КОМУ НУЖНЫ РАЗГОВОРЫ О КОРРУПЦИИ?

Сейчас разговоры о коррупции не звучат разве что из утюга. А так что ни включи – везде о коррупции. Собственно, о ней, родимой, и раньше не молчали, но теперь она переместилась из фона – в главную тему. И уж так зазвучала – не спрятаться – не скрыться. И всё так, знаете ли, смело, гласно, транспарентно, не взирая на лица: тот спёр, этот заныкал, те вымогали, эти крышевали. Кого крышевали? Ну, ясное дело тех, которые спёрли.

Вот это настоящая свобода слова! Не о ней ли мечтали и тридцать, и сорок лет назад на прокуренных интеллигентских кухоньках-шестиметровках? Не за неё ли страдали ввергнутые в узилища народные заступники – диссиденты? И дерзали ль мы мечтать, что доживём? И вот свершилось. «Словно Волга рекою могучей» или, скорее, словно водопад Виктория – обрушивается лавина разоблачений и обличений. Разоблачения касаются уже самых могучих и приближенных к престолу и Олимпу. Это раньше, говорят, в романе социалистического реализма не дозволялось делать отрицательным героем особу выше секретаря райкома партии. Секретарь обкома обязан был быть героем положительным. Представляете, какой совок и тоталитаризм! Это в романе, в вымышленном произведении! А сегодня пожалуйста, милости просим – о реальных министрах, депутатах и вообще о всех начальниках без изъятья – труби, сколько хочешь. И ничего тебе за это не будет. Более того – это тема не просто дозволенная, а настоятельно, даже настырно рекомендуемая. Откуда я знаю, что рекомендуемая? А по содержанию главных – казённых – телеканалов. Они часами бубнят о коррупции.

При этом совершенно ясно, что серьёзных, а паче того – репрессивных - мер начальство принимать не намеревается. Богатые особняки ни у кого не изъяты, в то время как ВСЕ особняки чиновников построены на ворованные или иные криминальные деньги, и это всем хорошо известно: легально богатым чиновник быть не может по определению. Как-то я читала обстоятельную статью одного ландшафтного дизайнера, который с сельской идиллической простотой сообщает, что-де изощрённый ландшафт – дело очень дорогое, так что полный дизайн могут позволить себе разве что высокие чиновники. Когда-то в эпоху совка и тоталитаризма публикация в прессе могла быть основанием для возбуждения уголовного дела. А сегодня можно просто выезжать на местность и возбуждать дела по факту возникновения этих чиновничьих особняков. Для удобства следственных действий они даже сгруппированы в единые посёлки. Ну и? И ничего.

А ещё вот тоже интересное предложение. Притом лежащее на поверхности. Взять любой богатый многоквартирный дом и выяснить, кто там живёт, кому принадлежат квартиры. Половина окажется квартирами «инвестиционными», т.е. купленными для помещения денег. Многие зарегистрированы на бабушку-старушку. Потряся бабушку – можно легко выйти на чиновного «внучка». Это очень просто. Но никто этого не делает.

Великий и ужасный Сердюков по сию пору на свободе и даже, кажется, получил какую-то новую должность. И его фаворитка тоже живёт в своей прежней – ворованной – квартире. И – ничего. Поговорят-поговорят – да и рассосётся. Как рассосалась масса коррупционных скандалов. Где сейчас «оборотни в погонах»? Где, наконец, бравые супруги Батурины? Её просили приехать, а она: «Не могу, занята». Ну занята – так занята. Может, в самом деле, здоровье поправляет. Как Скрыник. И то сказать – здоровье прежде всего.

Принимаются законы по борьбе с коррупцией. Мужи разума и совета морщат лоб: как бы нам поставить заслон, положить конец, сделать невозможным… И вот – надумали: будет держать под наблюдением имущество чиновников. Да не только чиновников, а – страх сказать – их супругов и несовершеннолетних детей. Очень мудрый закон. Потому что никакой разумный родитель не доверит имущество несовершеннолетним детям – для этого есть совершеннолетние. Или родители, наконец, братья-сёстры.

УПК в ст.5 п.4 перечисляет близких родственников. Им, между прочим, разрешается не свидетельствовать против обвиняемого. Вот этот список:«супруг, супруга, родители, дети, усыновители, усыновленные, родные братья и родные сестры, дедушка, бабушка, внуки”. Если бы наши начальники взаправду захотели просветить имущество чиновников, то вне всякого сомнения, в круг проверяемых вошли бы, как минимум, вышеперечисленные близкие родственники.

