Откровения российского журналиста.

В Ленинакане российский журналист брал интервью у хирурга-азербайджанца, существование которого армяне отрицают
Vesti.Az продолжает публикацию серии интервью с бывшими партийными, государственными, военными деятелями Советского Союза, с общественно-политическими деятелями стран бывшего СССР, которые в той или иной мере имели отношение к событиям в новейшей истории Азербайджана с 1988 по 1994 годы, а также с военнослужащими Советской армии, проходившими в те годы службу на территории Азербайджана, а также с общественно-политическими деятелями стран бывшего СССР.
Сегодня наш собеседник Владислав Владиславович Шурыгин (род. 18 февраля 1963 года в Евпатории) — военный публицист, обозреватель, заместитель главного редактора газеты «Завтра», член Союза писателей России.
- Владислав Владиславович, в качестве военного корреспондента Вы более 150 раз выезжали в «горячие точки» как на территории бывшего Союза, так и в бывшей Югославии. Но, к нашему величайшему стыду, мы лишь недавно узнали о том, что, оказывается, Вы награждены почетной грамотой Министерства обороны Азербайджана за спасение человека в бою. Расскажите, когда и при каких обстоятельствах это произошло?
- Ситуация была достаточно банальной. Я был в очередной командировке, это был сентябрь 1992 года, и если мне не изменяет память, тогда шли ожесточенные бои на Агдеринском направлении. Я находился с группой азербайджанских журналистов, и на одной из дорог наша машина попала под обстрел. Был тяжело ранен один из журналистов. Под непрекращающимся обстрелом я оттащил его в сторону и оказал ему первую помощь. Вот, собственно говоря, вся моя заслуга. Когда об этом узнали в Министерстве обороны Азербайджана, то решили меня наградить почетной грамотой.
- Насколько нам известно, это была не первая Ваша командировка в Нагорный Карабах…
- Да, это была уже вторая командировка. В первый раз я оказался там в мае 1991 года, когда еще функционировал Республиканский Оргкомитет по Нагорному Карабаху во главе с Виктором Поляничко. Обстановка в Карабахе тогда, как сейчас помню, была уже несколько разряжена, поскольку уже были проведены необходимые силовые мероприятия. Можно сказать, что ситуация была близка к стабилизации. Тогда можно было на машине проехать от Агдама до Лачина и даже по дороге где-то попить чаю. А осенью 1992 года ситуация уже была совершенно другая.
- Когда в мае 1991 года Вы посетили Карабах в первый раз, Вам объяснили суть конфликта?
- Конечно, нам уже тогда было понятно, что ситуацию «раскачивало» армянское националистическое лобби. Азербайджан тогда был достаточно стабильной республикой, которая приняла участие в референдуме по сохранению Советского Союза и считалась оплотом Союза, боровшейся с сепаратизмом.
- Ответ на следующий вопрос, который хотелось бы Вам задать, мы уже от Вас слышали. Но, тем не менее, эта тема до сих пор вызывает неприятие у армянской стороны. В декабре 1988 года Вы находились в пострадавшей от землетрясения Армении и видели там хирурга-азербайджанца, который спасал пострадавших от стихии армян.
Его видели два незнакомых друг с другом человека – Вы и тогдашний заместитель начальника штаба Гражданской обороны РСФСР генерал-майор Николай Тараканов. Чтобы поставить точку в этом споре, скажите, тот врач-азербайджанец – реально существовавший человек?
- Со всей ответственностью заявляю – это реальный человек. Я лично с ним разговаривал, брал у него интервью. Это был военный хирург Ленинаканского госпиталя. И его семья жила там. После землетрясения он сразу же встал к столу и начал спасать поступавших в госпиталь армян. А о своей семье он стал интересоваться только на вторые или третьи сутки, потому что не мог отойти от стола. Чувство долга не позволяло ему бросить пострадавших от землетрясения и отправиться на поиски своей семьи. К счастью, его семья уцелела. Он сам рассказал мне, как в госпиталь принесли девочку с тяжёлым переломами и кровотечением. Он оперировал её четыре часа. Вернул с того света. Родители бросились к нему со слезами благодарить и заговорили с ним по-армянски. Он сказал, что не понимает. Отец спросил, кто ты по национальности? Хирург ответил, что азербайджанец. Тогда мужчина плюнул на пол, развернулся и ушёл.
Этот человек также рассказал мне, что пожилая армянка, когда узнала, что врач, который её будет оперировать, по национальности азербайджанец, слезла с каталки и попыталась уползти с переломами ног. Конечно, он все это рассказывал мне с юмором, так как тогда еще никто не мог предположить, как все обернется уже в ближайшее время.
В пострадавшей от землетрясения Армении я видел много прапорщиков-азербайджанцев, которые там служили и которые принимали участие в ликвидации последствий катастрофы.
- В одном из Ваших интервью Вы заявили, что «Россия, которая объявила себя посредником в урегулировании нагорно-карабахского конфликта, на сегодняшний день фактически связана по рукам и ногам». Не могли бы вы подробнее пояснить, что Вы имели в виду?
- На мой взгляд, позиция России в деле урегулирования Карабахского конфликта такова, что она не сильно позволяет Москве воздействовать на конфликтующие стороны. С одной стороны, в Армении находится наша военная база, с другой стороны, Россия связана с Азербайджаном энергетическими проектами. Получается, что Россия просто пытается сдержать стороны конфликта от какого-то фатального шага, но возможности воздействовать на них она не имеет.
- Уход России из Габалы как-то отразится на азербайджано-российских отношениях?
