Блин-хаус и Святой Град Москва (Уроки Русского Языка)
Из заметок нерусского человека о русском языке.
ПОД «ФЕЙС-КОНТРОЛЕМ» В «БЛИН-ХАУСЕ»
Если вы хоть разок проехались по московским улицам или окружной автодороге, то не могли не обратить внимания на то и дело мелькающие по сторонам огромные рекламные щиты: чего только на них не понаписано, и какой только срамоты не понаклеено. А главное, что и не поймешь: на каком таком тарабарском языке. Призывают, скажем, купить экофлет в ближайшем Подмосковье. Или, если позволяет мошна, таун-хаус. Русскому человеку и не смекнуть сразу, о чем речь. Но не смущайтесь, это скорее признак нормальности. Остается только догадываться, что экофлет – это, судя по всему, экологически чистое жилье (где английское flat – квартира), ну, а таун-хаусы (если перевести дословно) – городские особняки. Вроде как есть все эти слова и понятия в нашем с вами языке, ан нет – понаплодили уродцев. И еще, наверняка, та самая пресловутая экономика, а как же?! Ну не может заковыристый экофлет стоить как привычная квартира, да и как не подыграть гордыне: вон мы какие, в таунхаусе живем!
Дальше – больше. Въезжающего в нашу древнюю столицу с севера, встречают нынегипермаркеты и мегамоллы: «Ашан», «Мега», «Икеа», «Гранд», «Рамстор», «Мосмарт», «Гроссмарт», «Вэй-Парк», а также всевозможные «Макдональдс», «Ростикс», «Пицца-Хат», «Стардогс», «Киностар», «Баскин Роббинс» и т.д. и т.п. Да и на других направлениях дела обстоят не лучше. К слову, в том же «Ашане» снуют по залу юноши и девушки, у которых на спине начертано слово «мерчендайзер». Но никто из них, опрошенных мною, так не смог толком объяснить, – что это значит. Ну, как тут не согласиться с Пушкиным: «чем непонятней, тем ученей». Наверняка, это сродни приказчику или, на худой конец, младшему товароведу. Но, увы, русские слова, как мы знаем, у себя на родине сегодня не в чести.
Вот и наши исконные конторы и учреждения стали в одночасье офисами. А всевозможные директора, начальники, заведующие, руководители, старшие, управляющие – менеджерами всех уровней, где главный – топ-менеджер. Это не оттого ли, что топает, как иные ретивые начальники, когда что не по нему?! И уж совсем неловко становится, когда иной батюшка ласково называет спонсорами тех, кто – спаси их Господи! – не жалеет своих кровных на возведение, благоустройство и благоукрашение наших храмов. И как же не вяжется это прилипчивое заморское словечко, больше напоминающее фамилию какого-нибудь инородца, с куда более приличествующими благодетель или, скажем, попечитель.
Итак, вы в первопрестольной и решили слегка подкрепиться, выпить чайку-кофейку и съесть блинов-пирожков. А может, бизнес-ланч? К вашим услугам, однако, не чайныеи не кофейни, шашлычные, блинные да пирожковые, куда там, столовых да пельменныхслед давным-давно простыл. Пожалте ныне в кофе-хаусы, кебаб-хаусы и – даже произнести неловко - блин-хаусы. Причем, любителям ночных развлечений не избежать фейс-контроля.
А тут младшая дочь-шестиклассница ознакомила нас с письменным распоряжением администрации школы ввести дресс-код. По-русски это звучало бы как форменная одежда или школьная форма, но так кому-то показалось престижнее, или, как принято ныне выражаться, круче.
Так и слышишь гневную отповедь А.С. Шишкова, обращенную сквозь столетия к нам, нынешним носителям великого языка: «Полезно ли славенский превращать в греко-татаро-латино-французско-немецко-русский язык? А без чистоты и разума языка может ли процветать словесность?»
Как это не покажется кому-то парадоксальным, но иноязычные слова вовсе не помеха богатству языка, их заимствующего. Вопрос в ином: как, в каком историческом контексте происходит этот процесс, какова его интенсивность.
Да и русский язык наверняка претерпел бы ощутимый урон, лиши его в одночасье всех заимствований, которые – и это чрезвычайно важно – давным-давно стали своими, родными, «обрусели».
