Не рекомендуется для дебилов.

Вадим Давыдов

Что такое новый мир

Апокалипсис «дольче стиль нуово», или «Чтоб вам жить в эпоху перемен!»

Эпиграф

Мы находимся в поезде, который набирает скорость, мчимся по пути, где стоит неизвестное количество стрелок, ведущих к неизвестным пунктам назначения. В кабине паровоза нет ни одного учёного, а у стрелок могут оказаться демоны. Большая часть общества находится в тормозном вагоне и смотрит назад. Ральф Лэпп, учёный-писатель

Когда-то на просторах Всемирной Сети я встретил повествование, которое произвело на меня довольно сильное впечатление и заставило о многом — очень о многом — задуматься. Я не ручаюсь за точность пересказа, но суть, как мне кажется, я всё-таки сумел уловить.

Небольшое индейское племя на северо-западе сегодняшних США очень долго — много лет — отступало всё дальше и дальше на север под давлением других, более многочисленных и воинственных (а может быть, просто более «продвинутых») племён. В какой-то момент отступать им стало банально некуда — позади (впереди) была отнюдь не изобильная песнями и плюшками Москва, а лунные ландшафты Северо-Западных Территорий нынешней Канады. Старейшины племени расселись вокруг Огня Совета: нужно было что-то решать. И они решили: умереть.

Кажется, их так и нашли — много лет спустя: несколько десятков скелетов вокруг давно остывшего кострища, — мужчин, женщин, стариков и детей. Всё, чего они хотели — это жить своей прежней жизнью: охотиться на дичь, собирать съедобные коренья и ягоды, слушать историю о Великом Предке. Они не хотели меняться.

Конец истории.

Это был действительно Конец Истории — по крайней мере, для этого племени. Хотим ли мы последовать их примеру?

Мы все боимся перемен в нашей жизни и окружающей нас среде — это никакое не открытие и не откровение. Многие из нас держатся за насиженное рабочее место только потому, что оно даёт нам ощущение ложной безопасности. За это ложное ощущение безопасности и стабильности мы готовы платить всем, что у нас есть, — даже свободой и собственной жизнью.

Если ты, мой читатель, не дурак (а ты не дурак, ибо, будучи дураком, никогда не оказался бы тут), мне нет нужды расписывать тебе Ужасы Современности. Но наиболее существенные из них я всё же хотел бы — в виде тезисов — обозначить.

Вот они.

Политика беспринципных

Т.н. «парламентская демократия», она же «система пропорционального представительства» перестала работать даже там, где работала ещё полвека назад. СМИ давно превратились в СМДДМ (средства массовой дезинформации, дебилизации и манипуляции). Манипуляция сознанием «простого человека», «атома толпы» приобрела невиданный прежде размах, количественно и качественно усложнилась. Если раньше инструментом манипуляции мог служить лишь амвон приходской церкви, то теперь, при кажущемся разнообразии источников, сам процесс маскируется под «свободный обмен мнений», оставаясь по сути неизменным. Окончательно запутавшийся «маленький человек» отдаёт свой голос тому, кто сумеет убедительнее выстроить набор пропагандистских штампов. Его участие в государственной жизни — не более, чем симулякр, правдоподобие которого может варьироваться от страны к стране.

В качестве отдушины охлосу предоставлена возможность тяпнуть водочки (нюхнуть «коксика»), поорать, побеситься и помахать национальным флагом на футбольном матче, попеть в церковном хоре и, подарив старый ботинок без пары голодающему негру в Африке, ощутить себя столпом нравственности и благодеяния. Цитата: «Сегодня, хотя вся серьезность положения пока не признаётся, мы являемся свидетелями глубокого кризиса не того или иного правительства, но самой представительной демократии во всех ее формах. В одной стране за другой политическая технология … шипит, скрипит и угрожающе плохо функционирует».

Богатство бездельников

«Если ты такой умный — почему ты такой бедный?» Старательно культивируемый в обществе потребления миф о том, как тяжко и самоотверженно, ни сна, ни отдыха не зная, трудятся лучшие из лучших людей, соль земли, надежда человечества — богатые, так же стар, как и обе древнейшие профессии. Но это — всего-навсего миф, и миф далеко не безобидный. Никто не трудится меньше богатых, весь труд которых ограничивается решением проблемы сохранения и/или преумножения богатства. Никто не развлекается так много и интенсивно, как богатые. Я ни разу в жизни не видел человека, разбогатевшего на работе. От работы у человека может вырасти только горб.

Есть только один способ «сравнительно честного» обогащения — разработка нового, прежде неизвестного, общественно полезного продукта или открытие способа радикального удешевления (и, соответственно, повышения доступности) существующего. Однако, когда «честный богач» такого рода завершает своё земное существование, его богатство, оставшееся в распоряжении наследников, а не общества, утрачивает свою легитимность. Мораль, автоматически наделяющая нравственностью любого богатого и/или разбогатевшего и лишающая таковой любого бедного независимо от обстоятельств — оружие, которым богатые пользуются исключительно в собственных интересах.

Всё «ниггерское богатство» — все эти дома, автомобили, мебельные гарнитуры и килотонны тряпья, находящиеся в распоряжении бедняков, — выдраны из пастей богатых ценой неимоверных усилий сотен и тысяч безымянных, отважных бойцов, ряды которых редеют с той же скоростью, с какой растут горы безделушек, именуемых «достатком» и «процветанием». Не будучи напуганными до полусмерти «коммунистической угрозой», богатые никогда не согласились бы на учреждение «общества всеобщего благоденствия». Вместе с прекращением такой угрозы начался и повсеместный демонтаж «благоденствия» — кто этого ещё не понял, скоро почувствует.

