Викинг, рассказ

Эта короткая зарисовка кому-то покажется странной и неправдоподобной, но по жизни все мы встречаем множество самых разных людей. Кто-то из них оставляет в душе след, кто-то может пройти вообще незамеченным. Я хочу поведать вам о викинге, вернее о современной его разновидности, чьи дела и свершения принесли определенную пользу близким ему людям, но и причинили немалый вред им, а также другим встретившимся на его пути просто прохожим.

С детства Мартин был довольно самоуверен и избалован. Уверенным в себе он был от природы, и маме очень импонировало это его качество. Избалованность пришла с маминым обожанием и восхищением его памятью и другими недюжинными способностями, которые она не уставала открывать для себя и для друзей. Роза, так звали его маму, никогда ему ничего не запрещала, будучи занята собой и своей личной жизнью, а также борьбой за эмансипацию женщин и признанием меньшинств.

Раннее детство Мартина пришлось на военное и послевоенное время и отразилось на формировании его характера. Война все перевернула, многое уничтожило в Норвегии, но с ее завершением все как-то очень быстро начало возрождаться.

Жил он с матерью в самом центре Осло, недалеко от королевского дворца, да по сути дела все в Осло – относительно недалеко от него, особенно если мерить масштабами других столичных городов. Квартира была огромная, занимала почти целый этаж старинного четырехэтажного здания. Поэтому, когда он в младенчестве разражался плачем в своей колыбельке в детской комнатке на одном конце квартиры, мамочка его благополучно не слышала, находясь в другом ее конце. Роза в нем души не чаяла и, получив от своих родителей полный и безоговорочный отказ заниматься, помимо ее старших дочек от первого брака, еще и малолетним сыном, решила, что сама вполне справится с этой не такой уж сложной задачей.

Материнское воспитание было, мягко говоря, «неординарным», если его вообще можно было назвать воспитанием. Мартин, будучи еще ребенком, разыскивал ее по ресторанам центральной части Осло, куда ее приглашали на всевозможные встречи и посиделки друзья и поклонники. Мальчик он был сообразительный и легко научился пользоваться такой роскошью по тем временам, как телефоном. Благодаря такой недетской настойчивости, его знали как облупленного все метрдотели, портье, повара и официанты, так же, как и саму маму. Только не подумайте чего дурного! Дама она была респектабельная, образованная, прекрасная собеседница, с определенными музыкальными и художественными навыками и владением языками. Сама Роза тоже довольно часто устраивала у себя различного рода неофициальные приемы. К себе она любила приглашать всех, вне зависимости от пола и ориентации, то есть всевозможных чиновников разного калибра, богему и вообще цвет норвежского общества, среди которого уже тогда было много геев. Мартин их называл дядюшками, а они, возможно, жалея его, вынужденного общаться все время с взрослыми людьми, вместо сверстников, души в нем не чаяли, нянчились с ним и баловали, как могли. Такая неординарная среда, по-видимому, тоже по-своему повлияла на развитие мальчика. Людей нетрадиционной ориентации тогда и в Скандинавии не очень жаловали, поэтому Розу можно назвать норвежской революционеркой того времени.

Мальчуган во многом подражал матери в плане общения, научившись очень быстро вести светские разговоры. От нее же он унаследовал главную свою черту – идти всегда против течения, против общепринятых норм, устоев и традиций. А скорее всего, эта бунтарская черта в разной степени вообще свойственна человеку, иначе как бы мы эволюционировали, если бы все катились по течению, если бы не совершали никаких телодвижений, чтобы изменить что-то к лучшему. Роза, по своей изначальной природе, была сама бунтаркой, и по большому счету делала всегда то, что хотела, пока ее собственные тормоза каким-то образом не останавливали ее. У Мартина с тормозами оказалось все гораздо сложнее.

