Оленеводство – это не отрасль, это образ жизни

Оленеводство – это не отрасль, это образ жизни

В Законе РС (Я) «О северном домашнем оленеводстве», принятом в 1997 году, вопросу кадрового обеспечения отрасли посвящена отдельная статья. Но на деле насколько сегодня обеспечено кадрами оленеводство? Является ли отрасль привлекательной для молодежи? Поговорить на эту тему мы пригласили человека, который более 30 лет работал бригадиром оленеводов, а ныне является главным зоотехником ГУП «Себян» Кобяйского улуса, - Иннокентия Дмитриевича Бурцева. И хотя наш разговор был посвящен только проблеме привлечения молодежи в оленеводство, он невольно поднял целый пласт проблем, которые тесно переплетаются между собой… Было видно, что это были те вопросы, которые наболели, и не говорить о них Иннокентий Дмитриевич просто не мог. Это взгляд человека на отрасль «изнутри», взгляд, основанный на 30-летнем опыте работы в оленеводстве, это мысли и вполне понятные чувства человека, всем сердцем болеющего за развитие оленеводства в родной Якутии, которые, полагаем, будет очень полезно услышать и, без сомнения, что-то принять к сведению.

— Иннокентий Дмитриевич, расскажите о вашем оленеводческом хозяйстве.

— Сейчас в хозяйстве имеется более 10 тысяч государственных оленей и 5 тысяч, находящихся в частной собственности. В общей сложности работает 155 человек, в том числе оленеводов – 98 и 43 чумработницы.

— На ваш взгляд, от каких факторов сегодня зависит развитие оленеводства?

— Сейчас оленеводство зависит от самого оленевода, от правильного руководства, начиная с директора, и кончая средними специалистами, от правильного планирования годовой работы и от особого контроля за исполнением всех намеченных планов. Но начинать нужно с себя лично, будь это директор, зоотехник или оленевод.

А результат работы стада в очень большой степени зависит от бригадира. Это я могу сказать с полной уверенностью, исходя из своего опыта работы. Как говорится, доказано на себе. Сейчас во всех оленеводческих хозяйствах республики, а я знаю многих — и тундровых, и таежных, отсутствует среднее звено кадров, начиная от ветеринаров, зоотехников и ниже. Хочется особо подчеркнуть — мало образованных, соответствующих профессии бригадиров. Сейчас во всех хозяйствах бригадирами работают бывшие оленеводы, которые имеют опыт, но, тем не менее, они – практики, у них нет теоретических знаний. Из-за этого идет снижение всех показателей.

Кстати, хорошие показатели зависят и от степени устроенности быта в стаде. Что значит «быт в стаде»? Например, работая бригадиром, я полностью сменил маршрут движения, который использовал еще мой отец. Также обновил базу маршрутов. Практика показывает: любая база — корали (специальные загоны для оленей), избы (зимовники), подвалы, изгороди – в наших условиях максимально служат 25-30 лет. Поэтому во время работы бригадиром я все это обновил, построил три базы. Во времена работы моего отца «базой» называли один зимовник. А я построил три, в каждой находится до 3 изб (одна общая, вторая для семейных, третья служит в качестве конторы). Тут же рядом построил корали, бани, туалеты, т.е. все для удобства оленеводов. Всегда старался все строить в одном месте, комплексно. А в некоторых стадах избы строят здесь, а корали — в трех километрах от них. А это уже сказывается на результатах работы.

Например, идет осенний пересчет оленей. День короткий, холодно. Оленеводы завтракают и едут к коралям, которые находятся в трех километрах. Это сказывается и на чумработнице. Чтобы накормить оленеводов, она должна упаковаться, навьючить весь скарб на нарты и ехать к месту. По прибытии она ставит палатки, разжигает костры, готовит еду и т.д. Все это занимает очень много времени, создает нагрузки и отражается на качестве работы. А если все находится в одном месте, компактно, — оленевод поел, вышел и сразу начал работать. Жаль, что в других хозяйствах, как у нас, метод комплексного строительства баз практически не применяется.