Торговля бесчестных

В этой связи я хочу говорить о так называемой «корпоративной экономической модели». Задача организаторов такой модели — не удовлетворение и даже не регулирование общественного спроса, а манипуляция сознанием потребителя с целью увеличения прибыли. Вы больше не сможете приобрести автомобиль, который верой и правдой будет служить вам десятки лет, или обувь, радующую вас несколько сезонов подряд удобством колодки и мягкостью хорошо выделанной кожи. (Я не говорю о «Роллс-Ройсах», на которых доезжают до клуба и обратно, или туфлях haute couture — я говорю о товарах для людей.) Количество одежды и обуви в нашем гардеробе подчиняется каким угодно закономерностям, кроме двух — целесообразности и экономии ресурсов. Эти же закономерности определяют структуру потребления т.н. «золотого миллиарда», который правильнее было бы называть «золочёным», поскольку по-настоящему золотым является от силы тысячная его часть.

В последние годы была придумана и внедрена новая технология укоренения и воспроизводства «корпоративной модели» — т.н. «инвестиции», когда рабочий или служащий вместо приобретения потребительских товаров приобретает «ценные бумаги» предприятий, обеспечивая «круговорот бабла в природе» и впадая в панику всякий раз, когда котировки этих бумаг на фондовых биржах подвергаются флуктуациям, на которые десятки миллионов «акцЫонЭров» повлиять не в состоянии.

Воспитание бесхарактерных

Систематическое образование доступно лишь единицам. Всеобщая грамотность не отменила, а лишь усугубила по-прежнему всеобщее невежество. В школе вам объяснят всё, что угодно — кроме того, как всё работает и крутится на самом деле. Если вам повезёт, вы осознаете необходимость дойти до всего собственным умом чуть раньше, чем болезнь Альцгеймера сделает этот процесс неосуществимым. Вам повезёт куда больше, если вы, избежав неисчислимых соблазнов, сумеете донести своё понимание до десятка-другого таких же, как вы — думающих не кишечником или головкой пениса, а головой.

Но общество потребления позаботится о том, чтобы у вас и ваших друзей никогда не возникло не только возможности, но и желания действовать в соответствии с вашим пониманием: для этого оно выдаст вам немножко денежек за работку, которая будет занимать всё ваше времечко, а оставшееся вы потратите на покупку и обустройство ваших квартирки, машинки и ежегодную поездочку на какую-нибудь ривьерку для нищебродиков — потому что вы ведь не Ленин и не Троцкий, и человеку, помилуй Бог, нужно когда-то хотя бы немного отдохнуть от этого изнурительного труда. А если нагрянет грядущий хам, вы легко пожертвуете вашими «убеждениями» (по крайней мере, перестанете их провозглашать) — ради сохранения «стабильности» и в целях «безопасности». Ведь главное — это иметь возможность получать хоть какие-то удовольствия. Иначе зачем нужна вся эта комедия, называемая «жизнью»?!

Удовольствия бессовестных

Если общество не позволило вам выработать характер (или позволило этого не делать — результат одинаков) и старательно избавило от угрызений совести по этому поводу — что вам остаётся? Правильно — удовольствия! Когда у вас нет ни характера, ни совести, ваши удовольствия будут содержать не больше калорий, чем вода, и решающим критерием станет вовсе не качество, а количество и, главное, низкая цена за единицу. Некоторым из вас не будет доставать пикантности и остроты. Не беда. К вашим услугам (ведь уже нет совести) любые «цветы зла» от сильнодействующих наркотиков до малолетних сексуальных рабов. Ну, а сколько-нибудь эффективно сопротивляться соблазнам вы не в состоянии, — выше мы установили, что у вас отсутствует необходимый для этого характер.

Наука бесчеловечных

Множество совокупно действующих факторов — от демонтажа СССР и торжества корпоративной «экономики» до неназванных или неназываемых — сделали науку, в том числе ту, что прежде именовалась фундаментальной, жалкой побирушкой на заднем дворе бесконечного «праздника жизни», устраиваемого себе самим гламурчиками всех мастей в тёплой компании «топ-менеджеров» с многомиллионными «зарплатами». (Кстати, обратите внимание, как легко и непринуждённо эти самые «топ-менджеры» меняют не только компании, которыми «управляют», но и сферы «управления»: вчерашний надуватель пузырей «корпоративной отчётности» из Coca-Cola сегодня делает то же самое в кресле директора Lockheed-Martin, — и в самом деле, какая разница, где надувать пузыри?!

Это никакие не «капитаны производства», в тоги которых обожает рядиться подобная публика, — до Генри Форда, Маккормика, Завенягина или Устинова им так же далеко, как пешком до Луны.) Действительно — какой толк в космической программе или исследовании Антарктиды, если в конце финансового года нельзя будет за их счёт пририсовать ещё один нолик в графе «доходы»? «Если это не приносит мне лично прибыли сегодня или, в крайнем случае, завтра — значит, это не нужно никому и никогда» — вот девиз этой шайки мафиозных манкуртов и бандерлогов.

Отныне задача науки — создание волшебных эликсиров для придания твёрдости безнадёжно мягкому и присобачивание компьютера к ночному горшку, выдумки вроде «суперневидимых» самолётов, легко обнаруживаемых по инверсионному следу, и самодвижущихся самозарядных, но абсолютно безмозглых убивалок. Ах, да — можно потрындеть о «нанотехнологиях» и попытаться под эту шарманку выбить у бандерлогов ещё пару-тройку «грантов на исследования». Нужды нет, что усилиями этих мартышек охолощено, опошлено и профанировано буквально всё — Отечество, мужество, материнство, подвиг, самопожертвование; даёшь гранты, будем прислуживать бандерлогам, коль невозможно служить Родине, и давайте хотя бы получать от этого удовольствие!

Если тех, кого Бог хочет наказать, он лишает разума — отчего так счастливы те, кто лишён ещё и совести?!

Безверие религиозных

В мире, где нравственность приравнена к соблюдению приличий, человечность подменена политкорректностью, воспитание отделено от образования китайской стеной предрассудков и условностей, а люди, называющие себя верующими, ни разу не удосужились прочесть священные тексты собственных религий не то, что в подлиннике, а хотя бы в переводе — о какой вере мы говорим? О вере во что?