Это как минимум. А как максимум им было бы запрещено заниматься бизнесом. Это нарушение прав! Так нет нигде в мире! Это невиданно! Верно. Но именно в этом случае можно было бы предполагать, что с коррупцией и гомерическим воровством ХОТЯТ бороться в самом деле. Тут уж надо выбирать: или формальные права, или результат. Так что родственникам государственного мужа в этом гипотетическом случае пришлось бы собраться на семейный совет и решить, что им дороже: старший брат – министр или средний – бизнесмен. Потому что одну «дорогую Елену Николаевну» госбюджет ещё выдержит, особенно московский, а если их разведётся чересчур много? А нефть ненароком подешевеет? То-то и оно…

Но, всё это из области фантазии: в реальности ничего подобного не предвидится. Как воровали, так и будут воровать. Во всяком случае, при нынешнем царствовании и порядке вещей.

Тогда – зачем? Зачем непрерывно бубнят о коррупции, если никто всерьёз не намеревается с нею бороться? (Я повторяю вопрос, вынесенный в заголовок).

Мне кажется вот зачем.

Истинной целью всех этих разоблачений является ЛЕГАЛИЗАЦИЯ коррупции.

Можно даже шире поставить вопрос: цель гласности и свободы слова – легализация безобразий.

Если о чём-то непрерывно говорят – это создаёт эффект привыкания. (Так действует реклама, тотальная пропаганда). «Значит, так положено, значит это в природе вещей», - такое формируется подсознательное убеждение. Вот моя дочь-подросток, выросшая под аккомпанемент разоблачений, питает спокойную уверенность: чиновник – это взяточник и казнокрад. По определению. Ну, положено так, мир так устроен. «Ко всему подлец-человек привыкает», - говорил кто-то из героев «Преступления и наказания» - то ли Мармеладов, то ли сам Раскольников. Правда, привыкает… Человек, вообще, очень адаптабельное существо. Особенно человек замороченный, сбитый с толку, лишённый маломальских социальных координат.

Так вот. Разоблачать что-либо, вообще говорить о безобразиях и не принимать мер против них – это значит их, безобразия, разрешать. Это знает каждый руководитель, да что руководитель - даже простой родитель, и тот знает. Либо ты говоришь и решительно пресекаешь и при необходимости наказываешь, либо (если не можешь, не имеешь сил или в силу каких-то причин не хочешь) – тогда молчи. Это элементарный принцип менеджмента. Руководитель не может выступить на собрании и сказать: «У нас в кассе воруют». Дальше должны быть приняты меры. Более того, сказать об этом можно только тогда, когда меры уже, в сущности, принимаются или уже всё подготовлено к их принятию. А дальше меры должны приниматься с поучительным грохотом. Тут два подхода: либо говорить и действовать, либо молчать. Первый подход практиковался в сталинские времена: политические процессы, ор в прессе, обсуждение в трудовых коллективах – и примерное наказание виновных. Второй подход был характерен для брежневских времён: безобразия скрывали. Не разрешали о них говорить. И это, между прочим, было по-своему логично. Во всяком случае, не противоречило принципам рационального менеджмента. Если о безобразии говорят, но не действуют – значит, МОЖНО. Так это прочитывается народом – от группы детсадовцев до населения большой страны.

Забавная ирония истории! Когда-то казалось, что гласность и свободное слово – это могучий заслон от безобразий. Оказалось – ровно наоборот: свобода слова – надёжный оплот казнокрадов и жуликов, ширма для любых безобразий. Гласность сначала вводит их в быт, делает привычными и нестрашными. А там, глядишь, подрастает поколение, которое вообще другого не знает. Поэтому, солдаты слова и мастера искусства! Говорите больше и громче. Возвышайте ваш негодующий голос, милости просим. Больше подробностей, больше гламура. А то что? Особняк коррупционера едва мелькнул – и скрылся. А народу интересно. Надо бы пройти по этажам, стиль показать, есть ли бассейн, сколько туалетов, при каждой ли спальне? И народу интересно, и для дела полезно. Для дела легализации казнокрадства.

Поэтому если задать сакраментальный вопрос древнеримских юристов «cui prodest?” – ответ на него прост и лапидарен: казнокрадам. И заказчиком всей этой разоблачительной болботни является коллективный казнокрад. Вот ему-то всё это и prodest.