Роза всегда очень гордилась своим происхождением и очень любила рассказывать сыну их родословную. Ведь, помимо отца-фабриканта и многочисленных дядей, успешно сколотивших себе приличные состояния, одна из ее теток вышла замуж за самого Генрика Ибсена. А впоследствии и Мартин проникся к своей «родовитости» настолько, что уже и сам начал добавлять кое-что к ее истории. У отца Мартина род был еще более древний, чем у матери, а сама фамилия уходила корнями к древнейшим викингам, к семье, которую на русский манер можно было бы назвать, пожалуй, княжеской. Отец был бунтарем в еще большей степени, чем Роза, причем не скрытым под внешней оболочкой приличий и воспитания, а реальным диким потомком диких викингов. Впоследствии к этому добавилось чрезмерное влияние алкоголя, явно подорвавшего и без того не совсем здоровую психику этого человека. Наверно поэтому в самом продукте такой «гремучей смеси» стали сочетаться самые разные, иной раз, казалось бы, взаимоисключающие друг друга черты: доброта и жестокость, отзывчивость и полное равнодушие, некоторая уступчивость и ослиное упрямство, любезность и грубое неистовство, какая-то утонченность и полное безвкусие, искрящаяся общительность и мрачная замкнутость. Родного отца своего Мартин почти не знал. Мать сразу же с ним рассталась, не в силах подчиняться грубому мужскому началу этого человека. Хотя первоначально именно его животная необузданность привлекла эту салонную девочку. Уже позднее, по отдельным рассказам матери он сам себе составил общий облик своего отца. «Воспитывали» же мальчугана всевозможные последующие многочисленные официальные и неофициальные мужья Розы.

Чтобы дать более ясное представление о внешности и внутренней закваске данного типа человеческого индивида на ум приходит Карлсон. А в довершение портрета хочется вспомнить смешного, флегматичного на первый взгляд короля в исполнении Евгения Леонова из фильма Марка Захарова «Необыкновенное чудо»: милый, казалось бы, добродушный, толстячок-добрячок до тех пор, пока в нем не просыпаются его древние предки. Именно они, по его словам, заставляют его бить посуду, швырять всем, что попадается под руку, и совершать многие другие нелицеприятные поступки, вплоть до подписания смертных приговоров и благословение пыток.

Можно еще много приводить всяческих сравнений, но наверно и этого описания вполне достаточно, чтобы понять, что за человек был Мартин. Красотой он никогда не блистал, унаследовав видимо от отца-викинга весьма грубые черты лица, но была в нем какая-то чертовская очаровательность, благодаря многим другим врожденным положительным качествам. Отличительной чертой его внешности за последние лет тридцать стал длинный хвост, в который он собирал свои волосы, изрядно отросшие за этот период, чтобы избавить себя от лишних трат на парикмахера. Хотя окружающим он резонно объяснял, что выбрал такую «прическу» осознанно, из психологических соображений, чтобы быть ближе к молодежи по роду своей деятельности.

Читать он начал рано и читал охотно и много, но все давалось ему наверно чересчур легко, поэтому он не привык прилагать какие-либо усилия к чему-либо. А постоянное восхищение взрослых его умом, памятью, не по-детски взрослыми суждениями, манерой держаться и какой-то чрезмерной уверенностью в своей правоте внесли определенный дисбаланс в его становление. Мартин делал всегда только то, что он хочет, не получая достойного отпора или понукания ни от кого, или умея виртуозно уклоняться от каких-либо попыток его коррекции. Он получил отменное среднее образование, может быть самое лучшее по тем временам в Норвегии, окончив самую престижную гимназию в центре Осло, Катедральскулан. Шармом он был наделен от матери, а какой-то звериной, неистовой силой – от отца, определенная хитрость и изворотливость пришли с годами.

Из-за видимых приоритетов мамы и ее окружения Мартин уверился, что главное в жизни – жить в свое удовольствие, брать от жизни, как говорится, все, что она может дать, не особо заглядывая за горизонт, то есть в будущее. Будет день – будет пища, принцип неплохой, если его не утрировать или вовсе не довести до абсурда. А если эта самая жизнь добровольно не может или не хочет ему предоставлять те удовольствия, к которым он привык, то в разных ситуациях можно с нее или с окружающих стребовать или даже просто отнять. То есть, чтобы позволить себе красивую жизнь, нужно либо иметь собственные средства, или же уметь отнять их у кого-то другого, как это делали древние викинги, у тех, кто не способен удержать эти средства в своих слабых руках, по наивности, из трусости или по незнанию.