Термин «религия», как известно, в дословном переводе означает «обратная связь». Убеждён — для подавляющего большинства считающих себя верующими и/или религиозными это новость. В своём эссе «Остановить Армагеддон» я старался если не быть, то хотя бы выглядеть вежливым, но сегодня я не собираюсь никого успокаивать и никому потакать. Если кто-то находится — сознательно или по инерции — в плену традиционных заблуждений, это свидетельствует только об одном — о недостаточном уровне критичности. Даже допуская вероятность трансцендентного бытия Творца, несообразно и нелепо подозревать его в объективированном вмешательстве в ежедневное физическое и духовное существование человеческой личности, — это противоречило бы известному принципу свободы воли.

На самом деле, всё гораздо хуже — или лучше: Бога (богов) нет, разум вне тела не существует, это невозможно — как невозможен хлопок одной ладонью, а жизнь — это всемерное и повсеместное, по возможности — осознанное, противостояние энтропии. У кого есть желание доказывать обратное — you are always welcome, но это не ко мне.

Происходит элементарная подмена: вместо обратной связи вам предлагают ритуал*. «Традицию» — подвергаться идеологической накачке, платить дань феодалу за мифическую «защиту», закапывать мертвецов в землю, проводить самое лучшее время своей жизни — то есть наиболее продуктивное — в удовлетворении осатаневших от безделья и сверхчувственных развлечений богачей в обмен на миску баланды; и прочие удовольствия более чем сомнительного качества. К чему ведёт следование «традициям» — показано на примере бедных дикарей в начале статьи. Кто не внял — прочтите ещё раз.

Традиция не может быть нравственной, как нравственность не может быть традиционной — она либо есть, либо её нет. О том, что нравственность не тождественна морали и даже, больше того, может вообще никак с последней не пересекаться, я распространяться не стану — либо читающие это эссе понимают, о чём речь, либо оно не для них писано.

Теперь наберём в лёгкие побольше воздуха — и продолжим.

Исчезновение семьи, частной собственности и государства -

именно так можно коротко охарактеризовать процесс перемен, начавшийся отнюдь не сегодня и даже не вчера, процесс, который мы долго и старательно игнорировали. Пора покончить с позорной практикой страусиного поведения и осознать объективную реальность, данную нам в ощущениях. А главное — пора перестать подходить к этому процессу с дихотомичной меркой «хорошо — плохо»: это не хорошо и не плохо, это просто есть, и нам приходиться это есть независимо от того, есть у нас аппетит или он напрочь отсутствует.

Семья

На заре индустриальной эпохи семьи состояли из нескольких десятков человек, и никому не приходило в голову назвать семьёй убежавшую из дома парочку влюблённых. И внутри этих огромных семей часто существовали весьма и весьма запутанные интимные взаимоотношения — и никакое церковно-приходское проклятие ничего не могло с этим поделать. Добро пожаловать в реальность, товарищи моралисты!

Лишь сравнительно недавно пожизненный союз мужчины и женщины, созданный с целью противостояния объективным трудностям плохо организованной жизни, рождения и совместного воспитания детей, стал называться семьёй. (Только не надо путать институт семьи с институтами брака — они, как мораль и нравственность, могут пересекаться, но это совершенно не обязательно). Но сегодня, когда «семьеподобный» союз людей одного пола сделался нормой де-факто, когда рождение и количество детей (при желании) легко регулировать, а разводы из политической практики царствующих персон широко и далеко шагнули в массы — какое мы имеем право игнорировать такое положение вещей?!

Конечно, диапазон реакции может быть довольно широким — от институционализации гомосексуальной «семьи» до отстрела врачей-гинекологов или призыва какой-то немецкой парламентёрши (христианско-демократический союз, между прочим) законодательно ограничить срок пребывания в браке семью годами, после чего, как говорится, «вольному — воля, спасённому — рай». Однако всё это так и обречено оставаться не более, чем овеществлённой рефлексией, судорожными попытками усидеть между стульев. Какими бы надеждами и иллюзиями не тешили себя приверженцы традиционной семьи и семейной политики — их шансы на реабилитацию выйдут за рамки статистической погрешности только в случае глобальной термоядерной войны.

Вот что пишет Элвин Тоффлер (боюсь, не все, кому положено по чину, прочли его труды, ещё меньше число тех, кто сделал это вовремя, и уж совсем до единиц дошёл смысл написанного): «Сегодня нам неустанно повторяют, что семья распадается, либо что семья — это проблема номер один. Президент Джимми Картер заявляет: «Очевидно, что правительство страны будет вести просемейную политику... Более насущной проблемы не существует». Псевдопроповедники, премьер-министры, пресса или благочестивые ораторы твердят почти одно и то же. Однако когда они говорят о семье, они, как правило, не имеют в виду семью во всем обилии вариантов возможных форм, а только один частный вид семьи: семью эпохи индустриализма.

Они обычно учитывают следующий расклад: зарабатывающий муж, домохозяйка жена и несколько маленьких детей. Несмотря на то, что существует множество видов семьи, цивилизация эпохи индустриализма идеализирует, делает преобладающей и распространяет по миру именно тип нуклеарной семьи.

Такой тип семьи стал стандартной, социально одобряемой моделью, поскольку его структура прекрасно удовлетворяет нуждам общества массового производства с широко разделяемыми ценностями и жизненным стилем, иерархической, бюрократической властью и четким отделением семейной жизни от производственной.

Сегодня, когда власти побуждают нас «восстановить» семью, они обычно имеют в виду именно эту нуклеарную семью эпохи индустриализма. Мысля так узко, они не только неверно определяют проблему, но и проявляют детскую наивность, думая, что действительно необходимо сделать для восстановления такой семьи в ее былой значимости».