Все эти базы я построил по своей инициативе, потому что не всегда выделялись деньги на их строительство. Просто хозяйству дается энное количество денег, адресованное на ту или иную работу, например, на построение изгороди, корализацию и т.д., которые хозяйство распределяет по стадам, но их постоянно не хватает. Поэтому я поступал так: набирал в поселке желающих, привозил их на место и давал фронт работ. По факту постройки привозил управляющего, который принимал работу. Позже нам выделяли деньги, которые шли на зарплату работавшим. Получалось, что и базы строили, и рабочими местами людей обеспечивали. Поэтому все старались попасть ко мне на работу. Помню, директор ругался, говорил, почему ты самых лучших рабочих отбираешь? Я говорил, что люди сами хотят трудиться со мной. И все это, в конечном счете, приносило хороший результат. На мой взгляд, сейчас в оленеводческих хозяйствах республики не хватает именно этого — правильной организации труда. А она зависит только от человеческого фактора.

А вообще хочется сказать – мы должны быть благодарны своему государству за то, что в кризисные времена при первом президенте республики Михаиле Николаеве оленеводам была гарантирована зарплата. На нее мы выжили тогда. Но сегодня мы не должны сидеть в гнездышке с открытым ртом и пищать. Сейчас мы практически не сдаем государству ни одного центнера мяса и другого сырья. И, тем не менее, кричим, что зарплаты нет. И я согласен с президентом республики Егором Афанасьевичем Борисовым, который сказал, что надо действовать самим, работать на результат. В этом году, например, одно стадо у нас выполнило и перевыполнило свои договорные обязательства и получило солидный доход — полмиллиона рублей. Вообще, если хорошо работать, то средняя зарплата оленевода должна составить 18 - 20 тысяч рублей.

— А в реале, сколько на руки получает в среднем оленевод?

— К примеру, у нас сейчас 7 590 рублей начисляется, с этой суммы уходит отчисления на налоги, на продукты, бытовые расходы. Короче, на руки получаем 2,5 тысячи рублей и не более. Это хорошо, когда еще получаем, а бывает так, что люди только от долга до долга живут. Но с прошлого года мы постарались аннулировать все свои задолженности, чтобы оленеводы, в конце концов, встали на ноги.

— Много ли молодых работает в вашем хозяйстве?

— У нас средний возраст составляет 35-36 лет. Так что, можно сказать, что по сравнению с другими улусами, наше хозяйство с будущим. А молодежь в оленеводство не идет из-за низкой зарплаты. Это главная причина. Молодые говорят, что лучше они кочегарами или грузчиками пойдут работать. У нас, к примеру, кочегар получает 18 - 20 тысяч рублей, работает в тепле. За разгрузку всего одной машины дров грузчик получает 2 - 3 тысячи, а за месяц он же не одну машину разгрузит… Вот такие негативные моменты мешают приходу молодежи в оленеводство.

— Но современной молодежи, наверное, необходимы и хорошие условия для проживания…

— Мое мнение — оленевод условия своего проживания должен создавать сам. Ему только нужна нормальная зарплата, которая бы покрывала его ежемесячные расходы. А в особых условиях, как таковых, оленевод не нуждается. Оленеводство, я всегда подчеркиваю, это не отрасль, это образ жизни. Оленевод должен кочевать, быть всегда с оленями. И пребывать в зимовниках квартально для того, чтобы помыться, отдохнуть. Или он может работать вахтовым методом, но ни в коем случае не вести оседлый образ жизни. Если перейдем к этому, мы, эвены, как народность очень быстро исчезнем. Пока оленя мы будем держать, не забудем свой язык, обычаи, традиции, культуру. Мы просто с оленем очень тесно связаны. Мы — кочевой народ.

Возьмем, к примеру, меня. Жена у меня – якутка, родом из Усть-Алданского улуса. После окончания Иркутского сельхозинститута, она хотела работать по своей специальности (она зоотехник), но я был не согласен. Также и мой отец настаивал, чтобы мы кочевали, чтобы продолжился род оленеводов. Вот она со мной и стала кочевать. В этом, считаю, ключ продолжения оленеводства. Если семьи перестанут кочевать, это приведет к исчезновению кочевой семьи и как следствие, самого оленеводства.

