АЛЕКСАНДРОВСКИЙ САДИК

(Отрывок из повести «Вышка»)

   Разговор, который давно уже кружился в голове Лиры и Андрея, наконец, выскользнул наружу.

- Два года, Андрей, а мы никак не можем решиться.

   Сидели они на лавочке в Александровском садике, где и произошла их первая встреча.

   Андрей возвращался тогда из «Интуриста», где в очередной раз произошел сбой. Он уже перестал считать, сколько их было за последний год.

   Проходя по аллее, Андрей увидели на одной из лавочек женщину. Он прошел бы мимо, если бы не отворот в «Интуристе», который  так «навалился» на него, что он пошатнулся и буквально плюхнулся на лавку.

   Андрей пролетел бы и мимо лавки, если бы женщина не успела ухватить его за руку и дернуть. Сознание захлопнулось. Пришел он в себя он  от легкого постукивания пальцами по щекам.

- Очнулись, - сказала женщина. – Лира.

   Она протянула руку. Узковатая, словно утонченная, но, сколько в ней было тепла. И Андрей не почувствовал бы тепло руки Лиры, если бы не вспомнил тот холодок, который наполнял его ладонь, когда ему как бы дружески жали руку, и просили зайди  по поводу работы в следующий раз.

- Да, - ответил он. – Андрей. Споткнулся. Может быть, на счастье.

   Он слегка улыбнулся, и потекли от его легкой улыбки их встречи…

    Много их было. И все   разные: радостные, счастливые, грустные, обидчивые…,, но  как правило, короткие, срезанные, непостоянные и горькие...

   А срезанные и горькие  потому, что Андрей не находил себе место, когда Лира уезжала домой к мужу.

   Это вызывало у него болезненное воображение. И связано оно было  не, столько с мужем Лиры, правда, не обходилось и без этого, ревность душила, и с не пустой его съемной квартиры, по которой он бродил после ухода Лиры до утра, то ложась на диван, то вставая, глядя часами в темень за окном.  А с тем, что он был там один среди стен, что там не было Лиры, а у Лиры тоже возникало тоскливое ощущение не, сколько от  длинных ночей и долгого  ожидания завтрашних встреч, сколько от того, что рядом находился не Андрей.

   Их чувства находили друг друга даже на расстоянии. И вначале Андрею и Лиры казалось, что скоро наступит  время, и расстояния укоротятся навсегда.

- Пришла пора решать, - напомнила Лира. – Мои семейные о тебе знают уже давно.

   Она притронулась к его руке. И ее прикосновение  напомнило ему слова, когда она, в первый раз обняв его в квартире, которую он снимал, шепнула.

- Произошла Революция!

   А что было решать?

   Муж Лиры полковник. Работал в Генеральном штабе. Отсюда и пляши. А откуда плясать Андрею. Бывший капитан КГБ, уволившийся после рапорта на имя тогдашнего Председателя КГБ Андропова, разведенный, с  алиментами, без собственной квартиры и безработный.

   Все попытки устроиться на работу сводил на нет диплом Высшей Краснознамённой Школы КГБ.

- Образование у Вас хорошее, - говорили Андрею, - знание языков, юриспруденция, но вакансий подходящих  пока нет.

   А за этим «подходящих вакансий  пока нет»  стояло одно: на хрена ты нам нужен, кэгэбэшник, заложишь при удобном случае.

   Словом, отвороты были будничными и обычными. И как не хотелось Андрею признавать, но признавать приходилось,  что приземляться придется, несмотря на хороший аттестат, так как   «шкура» бывшего кэгэбэшника  оказалась не в помощь, а в помеху.

   И Андрею, чтобы более или менее держаться на плаву приходилось  ночью разгружать вагоны на овощной базе, а при недогляде засунуть за пазуху пару или тройку яблок, помидоров, огурцов…

- Пора решать, Андрей, - твердила Лира. – Когда мы с тобой вместе, мы чувствуем опору друг в друге. Когда уходим друг от друга, попадаем, как в вакуум.  Домой еду, как в пустыню.

   Она всегда говорила «как в пустыню», когда Андрей провожал ее с Курского вокзала. Да и сам он возвращался с вокзала домой, как в пустыню.

- Ты не выдержишь, Лир, - медленно начал Андрей, подбирая ответ. – Поживешь немного со мной и уйдешь. Не для тебя моя конура. В ней мне, да дворовым собакам жить. А ты из другого мира.

  В последнее время  Андрей часто думал об этом. И все больше приходил к мысли, что захватили Лиру не глубокие чувства, а первые легкие впечатления, может быть, связанные с его бывшей профессией, о которой он почти никогда не говорил, но ведь это вызывало у Лиры еще больший интерес, а, возможно, не малую роль играло и желание Лиры вырваться из под отеческой опеки мужа, старшего ее на чуть ли не на двадцать лет.

   Как бы там не было, но сомнения уже прорывались в его сознании и чем сильнее он пытался избавиться от них, тем сильнее нарастали они, поскольку мысль: полковник и бывший капитан разъедала.