Частная собственность

Корпоративная модель «экономики» отменила частную собственность. Вы живёте в доме, принадлежащем банку, выдавшему вам ипотечный кредит, выданный вам под залог сделанных вами сбережений в виде ценных бумаг банка, владеющего блокирующим пакетом акций банка, выдавшего ипотечный кредит вашему соседу, — если вы в состоянии разобраться, где что кому в этом змеином клубке принадлежит, можете смело претендовать на лавры нобелевского лауреата. Если вы думаете, будто у вас остаётся хотя бы гипотетическая вероятность превратить эту галлюцинацию во что-нибудь вещественное, принадлежащее вам на самом деле, то, что можно потрогать руками, — поздравляю вас и добро пожаловать на Канатчикову дачу.

Государство

Она же, сиречь корпоративная «экономика», погрузила в пучину беспомощности все государства, называемые «развитыми» и «демократическими». Не будучи в состоянии и не имея желания контролировать доходы корпораций, государства принялись (ничто не ново под Луной!) обдирать, как липку, тех, кто не может сопротивляться — наёмных работников, проще говоря, современных рабов. Вы не можете наказать оскорбившего вас негодяя — соседа сверху, и в целях установления справедливости принимаетесь дубасить своего соседа снизу, потому что он слабее вас, — как вы думаете, нравственно ли такое поведение и как можно относиться к государству, в точности реализующему именно такой modus vivendi? Брать налоги не с тех, кто должен их платить, а с тех, кто не может не заплатить — о, это, безусловно, единственный путь к процветанию. Да здравствует солидарность нищих в перераспределении нищеты — государство проследит за тем, чтобы ни одна ваша копейка не прошла мимо его кассы, а богатые плачут только в мексиканских сериалах.

Вы понимаете: пора послать к чёрту государство, министр обороны которого может, ничтоже сумняшеся, заявить в парламенте об утере финансовой отчётности его ведомства за четыре года в результате «ошибки в программном обеспечении» — и после этого, как ни в чём не бывало, продолжать «исполнять» свои «обязанности» вместо того, чтобы застрелиться прямо на трибуне; «народных» «представителей», проглотивших эту пилюлю, даже не поморщившись, следовало бы отправить туда же — и скопом. По тому же адресу следует отправиться государству, чья специальная служба доверяет процедуру дешифровки переговоров подозреваемых в криминальной деятельности — частной компании, в помещения которой в одну прекрасную ночь врываются «неизвестные грабители» и выносят все до единого жёсткие диски с файлами и данными последних десяти лет наблюдений. Вы называете это угрёбище «государством»? Помилуйте — это даже не бардак, потому что в бардаках — по крайней мере, когда-то — был порядок!

Цитата: « … группа политологов, недавно проводившая исследование в Вашингтоне, чтобы выяснить, «кто здесь управляет», пришла к простому, но ошеломляющему ответу. Итог их отчету, опубликованному Американским институтом предпринимательства (American Enterprise Institute), подводит профессор Университета графства Эссекс (Великобритания) Энтони Кинг: «Короткий ответ... должен быть: «Никто». Здесь никто ни за что не отвечает».

Сегодня поистине удивительно, что наши правительства вообще продолжают функционировать. Ни один президент корпорации не попытался бы управлять большой компанией с организационным расписанием, набросанным гусиным пером предка, жившего в XVIII в., чей опыт управления состоял единственно в руководстве фермой. А ведь это приблизительно то, что мы пытаемся делать в политике!»

Впрочем, довольно анализов — аналитиков и без меня хватает. Пора переходить к главному — к синтезу.

В последнее время развелось немало идиотов, устно и письменно ностальгирующих по «прежним временам», издающих скорбные стоны по поводу кончины традиционного общества и «забвению традиционных ценностей». Претензии этих господ на интеллектуальное вождение столь же смешны, сколь и отвратительны. Идеальное устройство общества по их лекалам — это обезьянья стая, где место альфа-самца принадлежит (ну, кто бы сомневался!) каждому из них, как самому сильному, умному, красивому и справедливому. Как раз в эту минуту они заняты именно тем, чем только и способны заниматься подобные существа: выяснением того, кто же из них на самом деле истинный альфа-самец. Сейчас, в XXI веке, как и миллион лет назад, над местом схватки висит облако пыли, — только нынче эта пыль состоит не из микроскопических частичек золы и глины, а из нулей и единиц. А так — ничего не изменилось. Неудивительно: ведь это традиционалисты, они не желают перемен и не осознают их неотвратимости, а любой предмет, попавший им в руки, используют только двумя способами — как оружие или как приспособление для добычи бананов.

Нет никакого способа — кроме тотальной термоядерной войны — снова превратить постиндустриальные общества в традиционные. Ломать — не строить, и человечество однажды уже переживало возврат «на волю, в пампасы» — крушение Pax Romana, осколок которого, Византийская империя, протрепыхалась, отчаянно сдерживая натиск дикарей и с Запада, и с Востока, целых полтысячелетия. Но там тоже никто не хотел меняться: самое большее, на что оказались готовы византийцы — сохранение статус-кво. В результате от великолепной инфраструктуры в Европе уцелело несколько огрызков дорожной сети, пара акведуков и десяток римских бань, не использовавшихся по назначению: к XVII веку вшивая и паршивая, эта самая Европа могла претендовать разве что на звание пристанционного сортира, а никак не авангарда человечества.

Зато в это время всё было очень традиционно: в воздухе стояла чудовищная, неистребимая вонь — воняли навоз, дерьмо, разлагающиеся останки пищи, животных и людей, язвы нищих на папертях, подмышки мещан и графини де Монсоро, гнилые зубы всех без исключения, заливаемые духами и полные гнид причёски благородных дам и кавалеров; неподмытый блуд, сифилис и холера косили людей и во дворцах, и в хижинах; бабы рожали солдат, солдаты грабили крестьян и насиловали баб, день начинался с восходом солнца и оканчивался с его заходом, урожай сам-треть был божьим даром, а человек, раз в жизни съездивший на ярмарку в соседнее герцогство, почитался великим путешественником, побасёнки которого сбегалась послушать вся деревня.