- Я думаю, что это не сильно повлияет на двусторонние отношения. Специалистам было совершенно очевидно, что из Габалы России рано или поздно нужно было уходить, так как такой стратегический объект на территории другого государства не являлся полностью ее собственностью.
- В заключение хотелось узнать, Вы бывали в Азербайджане после 1992 года?
- В последний раз я был в Азербайджане в 1993 году. К сожалению, после этого как-то не получалось. Хотя, правильнее будет сказать, к счастью. Я ведь военный публицист, специализируюсь на «горячих точках», и если я не приехал к вам, значит, у вас в республике все спокойно.
Комментарии
по поводу РФ-достаточно верно. статус-кво держать-задача максимум. но этого мало-а дальнейшие шаги? уход из Армении с сохранением лица и плюшками-пока возможен?
И вопрос не по теме: а когда и откуда армяне, по Вашим словам, пришли на Кавказ? Насколько я знаю, ещё в римские времена там Армянское царство существовало?
В развале СССР армяне активно участвовали, но главная роль не их была, тут большие дяди работали, а эти так, шестёрками. Что, однако, вину не уменьшает.
О союзниках. Имея врагом Запад, выбирать не приходится, тем более, что я не разделяю Вашего отношения к большинству из них. Рекомендую и вам осмотрительнее союзников выбирать: из перечисленных, нас кинет одна Армения. Но лишь только окажется ненужным плацдарм против Ирана (или нас), а энергетика перейдёт на сланцы... В общем, белые джентльмены поматросят, да и бросят: и вы, и мы для них недочеловеки.
Аэропорт "Звартонц", по - моему.
Потом Тбилиси, Прибалтика и поехало. Ну, и главное - информационная поддержка СМИ, почему-то оказавшихся в руках лиц одной национальности
Мой комм.http://maxpark.com/community/129/content/1741988#comment_21265989
О том, как носились с Прибалтикой, помню. В Узбекистане был недолго и только в Ташкенте, а вот таджикская глубинка в 70-е выглядела ничем не лучше чернозёмной.
А вот в чём Вы правы, так это в том, что начало всем процессам, потопившим корабль, было положено именно в Москве. И пока одни пытались бороться за живучесть, другие из кают-компании ковры тащили и чужие места в шлюпках захватывали.
Комментарий удален модератором
Комментарий удален модератором
Так, что я хочу подчеркнуть: НЕ одновременно, а в следствии изгнания более миллиона и убийства многих сотен азербайджанцев в Армении и Карабахе, произошел Сумгаитский погром,подготовленный самими армянами. Это все описано в материалах уголовного дела следственной группы Прокуратуры СССР по особо важным делам и подтверждено на Верховным судом СССР
Но понимая Ваше отношение к Армении, сделавшей то, о чём Вы говорите, прошу Вас понять и моё отношение к Западу, сделавшему то же самое (пусть другими средствами) с моей страной, СССР. Для Вас враг Армения. Но для меня враг - Запад, и те силы в стране, через которые он продолжает нас грабить, развращать, который не даёт нам подняться. Я, как и Вы, не люблю Армению: и помня перестройку, и потому что с вами сделано несправедливо, и в конце-концов, у меня есть и личные причины их не любить. Но во всей этой ситуации я не из этого исхожу, а из противоестественности самого нашего союза с ними, тяготеющими к Западу, ссорящего нас с вами и тюркским миром вообще. Но разве ваш союз с западным миром менее противоестественен?
Кстати, правда ли, что на стороне Азербайджана воевали и его русские жители? В то время разговор такой был, даже кусок кинохроники попадался, а теперь об этом молчат напрочь.
А за "морочить голову" я бы на Вашем месте извинился: Вы спрашивали моё мнение, и я его высказал.
Впрочем, при такой невнятице в руководстве, боюсь, и без армян у нас проблем хватит.
Из справки прокурора Эчмиадзинского Синода армяно-григорианской церкви А. Френкеля, представленной им в 1907 году императору Российской Империи, в качестве прокурора он работал с 1892 года
"…Корыстолюбие, интриги, клятвопреступления, продажность, низкопоклонство кажутся главными национальными особенностями этого племени …, ибо у горожанина - армянина нет родины, которой он гордился бы, а только горькое сознание, что его народ уже 1300 лет - раб и всеми ненавидимый паразит".
"Об армянах издревле сложилось плохое мнение, - и это, разумеется, не лишено основания, так как иначе оно не могло бы возникнуть у целых народов и притом в разные времена. Именно армяне склонны кричать по всякому поводу. Не пустят их в чужой дом, или раскроют какие-либо их козни, или отдадут под суд их воришек, - они не только сами поднимают крик, но и заставляют кричать глупых или продажных людей из иноплеменников".
Отец армянской истории Мовсес Хоренаци (Моисей Хоренский) в V веке говорил о своих соплеменниках:
"-я хочу указать на жестокосердие, как и высокомерие нашего народа,...
-отвергающее благое, изменяющего истине,...
-народ строптивый и преступный,..
-ДУША, КОТОРОГО НЕ ВЕРИТ БОГУ!
-вы совершили прогневленное и в ложах ваших не принесли раскаяния
-вы заклали заклание и беззакония и уповающих на господа презрели
-поэтому найдут на вас сети того, кого вы не прознали и добыча, за который вы гонялись, сделает вас своей добычей, и вы попадете в те же сети..."
"Лишь малая часть армянского ашугского творчества, можно сказать самая незначительная ее часть, относится к нашей литературе. Большая же ее часть (дастаны, героические песни) на тюркском языке. Для ашугов, чтобы выразить изображенную в сказках и песнях жизнь, более удобен тюркский язык, нежели армянские народные наречия, он более образен и намного богаче".