Здесь в тему хочется затронуть два важных момента: в Министерстве сельского хозяйства кто-то когда-то сделал такие расценки, по которым чумработница должна кормить двух оленеводов. Только в этом случае она получает полную зарплату. К примеру, в стаде работает 6 оленеводов. Получается, из них имеют право брать с собой семью только трое. Остальным – нельзя. Даже если они с собой возьмут жен, им зарплата не будет предусмотрена. Из-за этой причины кочевые семьи практически исчезают.

Второй момент – у нас уже отсутствует наставничество. К примеру, старейшинам нашим, кому за 70 лет, не позволяют кочевать, т.е. находиться в стаде. Либо, если бригадир хочет взять с собой наставника, учреждения Минздрава требуют с него, как с бригадира, расписку о том, что в случае возникновения санитарного вызова вертолета или иной техники бригадир стада должен эти расходы оплатить сам. Из-за того бригадирам приходится отказываться от этого мероприятия. Получается, что в тундре они остаются без наставника. А в оленеводстве без наставника – смерть. Это как очутиться в тайге без компаса или остаться под водой без кислорода…

— Как вы считаете, есть ли будущее у северного оленеводства? Ведь может так случиться — старики уйдут, а молодежь не придет им на смену?

— Оленеводство в данное время без государственной поддержки существовать просто не может. С господдержкой будущее есть.

Вот сейчас разные госпрограммы работают по поддержке врачей, учителей. А почему бы и для развития сельского хозяйства, для оленеводов так не сделать? Иногда становится обидно. В качестве брэнда Якутии мы, скажем, в Москву оленя возим. А когда на уровне республике начинаешь говорить про проблемы оленеводства, то чиновники не уделяют должного внимания.

— Вы, очевидно, в курсе, как обстоят дела с оленеводством в развитых странах…

— В 2009 году я побывал в Финляндии на Конгрессе оленеводов мира. Конечно, кое-что из их наработок мне понравилось, но, тем не менее, если посмотреть с точки зрения экономики, наш образ жизни, т.е. кочевой образ жизни оленеводов, который сейчас есть, надо во что бы то ни стало сохранить. Почему? В будущем такой образ жизни будет очень цениться. Нас сейчас приглашают повсюду — на Аляску, в Канаду, Финляндию для того, чтобы мы поделились той ценной информацией по оленеводству, которой владеем.

Например, один коммерсант с Аляски предлагал мне отработать у него три года. Рассказал об ежедневном расходе одного своего процесса — панторезки. Он говорит: «У меня есть вертолет и взлетная площадка, за которые я плачу налоги. У меня есть пилот и заправщик, которым я выплачиваю зарплату. Я покупаю энное количество топлива для вертолета. Когда собираюсь резать панты, нанимаю одного бойца-боевика и плачу за прыжок и его работу большие деньги. За один день у меня уходит куча денег». А потом он стал сравнивать: «Ты утром встал, чай попил, оленя своего поймал, оседлал и поехал. Стадо пригнал, арканом поймал нужного оленя, завалил, рог снял и все!» Сравнив, предложил: «Давай, ты у меня поработай, обучи моих. За это я тебе хорошо заплачу». Короче, за эти три года я должен был его четырех человек обучить своему ремеслу, сделать структуру стада и т. д. Подсчитал он и мой гонорар — в месяц (!) я должен был получать свою годовую зарплату! И если бы я тогда согласился и поехал на Аляску, то обратно должен был возвратиться миллиардером. Я бы мог сюда приехать и купить любой коттедж, все, что пожелаю!

— Не согласились?

— Нет! Все-таки свое, родное, оказалось, дороже. Деньги – деньгами, но я отказался. И сейчас могу сказать — то, что мы, оленеводы, знаем, является очень ценной информацией, которую надо сохранять, передавать из поколения в поколение. И, на мой взгляд, нельзя свой собственный опыт, веками по крупицам накопленный отцами и дедами, отдавать на откуп иностранцам.