- Твоя конура, - вздохнула Лира. -  А во что мой дом для меня превратился. Ты это можешь почувствовать.

   Лира смотрела в его глаза, пытаясь уловить в них отражение своих слов.

- Каждое утро и вечер  меня  глазами спрашивают: уйдешь к нему или не уйдешь. Может, останешься.  Муж из глуши меня вырвал. Думаешь, сердце мое к нему закаменело. Ведь можно одного любить, а другому быть благодарной.

   Это был не вопрос, а желание почувствовать поддержку, но  Андрей молчал. И поддержку пришлось искать в самой себе.

 - Конечно, можно, - продолжала Лира, - но моему мужу, сам понимаешь, благодарность не нужна. Ему нужна я. Он никогда не примет мою благодарность, потом что от женщины, которую он любит, ему не благодарность нужна, а любовь.  А я ее не могу дать ему. Господи, - вздохнула она. -  Мать меня воспитала. Она что чужой мне стала. Ей тоже нужно одно, чтобы я была рядом с мужем и с ней. А сын. Не с ним ли я ночи не спала и не плакала, когда он болел. Здесь  та же самая история. Только с ними.  Любовь ведь не должна требовать жертв. Но почему у нас с тобой так. Отказаться от тебя и жить с семьей, я не смогу.

   Андрей хотел было прервать Лиру в этом месте, так как придерживался мнения: слова – словами, а поступки – поступкам, но выработанная привычка: не прерывать, а выслушивать все до конца – взяла вверх.

 - И встречаться урывками, и жить, как бы то вздохнешь, то задохнешься, то же не под силу. Попался ты мне, как камень на дороге. Не обойти не могу, не сдвинуть с места.  Два года достаточный срок, чтобы испытать наши чувства.

   На эти годы пришлось  ей не мало. И боль, полосонувшая по душе, когда врач после аварии сказал ей, что она потеряла беременность, и пощечину мужа, и отчуждение в семье и друзей.

    Все то, что сопровождает женщину, когда она, связанная многолетними семейными обязательствами, вдруг начинает вырываться из них и обеспеченной жизни в омут  из – за какой – то непонятной любви.

   Что мог ответить Андрей. Эти годы потрепали и его: и бессонными ночами, и ревностью, и водкой, которой он глушил сознание,  и порывами мыслей: уехать, бросить все и вернуться в поселок и осесть в нем навсегда…

- Эти годы были на расстоянии, Лира, а когда мы окажемся вплотную и надолго,  может, произойти и произойдет обратное, - начал он.

-  Разбежимся или обыкновенными склочниками станем.

- Странно ты заговорил. Почему так может случиться.

- Мы ведь встретились завязанными обстоятельствами. Сама ведь только что говорила о матери и сыне. Как быть с ними. С нами они не пойдут. Останутся с твоим мужем. Да и куда идти. В съёмную квартиру с двумя стульями, пишущей машинкой, аккордеоном и диваном. Да твоей матери хоть замок предлагай, она не пойдет, если я там буду. А когда я смогу получить квартиру – вилами на воде писано. Пока бывшая работа не дожмет меня, не заставит пойти на поклон, жить нормально не дадут.  За мужем, может быть, ты и не будешь  убиваться, а вот за матерью и сыном. Ты отдаешь себе отчет, в каких ты обстоятельствах находишься и куда и от кого  хочешь уйти. Это ведь не просто место поменять или переехать из одной квартиры в другую.

- Не куда, а к кому.

- К кому, - протянул Андрей. – Но ведь вокруг этого « к кому» есть уже сложившийся мир, и хочешь ты иди не хочешь – тебе придется окунуться, нырнуть в него. Да и ты ведь не пустая женщина. Ты  заполнена ощущениями, привычками, чувствами прежней жизни. Хорошей жизни. У жены полковника Генерального штаба не может быть плохая жизнь. И они не будут оставлять тебя, а станут требовать возврата к прежней жизни. Или думаешь, что они отпустят тебя на волю. Ты же не сможешь вмиг переродиться. Отбросить свое прошлое. Сколько лет взращивала  и так просто не выкинешь из себя. Разве ты сможешь вырвать из себя чувство понимания, что  мать останется в таком возрасте с зятем, а муж твой вдруг  захочет  жениться. Ты же станешь метаться, раздваиваться. И в итоге все наши отношения разваляться. Я как  бы свободен. А вот ты связана по рукам и ногам матерью.

   Раньше об этом Андрей не говорил и не думал. Кружилась жизнь, хмелела, плескалась пьянящим запахом духов и теплых рук и были в ней и Сочи, и Киев, и небольшой ресторанчик «Хуторок» на берегу Днепра, и вышитый белый гуцульский костюм Лиры, и.. Да, разве  перечислишь все то, что хватает жизнь, когда вырываешься на короткое время из насиженного и надоевшего места.   