"У армян не было государственности. Они не связаны чувством Родины и не связаны политическими узами. Армянский патриотизм связан только с местом проживания." Химерическая идея о воссоздании "Великой Армении", которая как государство никогда не существовала, - общенациональная концепция, объединившая всех хайев мира.
Х.Абовян (XIX век) писал:
"... в нашем языке половина слов тюркские, либо фарсидские слова".
Армянскому поэту Егише Чаренцу принадлежат слова:
"В нас лицемерие появляется еще в утробе матери".
Воспоминания русского дипломата генерала Маевского. Из книги"Массовые убийства, чинимые армянами"
"Слышал ли кто-либо о народном героизме армян? Где высечены названия их сражений за свободу? Нигде! Потому что, "герои" армян больше были палачами своего народа, чем спасителями".
"Исторические корни Карабаха уходят в античную эпоху. Это одна из исторических провинций Азербайджана. Этот регион является важным политическим, культурным и духовным центром Азербайджана… Пресловутая Карабахская проблема была создана сфальсифицированными идеями армян"
А.С. Пушкин: Ты раб, ты трус, ты армянин...
"Армянские женщины всегда имели связь с другими народами, пусть иногда и насильно. Иранские солдаты, турки, грузины и горцы, видимо никогда и не ждали от армянских женщин, давно потерявших свои честь и достоинство, приличия и благородства. Именно поэтому в жилах армян течет столько разной крови".
"Мы еще не говорим об армянских учебниках, которые взяли на себя общемировую миссию "окультурить" всех своих соседей, учебниках, в которых написано об этой горе-стране - "Великой Армении". В церковных школах распространяются даже карты Великой Армении, столицей которой указывается Тифлис, и границы которой доходят аж до Воронежа".
"В связи с тем, что не сохранилось ничего, что свидетельствовало бы о былой политической мощи и важности культуры древних армян, следует полагать, что они не обладали ни тем, ни другим. Видимо они всегда были малочисленным и диким племенем. Никогда не обладали полной политической независимостью. С этим и связана вопиющая бедность художественного творчества армян. Говорить же о науке вообще не приходится. Армяне за весь период своего существования не создали ничего самобытного".
"Рассыпанные по всему свету армяне перенимают обычаи, одежды, традиции народов, с которыми вместе живут. В Турции армянина не отличишь от турка, в Персии армянин - типичный перс.
Великий Амир Тимур (Тамерлан) сказал: История не простит мне 2 вещи:
"1) То, что я хотел уничтожить армян как этнос, 2) а второе- за то, что я не сделал этого. Правда есть и хорошие среди армян, но в целом народ гадкий. Никогда не выскажет своих мыслей в лицо, поэтому и кажется культурным, а в удобный случай зарежет".
"Армянские рабыни и наложницы были первыми танцовщицами и проститутками прислуживающими в Коринфе ("наложницы Афродиты") и даже в храмах Индии.
Карл Маркс:
"Армяне, первая нация, начавшая использовать своих женщин в качестве подстилки под другие народы, как способ выживания"
"Армяне всегда жили под властью правителей, служивших отличной от армянской религии. В результате они превратились в людей, скрывающих свои мысли, чувства и намерения, превратились в мошенников и лжецов".
Английский путешественник Вильсон: Армяне жадные, корыстолюбивые и подлые, ни кого не уважают. Они мастера раздувать всякие мелочи, любители интриг
"Армения, как государство, не играла никакой значительной роли в истории человечества, ее название было географическим термином, распространенным армянами, она была местом разрешения споров сильных государств - ассирийцев, мидийцев, иранцев, греков, монголов, русских…"
"Сразу после заключения Туркменчайского договора (10 февраля 1828 года) под руководством Паскевича в Азербайджан были переселены 40 тысяч армян из Ирана и 90 тысяч армян из Турции. В общей сложности в 1828 - 1896 годах из Ирана и Турции было переселено более 1 миллиона 200 тысяч армян. Из них 985 тысяч 460 человек были размещены на западных землях Азербайджана, а остальная часть - в Карабахе и Елизаветпольской (Гянджинской) губернии. После благоустройства армяне начали вытеснять азербайджанских тюрков, они же произвели массовые погромы и грабежи, а также варварски истребили огромное число людей".
"Армяне самые плохие рабы из белых также как негры (зинджи) самые плохие из чернокожих. Они имеют безобразные ноги, стыдливость у них отсутствует, воровство очень распространено... Их натура и их язык грубы. Если оставишь раба-армянина хоть на час без работы, то его натура тотчас толкнет его на зло. Он работает хорошо из-под палки и из страха. Если видишь, что он ленится, то лишь потому, что это доставляет ему удовольствие, а вовсе не от слабости. Тогда следует взять палку, вздуть его и заставить делать то, что ты хочешь".
Грузинский писатель Серги Саджая: "Армяне не львы, а лишь - шакалы, прислуживающие более сильным народам"
"Все кто знаком с основной массой населения в провинциях Анатолии, быстро привыкают уважать и любить тюрков, презирать греков и ненавидеть армян. Местная пословица "грек обманет двух евреев, а армянин - двух греков" повсюду себя оправдывает. Если где-либо в Анатолии вас обманули, то с точностью можно сказать, что вы повстречались с армянами. Я обхожусь без всякого письменного договора, когда имею дело с тюрком, ибо достаточно лишь его слова. Когда имею дело с греком или другими левантинцами - я заключаю письменный договор, ибо с ними нельзя вести дел иначе. С армянами же я не имею даже письменно заверенных дел, ибо от интриг и лжи армян не убережет даже письменное условие".
