Абрамыч

      АБРАМЫЧ

    Работая цеховым технологом, я ощущал большое неудобство от того, что не было у нас помещения, где можно было посидеть с техдокументацией, посмотреть чертежи и прочее.
    Однажды, зайдя в цех, я обратил внимание на закрытую на амбарный замок дверь, слева от входа. Я спросил у Главного цехового технолога, что там за дверью. Он ответил, что туда сваливают ненужный хлам (негодную, вышедшую из строя оснастку и инструмент). Я попросил ключ от кладовки и разрешение посмотреть, и если возможно, приспособить к своим нуждам. Он посмеялся, но ключ и разрешение дал.
    Помещение было довольно вместительное. Где-то 6 на 4 метра, с настилом и лесенкой, ведущей на второй этаж. Только все было сильно захламлено железками и ящиками.
    В первую очередь я вытащил поломанные цеховые тележки, так как мне надоело таскать оснастку на пупе. Приволок я эти тележки в инструментальный цех и сдал в ремонт. Как только была отремонтирована первая тележка, я ее забрал, и стал возить ненужный хлам в литейный цех (к большой радости начальника цеха).
    Вскоре освободилось довольно значительное место. Из ящиков (в которых оказались совершенно новые резцы, сверла и другой режущий инструмент), я соорудил что-то наподобие стола, покрыв их толстым листом фанеры. Притащил несколько поломанных стульев и старый поломанный диван.
    За бутылку заводской столяр мне все починил.
    Подключил я над столом два станочных светильника, и получилось прекрасное место для работы (и отдыха).
    Однажды, проходя по цеху, я заметил закуток из железных шкафов, на который раньше не обращал внимания. Заглянув внутрь, я увидел маленького старичка, который сидел за невысоким столиком, и клеймил лимбы.

Поздоровавшись, я посидел с ним немного и пошел по своим делам. А звали старичка Марк Абрамович Циммерман.
    Однажды, придя утром на работу, я заметил, что шеф, Петр Владимирович Стоцкий, очень сильно обеспокоен. А дело было вот в чем:
    Наш завод поставлял долбежные станки в Испанию и Португалию. А лимбы и надписи на пультах на иностранном языке клеймил Абрамыч, и только он. А он простыл и сидел на больничном.
    Месячный план поставки экспортного оборудования срывался, что для цеха было очень чревато. Особенно для нас, технологов.
    Взял я штук шесть лимбов, клейма, и пошел к нему домой.
    Двери открыла пожилая полная еврейка, его жена. Поворчав немного, она проводила меня к Абрамычу. Я объяснил ему сложившуюся ситуацию и попросил наклеймить три, четыре лимба. Он без слов принялся за работу, а жена в это время поила меня чаем и жаловалась на  то, что ему приходится работать, чтобы помочь дочери, у которой больной ребенок. Что он часто простывает и сильно устает.
    Забрав лимбы, я отнес их в цех и пошел искать шефа. Хотел спросить, может ли дед работать дома. Шеф ответил категорическим отказом, объясняя, что руководство никогда на это не пойдет.
    Тогда я перенес его пожитки к себе, на второй этаж, а рабочие тут же поставили шкафы к стенке, так как они загораживали проход.
    Дед же, придя на завод после болезни, страшно перепугался, решив, что его увольняют (мастер сказал ему, что новый технолог унес куда-то его пожитки).
    Когда я его увидел, он испуганно и с осуждением смотрел на меня. Я понял причину, и повел его на новое место, которое ему жутко понравилось.
    Через некоторое время там появились шкафы и шкафчики для хранения его бесценных клейм, диванные чехлы и подушки, комнатные растения и его гордость – аквариум.
    Дневную норму Абрамыч мог выполнить за два, три часа. Остальное время было в его распоряжении. После того, как вставили дверной замок, двери ключом можно было открывать с любой из сторон, что было удобно и мне и ему.
    Больше проблем с экспортными панелями и лимбами у нас не было….