О том, что средства можно заработать определенным трудом, он в принципе знал и понимал, но тогда пришлось бы сильно ограничить свои, уже сформировавшиеся к тому времени, привычки и запросы, а также кардинально поменять образ жизни плей-боя, который ему весьма импонировал. Он ощутил отсутствие средств на собственной шкуре, как говорится, когда его дедушка, по достижении внучком совершеннолетия, перестал делать обычные еженедельные денежные инъекции. Сначала он пытался работать там, где ему нравилось находиться, и в такой обстановке к которой он привык. А привык он хорошо питаться и весело проводить время в светском обществе, пить, кутить, в меру шалить, шутить, балагурить. Еще было важно всегда иметь хорошее настроение, потому что дурной настрой будил в нем дремлющих его предков, это он уже осознал.

Мартин мог схватывать многое на лету, все свои положительные и отрицательные качества он сумел осознать и оценить в самом раннем возрасте, и хотя чувства из него тоже могли бить фонтаном, разум, а иногда и голый расчет, все-таки умели всегда одерживать победу над чувствами.

Первой его любовью была школьная учительница, гораздо старше его, но мама очень быстро разглядела такой нонсенс и не замедлила расставить точки над i, четко обозначив контуры его приоритетов. Он и сам был мальчик разумный, поэтому не очень долго переживал свое первое фиаско, он вообще не любил слишком долго останавливаться на чем-либо, особенно если в этом не проглядывалась определенная перспектива.

Второй любовный опыт его оказался более успешным. Когда он, руководствуясь своими и мамиными пристрастиями, начал работать в одном из престижных ресторанов Осло, то, благодаря своей невероятной общительности, очень быстро сумел познакомиться почти со всеми именитыми и состоятельными гостями этого заведения. Благодаря своей неординарности он даже стал своего рода достопримечательностью этого ресторана, а хороший, громкий, почти дикторский голос тоже сыграл некую положительную роль. У него оказался, вдобавок к великолепной памяти и общительному характеру, невероятный дар рассказчика и шутника.

Минусом было лишь то, что он не всегда понимал и воспринимал чужие шутки, которые иной раз даже внезапно могли привести его в бешенство. А осознав этот свой недостаток, он попытался восполнить его исключительно собственными монологами. Он так и не смог надолго задержаться на том рабочем месте ни в качестве повара, хоть и научился довольно прилично готовить, ни в качестве официанта, хотя был весьма расторопен и очень учтив при желании. Не состоялся он и как метрдотель, несмотря на сильную протекцию в его пользу со стороны маминых влиятельных знакомых и поклонников, да ему все это было и не нужно. Он на самом деле по большому счету всегда на полную катушку наслаждался самой жизнью, этого главного качества у него было не отнять.

Вторая его любовь оказалась более перспективной и более удачной во всех отношениях, даже в глазах любящей его до безумия матери. Избранницей его оказалась девушка из довольно обеспеченной норвежской семьи, но даже и она была недостаточно хороша для его мамы. А когда их отношения стали более близкими, сложилось так, что Генриетта, так звали новую любовь Мартина, стала свидетельницей на свадьбе у подруги, женихом которой был юноша из королевской семьи. Только при таком раскладе Роза смирилась с этим выбором сына, но в то же время постоянно пыталась диктовать свои условия всем и вся – эта черта тоже у них была общей с сыном.

Мартин оставался все таким же весельчаком, шутником и душой любой компании, поэтому его новая возлюбленная была от него в полном восторге и, не задумываясь, приняла его руку и сердце. Поженились они незадолго до королевской свадьбы, и сама церемония венчания была не менее внушительной, если не более. Венчание произошло в центральной церкви Осло, и приглашенных было не менее ста человек, все расходы взяла на себя мать невесты. На королевской свадьбе Мартину тоже удалось погулять, но там случился непредвиденный инцидент: в самый неподходящий момент явный перебор алкоголя разбудил в нем его древнего предка, который и стал популярно объяснять молодому отпрыску королевской семьи, кто он есть на самом деле. По раскладам Мартина, нынешний королевский род никакого отношения к Норвегии не имеет, все они – всего лишь «импорт» из других европейских стран, прежде всего Дании и Великобритании, а вот он – «последний из могикан», истинный норвежский князь, в отличие от всех этих иноземцев и самозванцев. Он даже пытался что-то кулаками объяснить принцу, но Генриетте удалось его тогда все-таки усмирить и увести с празднества.

