Курдский «джокер» в ближневосточной игре мировых держав

На модерации Отложенный

Ближний Восток (Западная Азия — Турция, Иран, страны Арабского Востока) в силу своего географического положения на стыке трех континентов и исходящих из этого геополитических последствий испокон веков был одним из самых конфликтных регионов планеты,

источником бесконечных политико-дипломатических и военных столкновений разного масштаба, не только местного, но и глобального.
Курдистан, занимавший центральное стратегическое положение на этой территории, представлявший собой в силу своего горного рельефа естественную крепость, к тому же населенную воинственным и свободолюбивым народом, всегда был «горячей точкой» первостепенного значения, в которой скрестились несовместимые, а то и остро конфронтационные интересы разных народов и стран. До начала XIX в. основными участниками борьбы за контроль над территорией Курдистана были — Османская империя и Иран, затем в нее вступили европейские колониальные державы: Россия (после присоединения к ней Кавказа), Англия, позже — Франция и Германия, в конце Первой мировой войны к Курдистану стали проявлять интерес и США. В настоящее время главной державой, стремящейся использовать курдскую проблему в своих интересах, стали США, которых в основном поддерживает Англия. Для эпохи, наступившей после Второй мировой войны, характерно активное включение в борьбу за контроль над ситуацией в Курдистане ближневосточных государств — Турции, Ирана, Ирака и Сирии, действующих уже не только под давлением западных держав, как это было в основном в период между двумя мировыми войнами, а самостоятельно.[1]
Курдистан — ареал компактного проживания курдов в Западной Азии – разделен границами Ирака, Ирана, Турции и Сирии, соседствует с Закавказьем, является воротами в Центральную Азию и Россию. Его население составляет курдские анклавы этих стран.[2]
Если рассматривать региональную структуру Курдистана с геополитической точки зрения, учитывая такие показатели, как природные условия, плотность населения, степень развития городов как центров модернизации общественной жизни, уровень развития промышленности, состояние сельского хозяйства и пр., то станет очевидным, что наиболее развитым, способным стать его центральным пространством, ядром, являются его иракская и турецкая части. Сирийский и Иранский Курдистан менее развиты, не отвечают геополитической функции «ядра» и являются окраинными, периферийными территориями. Однако и собственно центральное пространство разделено на две части, объединение которых имеет пока лишь теоретический интерес. Каждая из центральных частей также не является однородной, имеет свою специфику.[3]
Современное геополитическое положение Курдистана и состояние курдского вопроса — результат геополитической эволюции курдского этнопространства. Под геополитической эволюцией Курдистана как курдского этнорегиона понимается процесс серьезных изменений (не вылившихся в его геополитическое самоопределение), происходивших на территориях курдских племенных и квазигосударственных объединений, простирающихся от Закавказья и Армяно-Курдского нагорья до Персидского залива в XVI–XX вв., выражавшийся в подчинении курдского геопространства внешними геополитическими силами (субъектами геополитики). Этот процесс охватывает раздел сфер влияния над стратегически важными территориями Курдистана и Армении, впоследствии оформившийся в межимперский турецко-иранский раздел этого пространства; его дробление, создание хрупких экстерриториальных балансов; геоэтническую экспансию курдских племен на север и запад и курдизацию этих территорий; существование многочисленных полунезависимых курдских локалитетов; интернационализацию курдского вопроса; химерическую возможность создания курдского государства на основе Севрского договора и окончательный раздел Курдистана с фиксированными границами по Лозаннскому договору.
В результате этого процесса Курдистан так и не обрел геополитической самодостаточности и был лишен возможности формировать свою геополитическую идентичность.[4]
«Курдский вопрос» как значимая политическая тема на Ближнем Востоке встал после распада Османской империи и ее разделения между странами-победительницами в первой мировой войне Англией и Францией на сферы экономического и политического влияния. Начался новый этап в жизни народов Ближнего Востока. Раздел Турции, определенный договорами Сайкс-Пико (1916), Версальским (1919), Севрским (1920) и Лозаннским (1923), привел к тому, что курдский народ не по своей воле оказался в четырех странах региона — Турции, Иране, Ираке и Сирии. Курды, чья численность превышает 30 млн. человек, проживающих на суммарной площади 400 тыс. кв. км, являются самым многочисленным народом в мире, не имеющим своего собственного государства.[5]
Как видно, «курдский фактор», как важный элемент мировой политики стал актуален лишь с нач. 20 в. и практически с самого начала стал весомым инструментом в в геполитической игре ведущих держав.