Вот по этой пейзанской «идиллии» и тоскуют, распространяя вокруг себя миазмы интеллектуальной отравы, наши профессиональные реверсионисты. Центральное место в их мечтах, разумеется, занимает вопрос борьбы за высокую рождаемость. Идеальная женщина традиционалистов — это накрытое балахоном влагалище: ведь на здоровую, успешную и знающую цену своей красоте и силе женщину наши альфа-самцы с котелками протухшего студня на плечах (как раз на том самом месте, где у нормальных людей находится голова) не в состоянии охотиться. Для этого они слишком убоги — и, поверьте, им хорошо это известно. Всем вместе и каждому в отдельности — по всему спектру традиционалистских неврозов, от православных коммунистов до шиитских сектантов.

Взыскуя материальных и благодатных плодов Цивилизации, они мечтают отправить на свалку Цивилизацию как парадигму развития — что неопровержимо свидетельствует об их дебильности*1. (Зачем традиционалистам много народу? Затем, что многих тупых легче строить и доить, чем немногих умных. Поскольку самыми умными «по умолчанию» являются, конечно же, традиционалисты, никто умнее самих себя им не требуется.) Собственно, ничего нового во всём сказанном нет — такие понятия, как «невроз» и «футурошок» введены в научный оборот не мной и не сегодня*2.

Я снова позволю себе обширную цитату из Тоффлера: «…существуют … группы романтиков-экстремистов, крикунов, враждебных всему, за исключением наиболее примитивных технологий земледельческой эпохи, которые, кажется, будут рады возврату к средневековым ремеслам и ручному труду. Сытые, принадлежащие, как правило, к среднему классу, они сопротивляются техническому прогрессу так же слепо и огульно, как и те, кто ратовал за приход индустриализма. Представители этой группы фантазируют о возврате к тому миру, который большинство из нас — и большинство из них — найдет отвратительным. «…»

Они говорят, что полиция поддерживала порядок в прошлом, поэтому для поддержания порядка нам необходимо усилить полицию. Авторитарная обработка детей работала в прошлом, поэтому все сегодняшние несчастья от вседозволенности. Умеренно пожилые реверсионисты с правым уклоном тоскуют по простому, упорядоченному обществу небольших городков, где в размеренном социальном окружении все их старые шаблоны были уместны. Вместо адаптации к новому они продолжают автоматически применять старые решения, увеличивая все больше и больше разрыв с реальностью.

Типичный отклик на шок будущего — это одержимость возвращением к ранее успешным шаблонам адаптации (реверсионизм), которые в настоящий момент неуместны и неадекватны. Реверсионист упорствует в своих предыдущих программируемых решениях и привычках с догматическим безрассудством. Чем сильнее изменение угрожает извне, тем методичнее он повторяет прошлые режимы действий. Его социальная перспектива регрессивна. Испытав удар будущего, он истерически пытается сохранить не соответствующий действительности статус-кво или требует в той или иной замаскированной форме возврата к успехам прошлого.

Если старый реверсионист мечтает о восстановлении прошлых небольших городков, молодой реверсионист с левым уклоном мечтает даже о возрождении старой системы. Это объясняет некоторое очарование сельской общины, сельского романтизма, которыми наполнена поэзия хиппи и субкультура пост-хиппи, обожествление Че Гевары (отождествляемого с горами и джунглями, а не с урбанистической и постурбанистической окружающей средой), почитание дотехнологических обществ и преувеличенное презрение к науке и технике. Все эти красочные требования «возврата к природе», разделяемые по крайней мере некоторыми левыми течениями, соответствуют тайным страстям реверсионистов по прошлому.

Их завиральные идеи такие же древние, как и их индейские головные повязки, их плащи эпохи короля Эдуарда, их оленья охотничья обувь и обрамленная золотом посуда. Терроризм начала ХХ века и эксцентричный черный флаг анархии неожиданно вновь вошли в моду. Руссоистский культ благопристойных дикарей процветает вновь. Старые идеи марксизма, применяемые в лучшем виде во вчерашнем индустриальном обществе, выдаются как безусловные рефлекторные ответы на проблемы завтрашнего сверхиндустриального общества. Реверсионизм маскируется под революционность.

И, наконец, мы имеем Сверхупростителя. После того, как свергнуты старые герои и институты, на фоне забастовок, бунтов и демонстраций, пронзающих его сознание, он ищет простого, изящного уравнения, которое сможет объяснить весь комплекс новизны, угрожающий его поглотить. Беспорядочно хватаясь за те или иные идеи, он временно становится истинно верующим. Это помогает объяснить неистовую интеллектуальную придурковатость (фаддизм), которая уже угрожает опередить темп изменения мнений. Маклюэн? Пророк электрического поколения? Леви-Строус? Браво! Маркузе? Сегодня я вижу это все! Махариши Вотчмакаллит? Фантастично! Астрология? Проникновение в сущность вечности!

Этот Сверхупроститель, отчаянно продвигаясь ощупью, принимает любую идею, к которой он случайно приходит, часто приводя в замешательство её автора. Увы, одна-единственная идея не может объяснить все на свете. Но Сверхупростителю нужны ответы на все случаи. Максимизация выгоды объясняет Америку. Коммунистический заговор объясняет расовые бунты. Вседозволенность (или доктор Спок) — причина всех бед».

