Славная командировка

Олег ЗОИН

Славная командировка

отрывок из романа

В июле выпала командировка в Минск, вернее, в Жодино, на МАЗ. Целую неделю Серба с Рабиновичем прекрасно провели в Минске, появившись в Жодино на Минском автозаводе всего два раза - в день приезда и в день отъезда. Повод для поездки (обычный для деятельности их управления в те годы) – размещёние заказа на поставку оснастки для последующего изготовления на ней на заводах Миннефтехимпрома топазовских резиновых и пластмассовых деталей.
Утром (в понедельник, с поезда) представители ТопАЗа проехали встречающей машиной МАЗа на завод, за час напечатали и подписали договор поставки оснастки без споров и крика, потому что был на руках приказ министра, к нему график и разнарядка, где всё недвусмысленно фигурировало в строке "задание МАЗу". Нам честно сказали, что оспаривать приказ неэтично, но оснастки, мол, вы не получите, потому  что себе не успевают делать. Распили бутылочку коньяку и разошлись друзьями. Они же  посоветовали спокойно отдохнуть недельку от топазовской нервотрёпки в гостинице, которую они любезно забронировали топазовско-московским коллегам.
Та же "Волга", которая встречала гостей на вокзале, быстро домчала до относительно новой многоэтажной гостиницы "Турист", где гости и окопались в неплохом двухместном номере на шестом этаже. Гостиница оказалась забита москвичами – завтра в Минске должен был открыться Всесоюзный съезд детских композиторов. Что это так, Серба и Рабинович убедились вечером, когда после прогулки по городу, основательно проголодавшись, отправились в ресторан на первом этаже, чтобы спокойно поужинать.
Ещё издалека, от лифтов, они увидели, что вход в ресторан блокируют рукастые молодые люди, бесцеремонно отпихивая одних и пропуская других претендентов на ужин. Плакат у входа в кабак с приветом участникам съезда детских композиторов всё объяснил, ставя крест на желании автомобилистов уютно и культурно посидеть.
Диамат приуныл и предложил ограничиться буфетом для плебеев на третьем этаже.  Семён, однако, в голодном состоянии бывает способен на экспромт. Твёрдо взяв уже весьма седовласого Тевиевича под руку, он устремил его к желанному входу.
- Просто интеллигентно молчи, я всё устрою, - прошептал он Диме, продолжая буксировать высокого костлявого интеллигента. Метра за два до цели на них уставились стражи порядка.
- Композитор Рабинович и музыкальный критик Серба, - доложил Семён, не тормозя, а устремляясь в душный общепитовский оазис.
К ним подбежала раскрасневшаяся от важности администратор заведения. Семён бесстрастно повторил ей легенду. Порывшись в списках, она там Сербу и Рабиновича не нашла.
- Вы, наверное, только что подъехали? Откуда вы, гости дорогие? – вопрошала разговорчивая хозяюшка.
- Из Москвы, Московское отделение Союза композиторов эРэСэФэСэР, - вдохновенно продолжал сочинять Семён эфемерную повесть.
- Ну и отличненько, располагайтесь за 18-м столиком, там у нас резерв.
Композиторы с достоинством прошествовали по указанному проходу, их столик, хотя был и несколько в стороне от главного прохода, но зато располагался недалеко от оркестра и, стало быть, от танцевального пятачка.
Столик сервирован на четверых, и его съедобное убранство выглядело очень аппетитно. Салаты, рыбное ассорти, буженина по-партизански, две бутылки грузинского коньячка московского разлива "КВ", бутылка "Советского шампанского" (конечно, брют), флакон 0,7 муската "Узбекистон", минералка и графин апельсинового сока. Приятели посмотрели друг на друга и молча выразили согласие с организаторами ужина.
- Ты сколько выписал под отчёт? У меня всего сто рублей, - заныл Рабинович.
- Так это же халява, за счет Союза композиторов. Разве ты ещё не осознал?

