О русской неволе
Сразу хочу предупредить, что диалога, приведенного ниже, нет у Достоевского в его романе "Братья Карамазовы". Но, как мне кажется, он вполне мог бы случиться, если бы Федору Михайловичу посчастливилось написать продолжение этого романа, о чем он в последние годы своей жизни мечтал. Итак, после четырех лет, проведенных Митей каторге, вскрылись новые обстоятельства убийства его отца, и он был освобожден. Митя и Алеша сидят на траве возле монастыря.
- Русским, брат ты мой Алексей, можно стать только в неволе. Хорошо, что я тогда в Америку не убежал, когда мне Иван эту дорожку ладил. А Грушеньке-то, Грушеньке-то моей, что пришлось испытать. Это же один ужас на другой наезжал. Но об этом я тебе как-нибудь в другой раз расскажу. А пока слушай: Америка эта, на мой взгляд и не страна вовсе, а так себе - стая.Слетелась эта стая со всех земных концов, написала законы и жевет по ним. Стая это может, а народу в писанных законах тесно. Ему такие подавай, чтобы из самой его души шли, из самого сердца, печенки, селезенки и еще не знаю из чего. Русскую душу в писанные законы не оденешь – тесны они для нее. Хуже панциря какого. Нам надо до края самого добежать, чтобы себя самих осознать, да и назад поворотить. Но ведь такого закона в уложениях наших нету. А живем-то мы все по нему. Какая ж тут к чертям собачьим Америка! Ну, вот, опять обругался. А ведь слово себе давал не говорить так. Вот, и больно мне стало за свою такую несдержанность. Стыдно. Совесть моя русская меня корит. Мог бы я, конечно, и рукой на эту совесть махнуть, да еще пристращать ее тем, что дерзостней поступить могу, если она от меня не сейчас же отвяжется, но тогда уже я не русский человек буду, а самый настоящий американец.
Спас меня Бог от этой страны, а не то подошел бы я к ихней большой реке, спросил бы в какой стороне моя Россия, да и бултых вниз.
- Что ты, Митя? - сделав испуганные глаза, воскликнул Алеша.
- А, чтобы в воду упасть и утонуть в этой воде, в Америку ехать не надо, у нас у самих этих рек, во, как хватает, - прикрыв своей большой ладонью маленькую ладонь Алеши, продолжал Митя. – И умыться слезами горячими можно тоже дома, и без всяких законов. Было бы только раскаяние. Именно в раскаянии и сокрыты для русского человека силы неисчерпаемые. На одном только лихачестве долго не продержишься. Терпения не хватит. Это немец, какой может свое раскаяние двумя пальчиками взять, а русский человек схватит, так уж схватит - всею пятерней. И сладки ему станут эти его горькие слезы. Где, в каком таком американском законе такое прописано? Скажи мне, Алеша!
- Так и в русских законах про это ничего не сказано, - высвободив свою ладонь из под Митиной ладони, проговорил Алеша.
- А в духовных законах про это есть?
- Есть, - тихо промолвил Алеша.
- Ну, так, вот, тебе и весь мой сказ.
Комментарии
- А потом?
- Потом врагов своих победит, землю освободит и обустроит и в кабак прямиков отправиться.
- Опять грешить?
Грешить, Алеша, грешить. Где ж ему и сил-то брать? Ведь не зря же говорится: не согрешишь - не покаешся.