"Современная территория Армении принадлежит не армянам, а азербайджанцам. Именно это и служит причиной того, что большая часть географических наименований на территории Армении относятся к азербайджанцам".
Аннинский А. История армянской церкви, Кишинев, 1900
Величко В.Л. Кавказ. Русское дело и межплеменные вопросы, Баку, Изд-во "Элм", 1990
Тагаев М. Москва, или Центр международного терроризма и геноцида. Изд-во "Искра", 2001
Шавров Н.И. Новая угроза русскому делу в Закавказье: предстоящая распродажа Мугани инородцам, СПб. 1911
Шопен И. Исторический памятник состояния армянской области в эпоху ее присоединения к Российской империи, СПб. 1852.
Обозрение российских владений за Кавказом, СПб., 1836.
Полное собрание публицистических сочинений, СПб., т. I, 1904
Поэтому, возникает вопрос, для чего России кровь, проливаемая в этих конфликтах?
Русские отличаются тем, что мастерски создают сами себе проблемы, а потом героическими усилиями их преодолевают.
Было бы это смешно, если не было печально. Сколько ещё крови требует это преодоление?
Проблема в том, что они провоцируют войну, кровопролитие, межнациональные конфликты, заведомо зная, что они не смогут развязать тот конфлик, который сами и сознательно провоцируют. И это уже проблема не только, и не столько россиян, это проблема уже жертв конфликтов, развязанных Россией.
Шавров Н. И. Санкт-Петербург, 1911.
Нашу колонизаторскую деятельность мы начали не с водворения в Закавказье русских людей, а с водворения инородцев. Прежде всего мы переселили в Закавказье в 1819 г. 500 семей вюртембергских немцев из числа элементов, забракованных на родине, и из этих колонистов мы образовали колонии в Тифлисской и Елизаветпольской губерниях. Конечно колонистам были отведены лучшие земли казны и даны различные льготы. Затем, после окончания войны 1826 – 1828 гг. в продолжении двух лет, с 1828 по 1830, мы переселили в Закавказье свыше 40 000 персидских и 84 600 турецких армян и водворили их на лучшие казенные земли Елизаветпольской и Эриванской губернии, где армянское население было ничтожно, и в Тифлисском, Борчалинском, Ахалцихском и Ахалкалакском уездах
В цифрах вселение (самовольное) и водворение в Закавказье инородцев выражается так:
Широко использовав лжесвидетельство, армяне из безземельных пришельцев захватили огромные пространства казенных земель.
В половине декабря 1917 г. Кавказская русская армия ушла самовольно с фронта без разрешения и согласия Командующего армией и Главнокомандующего.
Вместе с армией ушел и Эрзерумский крепостной артиллерийский полк. Из Эрзерумской артиллерии остались одни офицеры управления артиллерии укрепленной позиции Эрзерума и Деве-Бойну и около 40 офицеров от ушедшего артиллерийского полка.
С уходом с фронта армии - в Эрзеруме составился революционным путем армянский союз, назвавший себя "союзом армян-воинов". Этот союз дал тогда Командующему армией для нового артиллерийского полка около 400 совершенно необученных армян. Часть этих людей сейчас же разбежалась, а остальных хватило только для занятия караулов и для охраны батарей позиции.
Начальником гарнизона г. Эрзерума был назначен полковник Торком; как я слышал - он болгарский армянин.
Около половины января этого года несколько солдат одной из армянских пехотных частей устроили ночью грабеж дома одного из именитых и весьма уважаемых турецких граждан г. Эрзерума и убили этого жителя; фамилии убитого турка я не помню.
Комментарий удален модератором
Комментарий удален модератором
Командиры частей просили Командующего армией ввести дисциплинарный устав, полевой суд и смертную казнь. Командующий армией ответил, что не в его власти сделать последнее, а об установлении дисциплинарного устава он уже возбудил ходатайство.
В конце января, если не ошибаюсь - 25 числа, полковник Торком устроил парад войскам гарнизона с торжественным молебном и салютом в 21 пушечный выстрел; он объяснял это необходимостью поддержать дух гарнизона и показать жителям города силу гарнизона. На параде в присутствии Командующего армией генерала Одишелидзе, он прочел по записке на армянском языке какую-то речь, которой мы, конечно, не зная языка, не поняли вовсе.
7 февраля, после полудня, я обратил внимание на то, что по улицам милиция и солдаты забирают и уводят куда-то целыми отрядами мужчин турок. Мне, на мои вопросы, объяснили, что это собирают на работы по расчистке железнодорожного пути, занесенного снегом.
Я тотчас собрал ближайших к моей квартире трех русских офицеров и отправился освобождать схваченных турок. Вблизи казармы меня встретили докладывавший мне по телефону офицер и представитель Эрзерумского городского управления г. Ставровский, искавший своего знакомого турка, тоже схваченного армянами на улице.
Тут я узнал, что рядом с казармой, на одной из крыш был недавно в этот день убит ружейным выстрелом из казармы неизвестным армянином солдатом нищий, мирный житель безо всякой причины.
Расследование указало на причастность к этому делу прикомандированного от пехоты к артиллерийскому полку офицера армянина прапорщика Карагадаева, который по показаниям освобожденных турок руководил обыском их и забрал себе некоторые отнятые солдатами вещи.
Вечером все было доложено Командующему армией в присутствии Комиссара области г. Глотова и помощника его г. Ставровского.
В течение этого дня в городе было совершено армянами несколько одиночных убийств и устроен пожар одного из базаров. Вообще в этот период поступали из разных мест города и его окрестностей сведения об одиночных убийствах армянами безоружных мирных жителей турок. Вблизи укрепления Тафта, по моему приказанию, был арестован и сдан коменданту города армянин солдат, убивший турка.