Большую роль в развитии курдского национального движения играли внешние для региона обстоятельства. Геополитические, геостратегические и экономические интересы колониальных империй как и мировых держав в постколониальный период складывались таким образом, что надежды курдских националистов на создание отдельного государства, тем более единого государственного организма, оставались призрачными.[6]
Попытки создать свое государство курды предпринимали в течение всего XX века, однако они не увенчались успехом, прежде всего из-за «незрелости» геополитического положения в регионе и во всем мире, а также неготовностью ведущих мировых игроков способствовать образованию «независимого Курдистана». При этом следует указать, что временами эти попытки имели успех, но лишь в течение короткого периода времени (например – Королевство Курдистан в (1921–1924 гг.), Мехабадская республика в 1946 г.).[7] Недолговечность курдских государственных образовании можно объяснить прежде всего тем, что в создании «независимого Курдистана» не были заинтересованы мировые державы, которые преследовали прежде всего свои национально-геополитические интересы на Ближнем Востоке. В свое время, как СССР, так и США, опираясь на региональные режимы, исользовали курдский фактор для оказания давления на «несговорчивые государства».
Немалое влияние на курдское движение, его идеологию и практическую деятельность оказывала, специфика политических режимов и социально-экономических порядков в странах проживания основной части курдской диаспоры. Курды, издавна обитавшие на территории СССР (до его распада), эмигрировавшие туда по политическим мотивам или приехавшие на учебу, естественно, в своем большинстве оказывались в плену тоталитарной коммунистической идеологии; из них в основном формировались кадры левоориентированных интеллектуалов и политических функционеров. Примерно то же самое можно сказать и о курдской эмиграции в странах «социалистического лагеря». Курдская диаспора в странах «свободного мира» (Западная Европа, Северная Америка, Австралия), естественно, испытывала влияние совсем иной идеологии и социальной среды. Она была самой многочисленной и восприимчивой к идейно-политическому плюрализму частью некурдистанских курдов. Именно из диаспоры шли разнообразные, нередко взаимоисключающие, импульсы многочисленным фракциям и отрядам курдского национального движения, тем более, что в эмиграции материальные условия для информационной, пропагандистской и организационной деятельности борцов за свободу Курдистана были несравнимо лучше, чем на исторической родине курдов (за исключением, в последнее время, ее иракской части).[8]
В эпоху «холодной войны», т.е. в период противостояния двух антагонистических систем (капиталистического Запада и социалистического Востока) курдское национально-освободительное движение в силу указанных факторов было разделено на просоциалистическое (меньшинство) и прозападное (большинство) крыло (в прозападном крыле преобладало проамериканское направление, в виду общей слабости Западной Европы перед военной мощью СССР). Однако, просоциалистический вектор в курдском движении со временем перестал иметь преобладающее влияние. Дело в том, что с падением Мехабадской республики в 1946 г. курдам пришлось познать всю горечь поражения именно из-за шаткости позиции СССР и ее нежелания портить свои имидж страны «освободителя народов». Оставленные один на один с шахской армией курдские бойцы были вынуждены отступить под наттиском превосходящих правительственных сил Ирана. Мехабадская республика была уничтожена.
В очередной своей геополитической игре СССР прибегнул к помощи курдов в период подготовки военного антимонархического переворота в Ираке, и сразу же после свержения королевской власти династии Хашимитов открыто поддержал революционное республиканское правительство, которое возглавил бригадный генерал Абдель Керим Касем, вскоре провозгласивший панарабизм как главный вектор внешнеполитической деятельности новорожденной Республики Ирак. Курды не получили обещанной автономии в рамках Иракского государства.[9] Таким образом, разочарование курдов, как и поворот правительства Абдель Керим Касема в сторону арабского шовинизма, стали причиной Сентябрьского восстания 1961-1975 годов, под предводительством Мустафы Барзани и Демократической партии Курдистана (ДПК).[10] В новых условиях, союзником курдов в борьбе против режима Ирака выступил иранский шах Мохаммед Реза Пехлеви, давно вынашивавший гегемонистские планы установления господства Ирана в регионе. К концу 1960-х гг. шахский Иран уже являлся довольно сильным государством, а также «надежным союзником» США. В связи с этим, при внушительной поддержке шаха, основная деятельность иракских курдов была направлена на подрыв панарабского режима Багдада.