Замечательно сказано об этом у Ярослава Смелякова в стихотворении «Русский язык», которое, к слову, создавалось автором с 1945 по 1966 год, и отрывок из которого хотелось бы привести:
Вы, прадеды наши, в недоле,
мукою запудривши лик,
на мельнице русской смололи
заезжий татарский язык.
Вы взяли немецкого малость,
хотя бы и больше могли,
чтоб им не одним доставалась
ученая важность земли.
Ты, пахнущий прелой овчиной
и дедовским острым кваском,
писался и черной лучиной,
и белым лебяжьим пером.
Ты – выше цены и расценки –
в году сорок первом, потом
писался в немецком застенке
на слабой известке гвоздем.
Владыки и те исчезали
мгновенно и наверняка,
когда невзначай посягали
на русскую суть языка.
СВЯТОЙ ГРАД МОСКВА
Не сегодня и не вчера стали звать Москву святою. Согласитесь, наверняка показался бы странным человек, который какую-то сотню лет назад (а что для истории – век?!) попробовал бы в этом просто усомниться. Так в чем же ее святость заключена ныне, можно ли и сегодня это трепетное слово применить к городу, взятому в тесное враждебное кольцо ночных клубов и казино, баров и интим-салонов? И только ли в видимых всякому взору атрибутах заключена она? Ведь именно здесь, на кремлевском холме, в Покровском Соборе нетленно почивают святые мощи наших митрополитов и патриархов, насельников Небесного Града, непрестанно молящих Господа о первопрестольном граде земном. Рискуя навлечь чье-то негодование, все же рискну утверждать, что и сегодня, и эту нашу нынешнюю Москву можно и нужно называть и почитать святой. Ведь святость – это не безгрешность, а тот неисчерпанный и поныне потенциал души народной, ее устремленности к Небу. И именно он в состоянии сохранить, восстановить и умножить вековые основы жизнедеятельности нации. Что же до святости, то она видится во всем: в переливчатом звоне колоколов, перекрывающих визг клаксонов, согбенных бабушках, спешащих ко Всенощной, в непохожих на многих своих сверстников подростках (а их становится все больше), нервно теребящих записочки с «грехами» и терпеливо дожидающихся исповеди, в тихих отблесках лампад пред образами Спаса и Пречистой, в заново обретенных храмах на узких московских улочках, в новых старых названиях переулков и площадей, и в молитвах, в молитвах…
Так что, с помощью Божией первопрестольная наша в святости своей да пребудет во все времена. И, если задуматься, неужто Третий Рим ограничивается московской окружной автодорогой? Разве ж все необозримое пространство страны нашей от дальневосточного архипелага до балтийских берегов не есть сакральные границы Третьего Рима? Да не в обиду жителям Северной Пальмиры будет сказано, но давайте вспомним, сколько раз за свой трехсотлетний период (ничтожный по историческим меркам!) меняла она свое наименование: Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград, теперь вот снова Санкт-Петербург, а в просторечии Питер. Что-то не заладилось… Да и как представишь вдруг, что Патриарх наш, не приведи Господи, назывался быЛенинградским и всея Руси… А потому и был так категоричен в свое время Святейший Патриарх Московский и всея Руси Тихон (Беллавин) в своем отказе называться «Патриархом всего СССР».
Нет, не зря тому шесть веков назад явлено было смиренному иноку Филофею дивное пророчество. Четвертому Риму, и в самом деле, не бывать! Москва же, как была Москвой, так и осталась ею, и пребудет таковою аж до скончания времен. Москва святая, Москва первопрестольная, Москва красавица, Москва русская, и негоже нам отдавать ее на попрание! Как сбросит она с себя все эти гадкие скользкие лягушачьи шкурки, эти уродливые рекламы, все пакостные картинки, да бесстыдные надписи, да как предстанет пред всем честным миром Василисой Премудрой, Василисой Пригожей, красавицей из красавиц! Мир таких и не видывал.
P.S. Трудно представить более изощренное издевательство не только над верой нашей, но и здравым смыслом – однако, в Москве (и не только) есть казино, которое называется «Третий Рим».

Василий (Фазиль) Ирзабеков
Комментарии
И что́ совершается ныне.
Час мужества про́бил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мёртвыми лечь,
Не горько остаться без крова.
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесём,
И внукам дадим, и от плена спасём —
Навеки!
Мужество. Ахматова. 1942.