А ведь то, что нельзя предотвратить, необходимо возглавить. Отчего-то это простая мысль никак не может уместиться в светлых головах наших реверсионистов-примитивистов. Единственное, на что они способны — это бежать навстречу локомотиву прогресса с криком «стой, задавлю». Вместо решения проблемы осознанного и научного планирования перемен традиционалист требует то установить клерикальную диктатуру, то ввести (с понедельника, ага!) кастово-варновую систему общественного порядка. К сожалению, у этих дуболомов огромная потенциальная аудитория: «Поставленный в тупик озабоченный студент, пинаемый родителями, неуверенный в своем статусе, измученный стремительно отживающей образовательной системой, вынужденный заботиться о будущей карьере, системе ценностей и стоящем стиле жизни, неистово ищет способы упростить своё существование. Прибегая к героину и другим наркотикам, он исполняет нелегальный акт, имеющий по меньшей мере одно достоинство — объединение его несчастий. Он выдает множество больных, кажущихся неразрешимыми проблем за одну большую проблему и таким образом радикально, но временно упрощает свое существование.

Девочки-подростки, которые не справляются с ежедневно накручиваемым клубком стрессов, могут выбрать другой драматический акт сверхупрощения — беременность. Подобно наркотикам, беременность может очень сильно усложнить ее жизнь позже, но сегодня беременность делает все ее другие проблемы незначительными.

Заявления о том, что мир «обезумел», интерес к галлюциногенным наркотикам, тяга к астрологии и мистике, поиск истины в сенсациях, экстаз и желание проводить рискованные опыты, крайний субъективизм, нападки на науку, растущая, как снежный ком, уверенность в том, что разум покинул человека, — все это отражает ежедневный опыт массы обычных людей, которые больше не могут разумно противостоять изменениям».

То, что происходит внутри нас и вокруг нас — не что иное, как бунт против стремительно наступающего будущего. Никогда прежде в истории человечества изменения не были столь стремительны, всеобъемлющи и многочисленны. Немудрено испугаться! Но это вовсе не то, что нам нужно. Конечно, концепцию «шока будущего» можно использовать как оправдание моратория на перемены. Но любая попытка подавить перемены не только потерпит неудачу, но и повлечёт за собой ещё большие, более кровавые, неуправляемые и невиданные катаклизмы. Именно поэтому тормозить куда более безнравственно, чем готовиться к неизбежному: «Мы не можем и не должны поворачивать выключатель технического прогресса. Только идиоты бормочут о возвращении в «естественное состояние», в котором дети чахнут и умирают из-за отсутствия элементарной медицинской помощи, в котором из-за недоедания лишаются рассудка, в котором, как напоминает нам Гоббс, типичная жизнь «бедна, грязна, груба и коротка». Повернуться спиной к технологии было бы не только глупо, но и безнравственно».

Так где же твой синтез, спрашивает нетерпеливый читатель. Где решение?! Успокойтесь — никакого решения «пойти туда-то, взять то-то, воткнуть и повернуть» нет — и не будет. Не может быть. «Единственный способ сохранить какое-то подобие равновесия — ответить изобретением на изобретение: создать новые личные и социальные механизмы, регулирующие перемены. Следовательно, нам нужно не слепое принятие или слепое сопротивление, а множество творческих стратегий, чтобы избирательно формировать, отклонять, ускорять или замедлять какое-либо изменение».

Как вы, вероятно, уже догадались, моя задача — вовсе не поразить вас умными мыслями собственного производства, а донести до вас понимание того, без чего невозможна жизнь в будущем, которое уже наступило.

«Ничто не может быть опаснее неприспособленности. Какими бы ни были теоретические аргументы, в мире свободны жестокие силы. Хотим ли мы предотвратить «шок будущего» или контролировать численность населения, препятствовать загрязнению окружающей среды или ослабить гонку вооружений, мы не можем позволить, чтобы глобальные решения принимались невнимательно, неразумно, беспланово. Выпустить ситуацию из рук — значит совершить коллективное самоубийство. Мы нуждаемся не в возвращении к иррационализму прошлого, не в пассивном принятии перемен, не в разочаровании и нигилизме. Мы нуждаемся в сильной новой стратегии.

Планировать на более отдаленное будущее — не значит привязывать себя к догматическим программам. Планы могут быть экспериментальными, текучими, подлежать постоянному пересмотру. Однако гибкость не обязательно означает недальновидность. Чтобы перешагнуть через технократию, наши социальные временные горизонты должны простираться в будущее на десятилетия и даже на поколения. Это требует большего, чем удлинение наших формальных планов. Это означает осознание всем обществом, сверху донизу, нового, социально понимаемого, будущего.

Попытки предсказать будущее неизбежно изменяют его. Подобным же образом, как только прогноз распространяется, сам акт распространения также вызывает беспокойство. Прогнозы имеют тенденцию становиться самоисполняющимися.

Настало время раз и навсегда уничтожить популярный миф, что будущее «неведомо». Трудности должны дисциплинировать и вызывать отклик, а не парализовать».

Именно парализованные ужасом перед будущим традиционалисты, вопя и размахивая кто чалмой, кто рясой, а кто и бомбой, тянут нас назад, в «понятное» и «удобное» Средневековье. Если вам с ними по пути — не смею задерживать. Мне — в другую сторону.

Мир, навсегда изменивший человечество и землю, мир, просуществовавший какой-то краткий исторический миг (что такое триста лет по сравнению с двадцатью тысячами лет «предыстории»?!), мир, агония которого началась в пятидесятые годы ХХ века и продолжается до сих пор, был миром индустриальным. Существовало два наиболее распространённых варианта воплощения этого индустриализма: «коммунистический» и «капиталистический». Я не случайно закавычил эти понятия:

«И в своем капиталистическом, и в коммунистическом варианте индустриализм был системой, сосредоточенной на максимизации материального благосостояния. Так, для технократа экономическое продвижение — основная цель, технология — основной инструмент. Тот факт, что в одном случае продвижение приводит к личной выгоде, а в другом (теоретически) к общественному благу, не меняет сути, общей для обоих. Технократическое планирование экономо-центрично и краткосрочно».

Человек — это должно звучать гордо!