Так как СССР установил довольно близкие отношения с многими арабскими странами, оказывая им щедрую военную и финансовую помощь, то курды в подавляющем большинстве отказались от просоветского вектора, заняв прозападную (точне – проамериканскую) и проиранскую позиции. Такой шаг был замечен американцами и израильтянами, начавшие налаживать по каналам спецслужб контакты с лидерами курдских повстанцев Ирака. Дело в том, что из всех «друзей» курдов (СССР, шахский Иран, США) наиболее принципиальную позицию к «курдскому вопросу» занимал Израиль.[11] [12] Во-первых, из-за географического расположения «Курдистана» и расселения курдов на территории четырех мусульманских государств Ближнего Востока, что в свою очередь придавало «курдскому вопросу» повышенный интерес и имело геостратегическое значение для Израиля, позволявшая израильтянам оказывать ощутимое давление на «недружественные» страны региона с наличием курдского фактора.[13] Во-вторых, из-за краине враждебного отношения курдов к арабам и туркам, что заведомо исключало альянс с последними.
На протяжении десятилетий, курды подвергаются открытой дискриминации на государственном уровне во всех четырех странах компактного проживания:
1).В Турции курды лишены элементарных прав национальных меньшинств со времен Ататюрка. Идеологическая концепция Турции исходит из необходимости создания моноэтнического общества, поэтому в стране нет предпосылок для развития культуры, языка, традиций национальных меньшинств, представители которых формально считаются турками (курды – «горными турками»). Турецкий шовинизм проявляется не только в официальном непризнании проблемы курдов и Курдистана, но и в запрещении отправления традиционных обрядов и следования национальным обычаям. Один из примеров – препятствие властей празднования национального курдского праздника Науроз 21 марта 1998 г. в центре турецкого Курдистана городе Диярбакыр. Торжество в этот день посвящено свободе и борьбе против угнетения. В результате подавления выступления курдов было убито восемь, ранено более 50 человек, сотни были арестованы.[14] Подобные события повторяются из года в год. Как известно, в Юго-Восточной Турции уже 30 лет сохраняет действие положение о чрезвычайной ситуации, осуществляется строгий контроль за деятельностью национальных курдских общественных организаций, продолжается нарушение прав человека, свободы слова и печати. Экономический уровень жизни населения в курдских районах в четыре-пять раз ниже среднего уровня по стране, высока доля безработных, в некоторых поселениях нет элементарных удобств – электричества, средств связи и т.д. Экономическая политика Турции не предусматривает каких-либо приоритетов в развитии отстающих районов страны, где проживает в основном курдское население.[15]
2).В Иране курды также лишены права на национальное самоопределение. Лидеров и активистов курдских оппозиционных организаций преследуют не только на территории страны, но и за ее пределами.[16] Например, во время официальных переговоров в Вене в 1989 г. был убит лидер Демократической партии иранского Курдистана Абдурахман Касемлу, а в 1994 г. в Берлине и сменивший его Шараф Канди.[17] Согласно исламским догмам, в мусульманском обществе нет места национальным различиям, а поэтому политические требования курдов при сложившейся ситуации не могут быть реализованы в Иране.[18]
3).Положение курдов в Ираке при баасистах было сопряжено с политикой геноцида по отношению к национальному курдскому меньшинству и с насильственной арабизацией и депортацией из районов традиционного проживания с целью изменения национального состава в этих регионах.[19]
Курды подвергались притеснению в Ираке еще в период Хашимитской монархии, но после революции 14 июля 1958 г., свергнувшая королевскую власть, республиканский режим генерала Абделя Керима Касема усилил против них репрессии, а с приходом к власти партии «БААС» данная практика превратилась в государственную политику тотального истребления курдских анклавов по всей стране, т.е. фактически, багдадские руководители проводили планомерный геноцид курдского населения. Провал попытки курдов создать после окончания Второй мировой войны автономию в рамках Ирана (падение Мехабадской республики) свидетельствовало о том, что без активной поддержки извне – было практически невозможно добиться успехов в борьбе за национальную государственность. Политика Багдада в отношении «курдского вопроса» в период монархии, при диктаторских режимах генерала Касема и пришедших ему на смену баасистов – становилась более жесткой и беспощадной, временами принимавшая драматический характер, как для курдов, так и иракских властей.