На это движение Закавказский Комиссариат предложил Турции заключить мир. По радиотелеграфу был получен ответ Командующего турецкой армии, что он и его армия с большой радостью приняли предложение мира, но что решение этого вопроса зависит от Турецкого правительства, которому он и представил предложение Закавказского Комиссариата.
Таким образом, мы опять остались в Эрзеруме по требованию русских властей и для пользы России. В это время стало известно, что Турецкое правительство согласилось вести с Закавказским Комиссариатом переговоры о мире; местом переговоров назначен Трапезунд, а начало переговоров назначено на 17 февраля.
С этой целью еще в конце января, по распоряжению Командующего армией были высланы на этапы по линии Эрзерум - Эрзинджан орудия, чтобы отгонять курдов, начавших нападать на этапы для добычи себе пропитания из складов. Таких орудий было выслано несколько - по одному, по два на этап, при офицерах. Орудия эти отступили вместе с отступившими от Эрзинджана войсками, состоявшими из армян преимущественно.
Все эти пушки ставились только против курдов, ставились совершенно открыто и бороться с регулярными войсками, снабженными артиллерией, конечно, не могли бы, так как естественно были бы сбиты противником после двух-трех выстрелов; отбивать же налеты курдов они могли с успехом при таком расположении и при той прислуге, которую мы имели.
12 февраля на вокзале толпа вооруженных с ног до головы армянских солдат расстреляла десять или двенадцать безоружных жителей турок. Случайно бывшие на вокзале два русских офицера сделали попытку воспрепятствовать этому зверству, но озверевшая толпа ответила им угрозой расправиться и с ними таким же способом. Задержать никого не удалось.
Штаб у полковника Мореля был в большинстве из русских офицеров. Начальником штаба был Генерального штаба капитан Шнеур. Полковник Морель сразу же по отъезде Командующего армией взял другой тон. Он заявил, что гарнизон Эрзерума будет держаться в нем и защищать его до последней возможности, что никого из офицеров и всех способных носить оружие мужчин он не выпустит.
Я увидел, что мы попали в западню, из которой трудно будет выбраться. Стало видно, что осадное положение и полевой суд направляются больше против русских офицеров, чем против зверствующих армян.
Турки жители определенно говорили, что никогда армяне не казнят армянина. Мы видели тоже, что оправдывается в этом деле русская пословица: "Ворон ворону глаз не выклюнет". Здоровые, способные носить оружие армяне уезжали сопровождать свои бегущие семьи.
Арестованный мною убийца на Тафте тоже не привлекался к суду; по крайней мере, мне ничего об его привлечении к суду известно не было.
Полковник Морель стал опасаться восстания мусульманского населения города Эрзерума.
Так как мы никогда не интересовались историей армян и их внутренней политической жизнью, то никто из нас и не знал, что Антраник турецкоподданный, считается турецким правительством за разбойника и приговорен к смертной казни. Все это я узнал только из разговора с Командующим турецкой армией 7 марта.
Антраник приехал в форме русского генерал-майора, с боевыми орденами св. Владимира 4-й степени, Станислава 2-й степени и солдатским Георгиевским крестом 2-й степени. Вместе с ним прибыл в Эрзерум начальник его штаба Генерального штаба русской службы полковник Зенкевич.
Накануне приезда Антраника от него из Гасан-Кале была получена полковником Морелем и опубликована телеграмма, гласившая, что по приказанию Антраника в Кёпри-Кёе выставлены пулеметы, которые будут расстреливать всех трусов, бегущих из Эрзерума
В день приезда Антраника мне один из моих офицеров донес, что на одном из боевых участков вверенной мне артиллерии, а именно в селении Тапа-Лёй, армяне вырезали поголовно все безоружное мирное население без различия пола и возраста. Об этом я сказал Антранику сейчас же, при первом же знакомстве с ним. Он, в моем присутствии, отдал распоряжение послать в Тапа-Кёй двадцать всадников и добыть хотя бы одного виновного. Было ли это исполнено, и что из этого вышло - я до сих пор не знаю.
Он занял порученную ему роль и распоряжения мне уже отдавал не от себя, а от имени Антраника.
Командир батальона моего полка, армянин штабс-капитан Джанполадянц, пытался тоже вмешиваться в дела моего управления артиллерией; так, узнав, что предполагается орудия по возможности эвакуировать, а электроосветительные двигатели и прожектора попорчены - он заявил, что не позволит вывезти ни одного орудия; останутся русские офицеры или нет, говорил он, армяне все равно останутся и орудия им будут нужны.
Становилось видно и чувствовалось, что дело явно клонится не ко благу России, а к созданию самостоятельности армян руками русских офицеров; но этого всеми силами старались не показывать открыто, так как при таком положении вопроса все русские офицеры артиллеристы, или большинство их, ушли бы немедленно, а своих у них нет.
Тогда же, по моему совету, вр. командовавший дивизионом сгруппировал своих офицеров ближе к своей и к нашим квартирам. Сам же я еще с самого начала формирования полка стал сосредотачивать все в полку ближе к управлению артиллерии, находившемуся в мусульманской части города с самого дня вступления русских войск в Эрзерум.
Мы, русские офицеры, прожившие в Эрзеруме бок о бок с мусульманским населением почти два года и знавшие отлично его, не верили в возможность восстания и открыто высмеивали армянскую трусость.
Офицеры артиллерии, конечно, открыто заявили, что стрелять по городу они отказываются, так как служат не для расстреливания из орудий мирных жителей, женщин и детей, а для честного боя с неприятелем; при существующем же положении нам очень легко было ожидать, что армяне от страха, или по другим соображениям увидят вооруженное восстание там, где его вовсе нет и потребуют открытия огня.