Печальным последствием этого недоразумения стало то, что Генриетта одна оказалась приглашенной сопровождать новую королевскую пару в ее медовый месяц, а Мартин даже не помнил, что наговорил его устами разбуженный алкоголем предок. Что было обиднее всего, он не совсем поверил Генриетте, ее живому описанию произошедшего, где получалось, что он повел себя не вполне или совсем не корректно. Поэтому один раз, в очередную попойку перед ее отъездом с королевской четой, в нем проснулся другой его предок, который попытался уже основательно разобраться с самой, по его мнению, «виновницей» его наказания. По его глубокому убеждению в тот момент, именно из-за Генриетты его, такого умного и веселого парня, королевская чета «забыла» пригласить с собой в турне. И именно этого он так и не смог простить своей второй роковой любви, хотя, казалось, долго переживал, спорил сам с собой или своими древними предками внутри себя. По возвращении новоиспеченной жены из поездки последовал неминуемый развод.

Вскоре после этих событий Мартин уехал в Швецию вместе со своим приятелем по гимназии, которому там вдруг досталось неплохое наследство от деда. И тот, оказавшись один в новом и незнакомом городе, приобретя неплохую квартиру в центре Стокгольма и вложив остальные деньги в свой бизнес, даже вначале рад был такому сопровождению общеизвестного весельчака Мартина. Разрыв произошел довольно быстро, после того, как Мартин с полной уверенностью в собственных знаниях во всех областях жизни и бизнеса, дал некие советы своему благодетелю, которые его обанкротили в одночасье. Когда же тот попытался предъявить какие-то свои претензии, Мартин послал его подальше, нимало не смутившись и совершенно не чувствуя за собой какой-либо вины. За то недолгое пребывание в Швеции он уже успел обрасти именитыми знакомствами, с легкостью получив доступ во все элитные клубы Стокгольма и умудрившись даже здесь познакомиться и с отпрысками шведского королевского семейства. Отбоя от девушек высшего общества при его кажущемся добродушии, открытости, веселом нраве и искрометном юморе у него тоже не было, поэтому и разрыв с новым своим другом, подведенным им же «под монастырь», не оказался для него трагедией. Он быстро собрал все свои вещички и перебрался к одной из новых знакомых.

Вскоре он опять по чьей-то протекции устроился работать в один из престижных ресторанов, теперь уже Стокгольма, где ему основы мастерства преподал всемирно известный повар швейцарского происхождения. Но и там он не задержался, сцепившись с каким-то именитым клиентом и чуть не изуродовав его опять-таки под воздействием «науськивания» одного из своих древних предков, дремлющих в нем и просыпающихся под воздействием алкоголя. Сам Мартин обладал еще одним удивительным свойством: он мог выходить сухим из воды в любых критических ситуациях, при любых обстоятельствах, потому что первоначальный дар рассказчика он сумел развить до такой степени, что равного ему было не найти во всем мире. Он мог так аргументировано сочинить и построить свою речь, что умудрялся убедить добрых и доверчивых шведов в чем угодно, даже в самом невероятном. Он мог объяснить и рассеять все мыслимые и немыслимые сомнения и возражения, появляющиеся по ходу его рассказа. Он умудрялся настолько достоверно нагородить такого огороду, что плохо знающие или совсем не знающие его люди верили всему, что бы он ни говорил.