4).Двухмиллионное население курдов в Сирии также ощущает на себе тяготы национальной дискриминации: половина сирийских курдов не имеет даже гражданства, хотя они родились и живут на территории Сирии всю жизнь. Такие люди называются «иностранцами», «некоренным населением» и не обладают элементарными правами на высшее образование, службу в государственных учреждениях и в армии, не имеют избирательных прав и т.д.[20]
Силы, претендующие на контроль над Курдистаном, руководствуются не только геополитическими и геостратегическими мотивами. К ним прибавляются и серьезные геоэкономические интересы. Южный (Иракский и Сирийский) и частично Восточный (Иранский) Курдистан находятся в зоне мирового значения интенсивной добычи нефти.
В результате образовался довольно сложный и противоречивый клубок намерений и действий, которые дают подчас неоднозначные результаты.
Следует особо выделить политику ближневосточных государств, в состав которых входили курдские земли. Она отличается резко враждебным отношением к курдскому национальному движению, к его стремлению (реальному или предположительному) добиваться осуществления права курдского народа на самоопределение и даже, как минимум, на юридическое или фактическое признание его национальной идентичности.[21]
Дело в том, что, создание «независимого Курдистана»  в границах компактного проживания этнических курдов нарушает принцип территориальной целостности четырех (Иран, Ирак, Турция и Сирия) государств Ближнего Востока, что в итоге может привести к непредсказуемым последствиям после нарушения хрупкого военно-политического баланса между соседствующими странами и кардинально изменить геополитическое положение и равновесие сил в регионе.
Немотря на то, что между четырьмя странами, на территории которых компактно проживают курды, существуют острейшие противоречия, пожалуй, единственное, что их объединяет, – это последовательное проведение антикурдской политики.[22]
Но ситуация может резко измениться в XXI веке. Следует обратить внимание на такие новые феномены, как усиление роли крайних религиозных течений и идеологий в политической жизни региона. Нет сомнения, что подъем исламского радикализма и связанного с ним терроризма серьезно задевает интересы как местных режимов, так и западных государств, в первую очередь США. Находящееся на данном историческом этапе в согласии с западными державами мировое сообщество также испытывает немалую тревогу из-за вероятности дестабилизации положения на Ближнем и Среднем Востоке.[23]
Все это, как думается, дает определенный шанс курдским национальным силам. Они уже выступают и могут в дальнейшем еще более решительно заявить о себе как о конструктивной альтернативе радикально-исламистской программе действий и способствовать урегулированию ситуации в регионе, прежде всего в Ираке.
В процессе многолетней и беспощадной борьбы курдов за создание своего государства под руководством таких харизматических руководителей как – Махмуд Барзинджи, Кази Мухаммед, Мустафа Барзани, Абдулла Оджалан, Джаллаль Талабани и др., лидеры курдского национально-освободительного движения извлекли несколько ценных уроков:
1)Поспешные действия в намерении создать свое государство без учета специфики региона и конкретного исторического момента всегда чреваты катастрофическим провалом, а значит, нужно выждать подходящее время и быть готовыми ко всем сценариям развития событии при наступлений благоприятных обстоятельств (здесь говорится о таких внешнеполитических обстоятельствах, когда к 2003 году мировая общественность пришла к выводу о нецелесообразности и опасности сохранения в Ираке режима Саддама Хусейна);
2)Без заинтересованности извне и внушительной внешней поддержки практически невозможно формирование «независимого Курдистана», или хотя бы добиться на первом этапе статуса автономии (примером служит Ирак, где при помощи США и сил антисаддамовской коалиции был свергнут баасистский режим и курды получили возможность сформировать Курдский Автономный Район и в первые за всю историю Ирака принять активное участие в политике страны.
Kurdist.ru