Центральный вопрос успешной адаптации будущего к нам и нас к будущему — это вопрос качества людей. И вот он, тут как тут — зубодробительный «аргумент» моралистов-традиционалистов: «вымирание белой расы! все силы — на увеличение рождаемости!». Ответ на эти стенания будет коротким: человек размножается только в плохих условиях. Чем отвратительнее условия, тем лучше. В сытости и достатке люди перестают заниматься такой ерундой — есть масса других интересных дел и возможностей. Знаете, почему так трудно получить потомство от зверей в зоопарках? Догадайтесь!

Есть только один способ увеличить рождаемость у представителей любимой гитлеровцами всех деноминаций белой расы: погрузить её обратно в Тёмные Века, туда, где и когда за умными и красивыми женщинами охотились выжившие из ума попы и монахи, чтобы водрузить их на костёр, а 90% детей не доживало до годовалого возраста. Все «проекты» реверсионистов, прячущих за громкими политическими лозунгами собственную импотенцию и неврозы, на самом деле предусматривают только такой сценарий, ибо недоумки с высушенными страхом мозгами и варёными яйцами ничего больше не способны изобрести.

«Когда критики (прогресса) заявляют, что технократическое планирование бесчеловечно, т. е. пренебрегает социальными, культурными и психологическими ценностями, очертя голову бросаясь максимизировать экономическую прибыль, они обычно правы. Когда они заявляют, что оно недальновидно и недемократично, они обычно правы. Когда они заявляют, что оно недейственно, они обычно правы.

Но когда они погружаются в иррациональность, поддерживают антинаучные взгляды, испытывают своего рода болезненную ностальгию, они не только неправы — они опасны». Разумеется, реверсионистские «проекты» несостоятельны: от грязи и нищеты заводятся только чума, уроды и калеки (дело не во внешности, хотя и это важно, ведь существо, ненавидящее себя, не способно любить никого вообще), и увеличение количества навозных куч отнюдь не ведёт к появлению прячущихся в их глубине жемчужин. Отвратительно и гнусавое вяканье гитлероидов об изначальном неравенстве рас: измерение «ай-кью» ничем, по сути дела, не отличается от измерения черепов, поскольку отражает лишь результат, сформированный массой не поддающихся реальному учёту факторов, среди которых генетический играет далеко не главенствующую роль.

Воспитывать людей — тяжёлый, кропотливый труд, но без этого мы никуда не двинемся — вообще никуда. Нужны кардинально новые формы образования и воспитания. И начинать надо с детей: перевоспитывать законченных ублюдков и в чалмах, и в рясах поздно, их можно только уничтожить.

Пора прекратить лепить из наших детей винтиков чудовищной «социалистической» или «капиталистической» машинерии, оловянных солдатиков, офисный планктон, тупую массу потребителей тряпья и псевдоинтеллектуальной жвачки. Свобода — это не вседозволенность, и если централизованная цензура аморальна, то цензура на уровне личности — наоборот. Пусть это труд, и труд нелёгкий, но — хватит кивать на институты: берите воспитание людей будущего в свои собственные руки, благо, прогресс дал вам для этого все необходимые технические средства и предпосылки! Альтернатива расчеловечивающей потребительской гонке — вовсе не в убогом цезарепапизме псевдо-руссконародного образца, не в лапотных «триадах», не в религиозно-мистическом дурмане, не в патиархально-магическом мракобесии, не во влажных грёзах аятолл, епископов и прочих «гуру» об утыкающихся лбом в землю миллионных толпах покорных рабов, безропотно несущих денежку «пастухам». Честное сомнение предпочтительнее нерассуждающей «праведности» хотя бы тем, что оно честно! Сомнение — предтеча истинной духовности, сомнение — это Спиноза и Королёв, Павлов и Эйнштейн*, а «праведность» — это Торквемада и Гитлер. Выбирайте!

«Будущему не нужны миллионы малограмотных, готовых согласованно трудиться над выполнением бесконечно повторяющейся работы. Ему не нужны люди, безропотно исполняющие приказания, знающие, что цена хлеба насущного — это автоматическое подчинение начальству. Ему нужны те, кто способен к критическому суждению, кто может сориентироваться в новых условиях, кто быстро определяет новые связи в стремительно меняющейся действительности. Ему нужны люди, у которых — по меткому замечанию Ч. П. Сноу — будущее в крови».

Будущее — это мир творцов, а не винтиков. «Сущность творчества — это готовность валять дурака, забавляться абсурдом, лишь позднее предоставляя поток идей для резкого критического обсуждения. Применение воображения к будущему требует, таким образом, среды, в которой безопасно заблуждаться, в которой новые сопоставления идей можно свободно выразить, прежде чем их будут тщательно и критично исследовать. Нам нужны заповедники социального воображения». Так что — мечтающих о карьере пастырей неразумных стад просят не беспокоиться. Думаете, традиционалисты способны организовать нечто, хотя бы отдалённо напоминающее «фабрику творчества»? Чёрта с два: всё, что им по силам создать, удивительно напоминает в лучшем случае монастырь, а в худшем — концентрационный лагерь.

Когда я начинал работу над этим эссе, я лелеял «планов громадье» и намеревался скрупулёзно их изложить. Однако, поразмыслив, я решил этого не делать: у каждого своё видение ситуации и сосредоточенность на какой-то одной модели уведёт нас в пучину обсуждения никому не нужных и по большому счёту неинтересных деталей. По укоренившейся привычке человека, тяготеющего к художественному слову, я позволю себе лишь несколько намёков, цель которых — расширить сознание и заставить думать туда, куда пока думать было запрещено.

Высокая рождаемость — далеко не единственный способ преодоления проблемы «перевёрнутой демографической пирамиды», когда на одного с сошкой приходится семеро с ложкой. В условиях низкой (детской) смертности высокая рождаемость — не благо, а катастрофа.

Старение и смерть — это всего-навсего болезни.

Вытачиванием коленчатых валов должны заниматься роботы.

Творческая деятельность — не работа, а удовольствие.

Россия — единственная страна в мире, где правительство контролирует ходорковских, а березовские и гусинские разбегаются по заграницам.

Генетика — царица наук.