- Ты хочешь, чтобы наши отношения остались прежними. Короткие встречи, поездки к тебе на квартиру.

   Думал Андрей и об этом, но поскольку его  мысли были противоречивы, то собрать их воедино было довольно трудно, а если и удавалось собрать, то в одно время в зависимости от настроения он отдавал приоритет одной мысли, а в другое время приоритетной была уже совершено иная мысль.

   Такой человек иной раз и сам не понимает, где он говорит правду, а где ложь.

- Не хочу я этого. Я не вижу выхода. Вижу последствия, которые просто сомнут нас, если во время не остановимся.

   Лира ответила то, что и должна была ответить.

- А почему же ты раньше не остановился. Почему.

   Этот вопрос с толку не сбил Андрея. Он был готов и к нему.

- Не знаю. Разве на все можно найти сразу ответ.

   Не важно, что мнение бывает иногда ошибочным. Важно, что мнение сформировалось, и человек будет поступать в соответствии с ним  до тех пор, пока оно не выветрится из головы.

   После этой встречи месяц прошел для Андрея, как в отупении. Ни телефонного звонка, ни стука в дверь. Шипенье чайника, да звяканье чайной ложечки. Диван и глаза в потолок.

  Подойдет к телефону, поднимет трубку и опустит. Может быть, и не выдержал бы и позвонил бы, да  Лира приехала через месяц.

- Все, - сказала она, - я решилась.

   Тяжесть, давившая Андрея месяц, исчезла, но мигом и возвратилась то ли от мысли о матери Лиры, то ли от: полковник и бывший капитан. Он так и не понял, а разбираться не стал. Спросил лишь: а как же ты выбиралась из дома - как будто и спрашивать больше не о чем было.

   И пошли с того вечера косяки, да недомолвки.

   День, как день. А вечера стали для Андрея пыткой. Позвонит Лира: мать и сына съежу проведать. А у Андрея одно на уме: уедет и останется. Чтобы не задохнуться от пустоты в квартире, выходил на улицу и бродил возле подъезда, пока не появлялась Лира.

   Разговоры скудные, да невеселые пошли. Не ругались. Сядут за стол напротив друг друга. Глаза вниз и молчат. Промолвит иной раз Лира.

- А ведь не было раньше такого, Андрей.

- Не было, - эхом отзовется Андрей.

- Пора спать.

   И снова эхо.

   Месяц, второй. Одно эхо по квартире, да с каждым днем все тише и тише и отклика на него нет.

   И напомнил бы Андрей Лире то, что говорил ей: куда и от кого хочешь уйти, но не напоминал. Видел, что Лира и сама это уже поняла.

   И стали дни безрадостными и пустыми. Со стороны среди других счастливая пара. А наедине грызла боль и тоска, чувство вины и догрызла бы, да не выдержал Андрей, видя, что поездки Лиры к матери и сыну с каждым днем становились все чаше и чаше.

- Держит тебя чувство к матери, Лир. Может быть, Бог с ней с нашей любовью. Болезненная она, потому что страдают от нее другие.  А если от любви страдают невинные люди, то непонятна такая любовь разуму.

   Не чувства остывали в Андрее. Если раньше чувства брали вверх над мыслями, то сейчас мысли стали дожимать чувства. Они не выхолащивали чувства, а выгоняли первоначальную опрометчивость и наполняли их ответственностью за других.

-  Ведь твоя мать ни в чем не провинилась ни перед тобой, ни передо мной, да и ты ни в чем не виновата и муж, и сын то же, но прошлась по ним любовь наша. Жестоко прошлась, хотя они тебе об этом и не говорили, но ведь по иному и быть не может. Прожившие с тобой много лет, а потом оставленные и как бы даже брошенные, вряд ли, будут благодарны тебе и мне. Не железки же они. И мучает тебя чувство вины.  Это, как на войне. Убьешь невинного человека, а потом всю жизнь трепыхаешься. Правда, не у всех так. Возвращайся домой.

- Гонишь.

- Это не справедливо, Лир. Нет. Не гоню.  Ты уже сама готова уйти, да признаться себе не хочешь. Ждешь толчка.

- А ты.

- У меня дорога пока одна.  Пойду на поклон на бывшую работу. Может быть, ты и не поймешь меня сейчас. Много у нас доброго и светлого было. Так зачем же добивать оставшееся. И если наши чувства превратятся даже в небольшое светящееся пятнышко, но вокруг него будет кружить боль от нашей любви, но не чувство вины перед невинными и не жестокость к другим мы останемся людьми. Расскажи кому – нибудь о нас, не все поймут, потому что разные мы. Да разве это главное для нас.

   Не короткий был разговор и не простой, но без надрывов и упреков.

- Заломил ты себе голову, Андрей или тебе заломили. Не знаю, - сказала Лира под конец. - Может ты и прав. Из одного дня  все будущее не увидишь. Давай съездим в Александровский садик. Где все началось, там и должно все  закончиться.