- Успокоил Семён осторожного Диамата.
- Невероятно, но всё равно прекрасно, - согласился Диамат Тевиевич с коллегой и поправил на носу свои высокодиоптрийные окуляры. Интеллигенты приступили к трапезе.
В процессе поглощения пищи выяснилось, что они за столиком так и остались одни, других опоздавших композиторов и музыкальных критиков не нашлось, однако оно и к лучшему.
 Оркестр оглушал делегатов съезда бесстыжими децибелами. Местные меломанки добросовестно крутили задами и выглядели очаровательными охмелевшими бестиями. Семён от танцев отказался наотрез, а Диамат, как пожилой горный козёл, зажигательно выпрыгивал нечто быстрое и непотребное.   
Принесли жаркое "Землянка", обильно приправленное грибами и зеленью. Сеня с Димой уверенно распечатали вторую бутылку "КВ".
К ним подсела уже знакомая администраторша. Ей жутко хотелось пообщаться с москвичами, но будучи в конгломерате родного коллектива, она не решалась откровенно заарканить какого-нибудь столичного кадра.
По тому, как Дима  активно подливал ей коньячок, чувствовалось, что эта дамочка лет сорока понравилась пьяненькому Диамату. Не зря она для верности подождала, пока музыковеды немного набрались. Но для натуральности чёрт дернул её спросить Сеню, как ему нравится почти западный репертуар ансамбля, нет ли каких замечаний.
Но тот нечаянно  заставил её разочароваться.
- Прекрасный ансамбль, но ведь у нас съезд детских композиторов, а не стиляг. Тлетворные вопли саксофона могут негативно повлиять на создание детскими композиторами добротных, высоконравственных произведений, - задумчиво произнес Семён, насупившись для строгости.
Рабинович злобно зыркнул на него сквозь окуляры. И тут, вместо того, чтобы рассмеяться, официальное существо женского пола решительно подняло рюмку коньяка, от которой только что манерно отказывалось, хлопнуло её, не закусывая, и секундным извинительным жестом приложив руку к надёжно задрапированной груди, рысью рвануло на сцену и принялось что-то убедительно говорить саксофонисту, сопровождая свою речь нервными жестами. К несказанному удивлению гостей, музыкант, пятясь  задом, удалился за кулисы, крепко сжимая саксофон, а лабухи вдруг неуверенно заиграли польку-бабочку.
Раскрасневшаяся партизанка вернулась к столу, с ходу  пытаясь втолковать прохиндеям, что уже с завтрашнего  дня репертуар будет ещё раз согласован с райкомом партии.
- Только ничего не публикуйте в центральной печати о наших недоработках, мы всё исправим…
Семён понял, что непродуманной шуткой может испортить Диме вполне работоспособный вариант.
- Зина, - сказал Семён (кажется, дитя картошки звали Зиной), - я неудачно пошутил. У вас хороший ансамбль и клёвый саксофонист…
Администраторша долго всматривалась ему в глаза, ища на дне их подтверждение розыгрыша.
Только когда допили коньяк и перешли к мускату, подняв тост за нерушимую дружбу белорусского и русско-советского народов, Зина поверила и повела стеснительного Рабиновича танцевать. Всего лишь одним сатанинским взглядом за кулисы дамочка мигом вернула на сцену опального саксофониста-подпольщика, и с её благословения вальс-бостон оборвался на полуноте и полумрак ресторанного зала завибрировал от сумасшедшего рок-н-ролла, а затем в томном развратном танго Зина начала страстно поджаривать на своём немалом бюсте и без того уже изрядно разгоряченное выпивкой  командировочное сердце Рабиновича. В конце концов, парочка исчезла. Семён честно досидел до конца мероприятия и видел ещё немало пикантных мизансцен из ресторанной жизни.

Вернувшись в номер, который оказался незапертым, Семён увидел громко храпящего Диму, легкомысленно раскинувшегося в своей, подвергшейся разрушительному воздействию урагана любви, кровати. На его волосатой груди алели импрессионистские цветы, образованные помадой партизанки Зины, которая, чувствуется, основательно истерзала интеллигентного москвича. Коллега прикрыл его торс, заросший густым, но уже, увы, наполовину седым волосяным покровом,  серой гостиничной простынёй и выключил свет…

Отрывок из романа "Дирижабль СОЮЗ"