Распоряжение полковника Мореля о возможной стрельбе из орудий по городу вызвало возбуждение офицеров и побудило меня устроить общее собрание подчиненных мне офицеров артиллерии.
Особенно потому, что в моем распоряжении не было ни почты, ни телеграфа, и я не мог быть уверенным, что мои депеши будут переданы по назначению. Вернее, я был совершенно уверен, что мои депеши переданы не будут.
Доклад свой я резюмировал (закончил) определенно высказанной мыслью, что мы офицеры русские и остались в Эрзеруме не для того, чтобы прикрывать своим именем и мундиром разбойные армянские зверства над беззащитным населением; мы остались служить России, преданные долгу и послушные своим начальникам; остались служить русскому делу, а не армянской резне и хищничеству и пачкать свое имя на весь свет намерения не имеем ни в коем случае; а пока мы здесь, мы требуем, чтобы армянские безобразия были прекращены, иначе нам надо будет настаивать на том, чтобы нас отпустили немедленно.
В заключение офицерам было высказано пожелание, или намерение, подождать семь или даже десять дней, чтобы посмотреть, как пойдет дальше дело, верны ли обещания Антраника и как велика их ценность, а в дальнейшем действовать по обстановке.
Это было 20 или 21 февраля. После этого заседания полковник Долуханов высказал мне вскоре мысль, что он поражен той ненавистью к армянам, которую он встретил в русских офицерах и недоумевал, за что их так ненавидят. Высказывал он это и другим офицерам.
Комментарий удален модератором
Из толпы многие подтвердили, что знают это и тут же сейчас два или три человека засвидетельствовали толпе, что я их спас от смерти. 7 февраля ш-к. Джанполадянц принимал участие в работе армянского комитета.
Так поступили с боевым офицером, отлично знающим свое дело и имеющим несколько боевых наград; опорочили его только за то, что он на самом законном основании не пожелал вступить на службу в армянскую войсковую часть и имел неосторожность публично сказать полковнику Морелю несколько слов, уличавших его в чрезмерной приверженности к армянам.
Успеха речь доктора Завриева не мела. Сам же он после этого заседания высказал мне, что дело безнадежно и что все офицеры, наверное, уйдут.
После взятия Эрзерума турками, дней через десять, я имел случай прочесть документ, из которого увидел, что подозрения наши насчет устройства русскими офицерскими руками армянской автономии были вовсе не безосновательны; в документе этом доктор Завриев вполне определенно говорит о стремлении создать автономную Армению. Документ относится ко времени до приезда доктора Завриева в Эрзерум.
Мы же все были всегда только солдатами и политикой заниматься желания не имели. Партизанскую войну армян своим делом тоже считать не могли.
Обещания Антраника остались только обещаниями. Жители им не верили. Базары были закрыты. Все боялись. На улицах в мусульманской части города была мертвая пустота; только вблизи городского управления открывалось несколько лавок и среди дня собиралось немного мусульман. Ни один армянин казнен не был: "Нет виновных; укажите виновного, и он немедленно будет привлечен; как же мы можем карать, не зная, кто виноват".
Лицемерие армян только еще сильнее отталкивало от них. Отдельные насилия над мирными жителями не прекращались, только делалось это более тайно; деятельность свою армяне перенесли из города в селения вокруг города, куда наши глаза не доставали. Из ближайших к городу селений турки исчезли; не знаю только, как и куда; а в дальних стали обороняться оружием.
Прибывавшие из тыла через этапы офицеры жаловались, что русскому офицеру на этапах нет возможности ни прокормиться, ни отдохнуть; для армян же есть и еда и теплое помещение.
Назначение этих после отъезда штаба затягивалось. Наконец, полковником Зинкевичем было сделано письменное распоряжение о наряде вагонеток. Получив эту бумагу, чиновник или офицер армянин, заведывавший назначением вагонов, обещал через два дня не назначить вагоны, а только сказать когда они будут назначены. Беженцы же армяне имели перед нами предпочтение в этом отношении.
Не знаю, может быть Антраник и очень сведущ в военном деле, но распоряжения его по артиллерийской части, передававшиеся мне полковником Долухановым, поражали меня зачастую дикостью и нелепостью.
Главное стремление было очень ясно: это при бегстве закрыться пушками. Так оно вышло и на самом деле.
По тем осведомлениям, которые я получал от полковника Мореля и его штаба - должно было считать, что мы имеем на фронте дело вовсе не с регулярными войсками Турции, а с шайками курдов и с восставшими жителями окрестных селений, среди которых должно быть много обученных аскеров, оставшихся тут при отходе турецкой армии от Эрзерума в 1916 году. Предполагалось, что эти курдские шайки, местные жители и имеющиеся среди них аскеры организованы для самозащиты и подучены военному делу прибывшими сюда несколькими турецкими офицерами и солдатами инструкторами.
Разведка, на мой взгляд, велась армянами отвратительно. Конница была больше занята ограблением и уничтожением жителей в селениях, угоном скота от сельчан, а вовсе не делами разведки. В донесениях зачастую просто лгали.
Если поступало донесение о том, что на отряд наступают две тысячи противника, то в действительности оказывалось, что там меньше двухсот человек.
Когда доносилось, что отряд в триста-четыреста человек окружен превосходящими силами и ему удалось пробиться, то оказывалось, что отряд потерял одного убитым и одного раненым.
За все время оставления армянами Эрзинджана и до занятия Эрзерума турецкими войсками - разведчиками был захвачен из турецких наступавших сил, насколько мне до сих пор известно, только один сувари. Я сам его не видел, но сильно склонен думать, что этот несчастный был или с отмороженными ногами или вообще человеком лишенным способности двигаться без посторонней помощи.
