В поликлинике

В поликлинике

Рассказ

Вот это очередь!

Вздохнув, спрашиваю, кто последний, и сажусь на диванчик в дальнем конце коридора.

В понедельник мороз с утра был под -30, обжигал нос и щёки. Пока шла 15 минут до поликлиники, покрылись инеем весь воротник шубы и шаль. В тёплом коридоре после потела, промокая лоб, вытирая шею, долго не могла прийти в себя.

В очереди к врачу в поликлинике, где все друг другу знакомы, общения просто не избежать. Два часа, проведённые в разговорах с чихающими односельчанами, дали о себе знать через день, когда вечером температура поползла к тридцати девяти…

И вот в пятницу я снова в такой же ситуации. Пришла к концу приёма, чтобы не ждать, – но всё равно придётся посидеть в очереди…

Вышла бы на воздух, на улице всего -10, – но такая слабость, до дрожи в коленках…

Под рукой пискнуло. Вытаскиваю электронный градусник – дома померить температуру не успела. 35,5 – хорошо, хоть и зябковато. Температура начинает трепать к вечеру. Вот тогда – только под одеяло: совершенно не могу переносить перепадов от жара к ледяному холоду.

По коридору идёт медсестра, собирая больничные листы у тех, кто пришёл выписываться. Нет, мне бы надо посоветоваться с врачом об ухудшении состояния – может, назначит лекарство более действенное. Дождусь приёма…

Перебросилась парой слов со знакомыми. В голове, кроме насморка, ничего больше нет, и, нахохлившись, заворачиваюсь в тёплый платок под развесистой китайской розой. Оттуда и выбираюсь, когда медсестра с надеждой в голосе спрашивает:

– Что, на приём больше никого нет?

Понимая разочарование медиков, мечтающих о конце рабочего дня накануне праздников, захожу в кабинет и с тоской опускаюсь на стул. На меня смотрит энергичная дама с короткой стрижкой, крашеная под блондинку. Я вязко раздумываю, куда девался наш Палыч, в понедельник открывавший мне больничный лист.

– Здравствуйте! – язвительно произносит блондинка, стараясь скрыть раздражение и отворачиваясь от меня к карточке.

– Здравствуйте! – не сразу спохватываюсь я.

– На что жалуетесь?

– У меня снова температура. Может, я в понедельник перезаразилась здесь, в поликлинике, пока сидела в очереди?

– Не знаю, не видела, где Вы здесь сидели.

Озадачиваюсь. В больной голове шевелится мысль: какая разница, ГДЕ я здесь сидела? Но додумать я её не успеваю.

– Меряйте температуру, – протягивает градусник врач.

– Я только что померила, – достаю из сумки электронный термометр. Она подозрительно смотрит на его показания:

– Нет температуры?

– Утром нет, к вечеру поднимается.

Поморщившись, она записывает что-то в карточку.

– Сейчас я Вас послушаю, а потом измерим давление.

– У меня нет кашля…

– Раздевайтесь!

Снимаю вязаную жилетку, поднимаю свитер и долго поворачиваюсь, дышу и не дышу по команде специалиста медицины. Натягивая жилетку, слышу:

– Кто Вам сказал одеваться?

Я же говорю: будем мерить давление!

Каким образом жилет помешал бы мне засучить рукав свитера, я обдумываю, пока тонометр нагнетает воздух в манжету, но высказаться по этому поводу не успеваю.

– Давление 110 на 70?..

– Оно у меня всегда низкое…

– Чем лечитесь?

– Александр Павлович выписал мне анаферон…

– Понятно, – перебивает энергичная дама. – Как Вы работаете?

Я недоумении смотрю на неё. «Неужели врач интересуется нелёгкими рабочими буднями людей?» – всплывает в моём инертном мозгу.

– Я работаю здесь, в нашем селе, – начинаю доверительно, но врачиха снова нетерпеливо перебивает:

– Я спрашиваю: КАК Вы работаете?

– Целыми днями, – стараясь вызвать к себе максимальное сочувствие, на ходу перестраиваюсь я.

Глаза эскулапа наливаются плохо скрываемым гневом:

– Вы что, не можете ответить, КАК Вы работаете?

Я поворачиваюсь к медсестре. Марина, добрейший человек с нежными руками, в которых и шприц никого не страшит, из своего угла тоже с недоумением смотрит на врачиху.

– Марина, как я работаю?

– Алла Петровна, я не знаю…

– Послушайте, доктор, что Вы от меня хотите услышать? – с надрывом в голосе вопрошаю я.

– А что Вы так раздражаетесь? Вы что, не знаете, как перед Новым годом работает Ваше учреждение? – в глазах блондинки мелькает удовлетворение, и они становятся безмятежно спокойными.

Ах, вот что – речь о выходных. Я радостно и честно отвечаю:

– Не знаю.

Мне всё равно, каким числом будет закрыт больничный – дальше праздники, долечиться успею. Меня не волнует, что не получу новых назначений. Я чувствую облегчение от непосильного груза неразрешимой задачи. Надо же, такой простой ответ на такой сложный вопрос!

– Придёте тридцать первого закрыть больничный!

Моя эйфория улетучивается. Представляю полный коридор больных в предновогодний день, и наплывает тоска:

– Доктор, а нельзя ли закрыть уже сегодня?

– Нельзя! И чтобы пришли не позже двенадцати! Нет, одиннадцати!

Не приходит в голову напомнить садисту от медицины, что ею подписано сегодня с десяток листков, закрытых именно тридцать первым.

Вздохнув, я прощаюсь и иду к двери. Вдогонку слышу:

– А реинфицирование, вполне возможно, произошло в поликлинике…

Тридцать первого в коридоре никого не было, как не было на приёме и самого эскулапа. Марина с сочувствием шлёпнула на мой больничный лист печать и сказала: «А подпись тут уже стоит». Коробочка домашнего печенья и поздравление с Новым годом растрогали её до слёз…

                               Алла Волкова