— А вы свой опыт молодым передаете?

— Во время своей работы в стаде вырастил нескольких бригадиров, которые в данное время все работают. Но пока особо себя не проявили. Это же, как в спорте. Если тренер работает и один из его подопечных становится чемпионом, поднимается его престиж. Пока о своих учениках ничего не могу сказать. В моем стаде работали представители других улусов. Также приезжали двое ребят с Крыма. Кстати, один был из Сочи. Он не говорил, что пасти оленей трудно, никогда не плакался. Наоборот радовался и работал от души. Вы знаете, если начинаешь трудиться в оленеводстве от души, такая работа только в радость. Я бы не сказал, что в оленеводстве трудно. Человек в стаде не может чувствовать себя дискомфортно. Дискомфорт по полной программе я, оленевод, например, чувствую в городах. Там ведь человеком считаешься, пока у тебя в кошельке деньги есть. А когда их нет, то кто ты? А в стаде – все свое, все делаешь сам, там не надо кого-то ждать, не надо просить. Только работай – и получай. Ведь у оленя все идет в доход. Фактически у него выбрасываются только отходы из кишечного тракта, и все!

Сейчас я тоже все время предлагаю молодым ехать со мной работать. Но они сразу начинают спрашивать о размере заработной платы, жилье, социально-бытовых условиях. Директор мне предлагает взять пятерых выпускников ЯГСХА или СХТ и поставить их бригадирами на один год. Ведь люди пять лет учились, знают теорию этой работы. А у оленеводов практика есть, но не хватает теории. Если совместить теорию с практикой, дело быстро пойдет «на прибыль».

— Согласитесь, что современный оленевод должен уметь не только работать с оленями, но и знать менеджмент, обладать экономическими знаниями…

— Да, жизнь сейчас требует этого. Не обладая должными знаниями, оленевод просто ничего не сможет сделать, даже сдать мясо. И если у него не будет экономических навыков, он никогда не будет ценить свою работу. А когда начнет думать, как увеличить копейку до рубля, вот тогда он будет развиваться. Например, в своем хозяйстве мы нынче построили забойный пункт. И по сравнению с прошлыми годами прибыль увеличилась. Потому что теперь мы работаем по-новому — боремся за качество продукции, улучшаем товарный вид и т.д. Со следующего года будем добиваться того, чтобы один олень равнялся трем. Мы уже расчеты сделали. Если продаем мясо тушами, это считается, что мы продаем его по оптовой цене. А если я мясо и другое сырье оленя продам по всем европейским стандартам — распиливая, упаковывая, то один олень уже будет стоить в три раза дороже!

Но у нас остро стоит проблема реализации кожсырья. Если вывоз оленьих лапок в Якутск еще себя окупает, то шкуры мы никак не можем вывезти. Мы просто их сжигаем.

— Сжигаете?!

— Так проще. Потому что если везти в Якутск одну машину шкур, расходы не покрываются. Поэтому лучше нам сжечь их, чем в город везти. Конечно, жаль. Но пока другого выхода нет. В этой связи я никак не могу понять, почему фабрика «Сардана» не принимает шкуры. Если бы, скажем, она их принимала хотя бы за небольшую цену и как-то это дело субсидировалось, тогда мы бы завалили сырьем фабрику. Их бы покупали те же коневоды, охотники, да и простые горожане. Хорошо обрабатывая, из них можно шить разные теплые вещи. Тут механизм реализации надо проработать, тогда и ценное сырье не будет выбрасываться. Вот это все и тормозит развитие оленеводства.

— Вы приехали в город на сессию. Как идет учеба?

— Хорошо. В свои 54 года узнал очень много такого, чего раньше не ведал. Вместе со мной на зоотехника учатся ребята из Томпонского, Момского, Булунского, Эвено-Бытантайского, Оймяконского, Кобяйского улусов. Среди них есть и оленеводы. У нас же специализированный набор — готовят специалистов для северных и арктических улусов. А когда практика подкрепляется теорией, это всегда дает результат.