Я доложил полковнику Морелю, что, вероятно, очень многие русские офицеры, а то, пожалуй, и все, уйдут из Эрзерума. Он вспылил и заявил, что не допустит этого силой и полевым судом. Я ответил ему на это, что пушки еще в руках моих офицеров, что на насилие ответ может быть сделан из пушек и что уход каждого офицера при существующих условиях составляет законное право каждого, основанное на распоряжениях правительства.
Я пояснил, что никто из офицеров самовольно уходить не хочет; каждый желает получить законное разрешение воспользоваться своим правом; иначе считают, что разницы между нами, оставшимися по долгу службы и теми, которые ушли раньше самовольно, не будет никакой. Обстановка же сейчас сложилась так, что совесть и долг чести не позволяет оставаться.
Комментарий удален модератором
После моего возражения, что нет необходимости принуждать оставаться нежелающих, тогда как, по словам полковника Долуханова, в Тифлисе и Батуме имеется множество желающих офицеров - полковник Морель сказал, что он просил у приезжавших английских офицеров выслать в его распоряжение для Эрзерума шестьдесят английских офицеров артиллеристов и это было ему обещано.
Почти одновременно с этим разговором мне стало известно, что служивший в Эрзеруме на станции железной дороги по вольному найму начальником станции солдат, русский, или, кажется, поляк, не захотел оставаться служить ни за какие деньги; его арестовали и силой принудили остаться.
Уехавшего ш-к. Ермолова я, перед его отъездом, просил зайти в Сарыкамыше к начальнику штаба армии генералу Вышинскому, рассказать ему в каком положении мы здесь находимся и просить командующего армией скорей освободить нас из нашего ложного положения среди армян. То же просил передать и начальнику артиллерии генералу Герасимову. Ермолов уехал 25 февраля.
Около этого времени полковник Морель говорил мне, что турки прислали "прокламацию" с требованием очистить Эрзерум. После взятия Эрзерума, из разговора с командиром корпуса Кязим-беем Карабекиром, я узнал, что это была вовсе не прокламация, а самое настоящее его письмо, за подписью его, командира турецкого регулярного армейского корпуса.
Если на прокламацию у нас принято и должно смотреть, как на анонимное, подпольное письмо, то, во всяком случае, считаю, что полковник Морель не имел права и не должен был вводить меня в заблуждение и называть официальное письмо прокламацией, скрывая, что оно подписано крупным начальником турецких регулярных военных сил.
26 февраля стало известно, что вышедший из Эрзерума к Теке Дереси армянский отряд окружен, разбит и остатки его позорно бегут; что Илиджинский отряд отступает тоже, почти что бегом, Было получено мною словесное распоряжение от полковника Мореля открывать огонь по наступающим. Но наступающих нигде не оказывалось. С Харпутского шоссе бежали в панике расстроенные толпы отступающих армян; по Трапезундскому шоссе отступали спокойно, как на походе, колоннами, не останавливаясь и не разворачиваясь.
Количество было ничтожное, но они не произвели на меня впечатления совершенно необученной курдской шайки. Видно было, что они обучены и ими твердо управляют. Только небольшое количество пеших и избыток кавалерии позволяли думать, что это не регулярные войска, а организованные курды.
Отступающие же производили жалкое и возмутительное гнусное впечатление. Они - то рассыпались около шоссе в коротенькие жидкие цепи, то опять собирались; видно было, что главное их чувство страх и боязнь двинуться вперед. Антраник выехал вперед развернувшейся все же жидкой цепи; они поднялись, немного прошли было вперед, но снова залегли и уже больше не поднимались.
Обратил я внимание в этот день также и на то, что солдаты, бежавшие в паническом ужасе от Теке Дереси, все же не забывали забирать с собой и угонять скот жителей из попутных деревень и убивать попадавшихся на пути безоружных одиночных местных жителей.
Задача моя была проста: держать курдов на дистанции орудийного выстрела от линии укреплений города. В поле же, с пехотой, были горные пушки, в мое подчинение не входившие.
Комментарий удален модератором
Вечером я узнал, что один из таких патрулей, под командой студента армянина, пытался днем, в мое отсутствие из дому, вломиться в мою квартиру, чтобы произвести, как он заяви, обыск; хотя на дверях была прибита моя визитная карточка и студент не мог не знать - кто живет в этом доме. После решительного протеста со стороны моих домашних и резкого отпора - студент этот, как самый последний хам, наговорил моей жене грубостей и убрался со своей командой прочь, не осмелившись, все же забрать моего домохозяина старика турка и рабочих курдов. По словам студента, безобразие творилось во исполнение распоряжения Антраника.
Вечером в этот день меня вызвали на военный совет в квартиру Антраника. Я отправился туда вместе с заведывающим технической и мобилизационной частью капитаном Жолткевичем, которого я последнее время всегда приглашал с собою, чтобы иметь свидетеля моих отношений к штабу Антраника и моих действий.
Когда я прибыл туда, то узнал, что совет уже состоялся без меня. Очевидно, моим мнением не сочли нужным интересоваться.
Мне было дано письменное приказание за подписью Антраника уничтожить орудия. Генерал Одишелидзе исполнил свое обещание дать приказ об уничтожении орудий, но приказание это опоздало: часть орудий уже нельзя было уничтожить, так как наступающими они были уже отрезаны от нас; все же в наших руках оставалось еще более половины всех наших орудий, которые мы еще могли испортить; в наших руках были также все замки и все обтюраторы от орудий уже отрезанных, и мы также могли привести их в негодность. Для этого нужно было иметь два-три дня сроку.