Эпоха ковыряния в навозе подходит к концу и начинается другая — эпоха Звёздного Человечества.

Генезис человека разумного и цели, стоящие перед ним, предполагают одну-единственную адекватную форму управления обществом.

Пожалуй, и хватит, — для начала. Думайте сами, решайте сами: мы больше не можем позволить себе размножаться, как лемминги, играть в дурацкие игры вроде «представительной демократии», «один человек — один голос» и т.д. Нам нужны сильные государства с настоящими лидерами, способные защитить нас от произвола и манипуляций со стороны сверхбогачей и их сообществ, умело и эффективно организующие необъятную потенциальную творческую активность людей, обладающие железной волей и отвагой, не боящихся ответственности, умеющих мыслить глобально, во всечеловеческом, вселенском масштабе. Пора понять, что существующие избирательные системы и процедуры не способны привести таких людей к власти, — разве что случайно, буквально чудом.

Не нужно бояться того, что мы с вами, вероятнее всего, не увидим этих новых руководителей человечества. Нам самим придётся заняться планированием и конструированием будущего, не дожидаясь, пока боги, цари или герои сделают это для нас.

Последняя цитата:

«Чтобы создать желаемую эмоциональную жизнь и здоровую психосферу для зарождающейся цивилизации будущего, мы должны признать три основных требования любой личности: потребности в общности, структуре и смысле. Нам понадобится интегрировать личностный смысл в более широкую, всеобъемлющую идею. Людям недостаточно понимать (или думать, будто они понимают) свой маленький вклад в жизнь общества. Они также должны ощущать (хотя эти чувства не всегда можно выразить словами), каким образом они вписываются в более широкую систему понятий».

Если мы сами, первыми, не сумеем подняться над болотом сиюминутного мышления и ограниченного опыта — мы тем более не заслуживаем спасения, не заслуживаем будущего. Будущего, в котором человечество неимоверно раздвинет границы Познания, будущего, в котором звёздные корабли, ведомые нашими потомками, бороздят просторы Вселенной. Это будущее рождается сейчас — в муках и сомнениях, в крови и тревоге. Но мы должны встретить его во всеоружии Разума и Человечности — а иначе не имеем права называться людьми. Если человек — создание Божье, то создан он был именно для этого. И если боги требуют от нас иного — это не боги, а демоны, и место им — в преисподней.

Если не мы за себя, то кто за нас?!

*О, этот ритуал! Глядя на странные перемещения и пассы, выполняемые священнослужителями со товарищи во время литургии, невозможно избавиться от ощущения, что они с видом боговдохновенного глубокомыслия имитируют некий процесс вполне техногенного происхождения, о сути которого, разумеется, не имеют ни малейшего представления. Происходящее до боли напоминает известную историю о бедных полинезийских дикарях, которые после демонтажа американской военно-воздушной базы на их острове после войны выложили на берегу тростниковое «чучело» самолёта и посадили в плетёную будку-«ЦКП» «диспетчера» с деревянными «наушниками» — в тщетной надежде, что «боги» вновь прилетят и засыплют их «небесными дарами», — сгущёнкой, мясными консервами и прочей «манной».

Если кто-нибудь соизволит объяснить мне, чем подобное поведение отличается от втыкания в каждый мало-мальски возвышающийся над ландшафтом пригорок каменного (или деревянного) муляжа многоступенчатой ракеты с последующим посещением оного и вознесением молитв о ниспослании «избавителя» — буду искренне признателен. Не следует, однако, понимать сказанное выше как призыв к искоренению религий и ритуалов. (Больше того: ярославских-губельманов, чуть не взорвавших Покров на Нерли, как и талибанов, всё-таки взорвавших статуи Будды, необходимо торжественно и принародно топить в дерьме без всяких реверансов и права на апелляцию.)

Пока люди недостаточно возвышены духовно, слабо и бессистемно образованы, больны, бедны и напуганы, структурно-поддерживающая роль религиозных институтов можно только приветствовать — как и их усилия в сакрализации нравственности. Здесь не место и не время углубляться в эти дебри — следует, однако, помнить, что и яд, в малых дозах служащий лекарством, в больших дозах, напротив, смертелен. Попытки церковнослужителей подменить собой все прочие варианты структуризации социума и есть такая передозировка.

*Не умилительны, а возмутительны бесконечно репродуцирующиеся утверждения служителей культов и верующих о будто бы широко известной религиозности и чуть ли не воцерковленности великих учёных, мыслителей и популяризаторов науки, в частности, Эйнштейна и Павлова. Достаточно буквально шевельнуть пальцем, чтобы убедиться в полнейшей несостоятельности этих беспочвенных, опасных фантазий. Возникает закономерный вопрос: а так ли уж невинно, так ли уж искренне «заблуждаются» попы и поповствующие, не пора ли «притупить им зубы»? Чистые дела не делаются грязными руками, и — «врачу, исцелися сам!»

*Дебильность — самая слабая степень слабоумия, интеллектуального недоразвития. Сохраняются механическая память и эмоционально-волевая сфера. Внимание очень трудно привлечь и фиксировать. Запоминание замедленно и непрочно. Преобладает конкретно-описательный тип мышления, в то время как способность к абстрагированию почти отсутствует. Сложно воспринимают логические связи между предметами, понятия «пространство», «время» и т. д. Некоторым дебилам при задержке общего психического развития и малой продуктивности мышления свойственна частичная одарённость (отличная механическая или зрительная память, способность производить в уме сложные арифметические операции и др.).

Эмоции преобладают актуальные на данный момент. Действия нецеленаправленны, импульсивны, развит негативизм. Дебилы способны вести самостоятельную жизнь. Возможна социальная адаптация и участие в самостоятельной трудовой деятельности. К 40 годам обычно так растворяются в обществе, что их не отличить. Среди дебилов различают эретичных (возбудимых), вялых апатичных, злобно-упрямых, мстительных и торпидных (заторможенных).