодяев сломать ее.

И дай ей Бог сохранить эту несгибаемость в будущем! Она ей еще ох-как понадобится.