Наконец Антраник объявил свое решение: два дня еще держаться в Эрзеруме; за это время эвакуировать все, что возможно и тогда отступить. После этого он, не стесняясь нисколько нашим присутствием, при нас разделся, умылся, надел ночное белье и лег спать, как будто бы нас тут и не было вовсе.
Я осведомил доктора Завриева о том, что в городе начались поджоги и пожары; указал ему, что сам видел только что по дороге целый ряд горевших лавок, которые никто не тушил; он ответил, что пожары уже приказано затушить и уже приняты меры.
После всех тех разговоров, которые мы вели раньше с доктором Завриевым по вопросу о насилиях над мирным населением - я считал, что сказанного мною достаточно для того, чтобы возбудить в нем беспокойство и заботу о недопущении насилий и резни, тем более что он всегда, как член правительства, требовал и старался добиться самого безупречного и закономерного отношения к мусульманскому населению со стороны армян.
Инстинкты прочих армян доктор Завриев должен был знать лучше меня и не мог не знать их.
Когда Антраник стал укладываться в постель, мы все перешли в другую комнату, выяснили между собой необходимые вопросы, связанные с выполнением поставленной Антраником задачи и разошлись.
Отбивать же нападение курдов мы были вполне вправе, так как турецкое правительство при заключении перемирия объявило, что курды ему не повинуются и что принудить их не воевать оно не может; следовательно, забота об охране и обороне нас от курдов возлагалась на нас самих.
На обратном пути я видел, что пожары, о которых я говорил, действительно притушены и распространение их ограничено.
Вернувшись в управление артиллерии, я тотчас сделал все распоряжения о приведении в негодность орудий. За два дня можно было бы уничтожить их. Ко мне поступили донесения от моих офицеров, что пехота уходит с поля, пользуясь темнотой, Мне удалось после долгих хлопот все же вызвать к телефону полковника Мореля и доложить ему о полученных донесениях. Он ответил мне, что против этого меры уже приняты, высланы резервы и подкрепления и положение не внушает тревоги.
На рассвете я с капитаном Жолткевичем отправился к полковнику Морелю. По дороге, около артиллерийского полевого склада, я узнал от заведывающего им прапорщика Багратунянца, что приказ об отступлении уже есть и что он хочет взорвать склад, но полковник Морель сказал, чтобы со складом поступили так, как скажу я.
Я был удивлен таким заявлением, так как склад этот мне вовсе не подчинялся, а был в ведении полковника Долуханова.
На мой вопрос - в каком положении дело и что предполагается делать сейчас - полковник Морель ответил, что еще в пять часов утра отдал приказ отступать и выразил удивление, что я не получил до сих пор этого приказа.
Раньше, в случаях гораздо менее важных, меня извещали о распоряжении, часто присылая даже офицера, а тут не сумели сделать этого.
Удержало меня только лишь сознание, что среди них пострадают люди к этому делу совершенно непричастные: в Эрзеруме оставалось еще порядочно русских людей, лиц разных других национальностей, женщин и детей.
Удержало меня только лишь сознание, что среди них пострадают люди к этому делу совершенно непричастные: в Эрзеруме оставалось еще порядочно русских людей, лиц разных других национальностей, женщин и детей.
Проехать через лавину бегущих людей и повозок не было возможности. Хотели мы объехать другими улицами: повернули в сторону, но тут нас встретила жестокая ружейная стрельба и человеческие вопли.
Бегущие в безумном страхе по улицам, одетые с ног до головы в патроны, армянские солдаты хватали эти фургоны, насаживались на них и гнали дальше. Пристяжных лошадей отпрягали, садились на них по двое и в панике мчались вон из города.
Бегущие в безумном страхе по улицам, одетые с ног до головы в патроны, армянские солдаты хватали эти фургоны, насаживались на них и гнали дальше. Пристяжных лошадей отпрягали, садились на них по двое и в панике мчались вон из города.
Из всего обоза, имевшего до 50 повозок, удалось задержать два-три фургона. Этими подводами воспользовались несколько офицеров, наскоро погрузились и уехали.
Оставалось еще две полводы и два фаэтона; ими можно было бы попытаться воспользоваться и уехать, но в это время последние бегущие армяне открыли в панике стрельбу вдоль по оставленным ими пустым улицам; нам поневоле пришлось оставить это намерение, скрыться в доме. Жители турки гарантировали нам и нашим семьям безопасность от курдов.
Вскоре стало известно, что в город вступили уже турецкие войска и тут только точно я узнал, что мы имели дело не только с курдами, но и с регулярными войсками. Выяснилось, что храбрая армянская пехота, ночью, под прикрытием темноты, почти вся сбежала с поля боя и бросилась спасаться по Карскому шоссе. Бегство носило характер урагана. Ураган не мог бы так скоро очистить Эрзерум от армян, как очистили его они сами.
Узнав, что в Эрзерум вступили регулярные войска, я с адъютантом отправился заявить о своем нахождении здесь. Тут мы узнали, что Россия заключила с Турцией мир.
Теперь, узнав, что успели наделать в Эрзеруме армяне перед своим бегством и сколько человек безоружных стариков, женщин и детей они погубили, я благодарю Бога за то, что обстоятельства сложились не дав мне уйти с теми, про кого еще древнеримский историк Петроний писал: "Армяне тоже люди, но дома ходят на четвереньках"
Эрзерум.
Вр. и. д. начальника артиллерии укрепленной
позиции Эрзерума и Деве-Бойну и командир
2-го Эрзерумского крепостного артиллерий-
ского полка, военнопленный подполковник
Твердохлебов.