Следующей «большой» любовью стала Ида-Мария, очень красивая, статная шведка с тремя детьми в то время подросткового возраста. Детей Мартин любил, потому что тогда можно было давать волю своему красноречию вообще беспрепятственно. Но надо отдать ему должное: он действительно прилагал все усилия к их воспитанию, тем более что своих детей бог ему так и не дал, а тут были три готовых «объекта воспитания». Проблема была в том, что по большому счету он не знал нюансов воспитания – он просто воспитывал так, как он считал верным, наверно, по принципу от противного. Если ему в детстве все позволялось, то им он поставил массу ограничений: не смотреть телевизор после девяти вечера, не водиться с друзьями которые пьют и курят и т.д. С другой стороны, самим воспитанием он занимался только, если у него на то была охота, если же ее не было, он легко мог всех троих послать куда подальше. Таковы, видимо, были издержки его воспитания. Со шведкой он прожил довольно долгое время, лет пятнадцать, сросся вроде душой и телом, но опять же по причине эгоизма или, по-русски выражаясь, самодурства, эти отношения тоже завершились печально. К тому же экономический кризис 1993 года сыграл в этой драме определенную отрицательную роль. Банк вдруг стал требовать кредит за дом, который они с Идой-Марией оформили в лучшие времена в самом начале их романа, денег на возврат кредита не было, поэтому Мартин пошел на хитрость, перезаняв каким-то чудесным образом сумму у другого банка. В тот момент у них как раз и случилась самая бурная сцена за всю их совместную жизнь, с взаимными упреками и претензиями, хотя Ида-Мария была женщиной весьма сдержанной и почти никогда ему не перечила, изучив его взрывной и неуправляемый характер и пагубное действие на него алкоголя. Сразу после произошедшей ссоры он, забрав всю полученную под кредит сумму в полтора миллиона крон, отправился в кругосветное путешествие, оставив, как говорится, бедную женщину с носом. Прогуляв все деньги, он вернулся обратно в Швецию, устроился педагогом и ментором в какой-то богатый фонд опять-таки благодаря своему красноречию. Но работать там тоже пришлось недолго, потому что фонд этот тоже очень быстро обанкротился, может, не без его легкой руки. Но он и после этого нашел выход из положения, разыграв целый спектакль для врачей и вынудив отправить его на преждевременную пенсию, хотя до пенсии оставалось еще лет двадцать. В фонде у него был очень высокий оклад, поэтому на покой он ушел с весьма солидной суммой на черный день.

За время его жизни в Стокгольме у Мартина была уйма разных встреч и знакомств со многими шведками, финками, исландками, но никто из них так и не смог подчиниться его бурной, требовательной натуре с диктаторскими замашками, поэтому он, в конце концов, оборотил свой взгляд на Восток. С одной стороны, он был скрытым националистом до мозга костей, в чем даже себе не мог признаться, считая себя человеком с необычайной широтой взглядов и демократом по большому счету. С другой стороны, он, наконец, осознал отдельные недостатки своей личности и рассудил правильно, что скандинавском обществе вряд ли сможет найти себе кого-то, способного мириться с любыми, пусть даже успешно скрываемыми проявлениями его тирании. С представительницами прекрасного пола из других европейских стран дело у него тоже не пошло, видимо, по той же самой причине – его вечного стремления доминировать над всем и вся, диктовать свои условия, не прислушиваясь ни к каким разумным и тем более неразумным доводам. Он сделал несколько безуспешных попыток, забросив удочки в Италию, Францию, Австрию и пару других стран, но после очень короткой переписки происходил неизбежный разрыв, каким бы демократичным он ни старался казаться в своих письмах. Отчасти отрицательную роль сыграла и его орфография: он делал ошибки в каждом слове, не говоря уже о пунктуации, которая у него отсутствовала полностью. То есть его нельзя было назвать безграмотным, ведь грамотой он владел, излагал и свои и чужие мысли виртуозно, но вот грамматика его хромала на обе ноги, и не заметить этого было не возможно.

Он считал себя знатоком Востока, проглотив несколько книжек об азиатских странах. По поводу России у него было двойственное представление, т.к. в гимназии им преподавали, что это Азия, а отчим утверждал обратное, указывая на общность культур и родственность королевских дворов. Еще Россия его привлекла тем, что тот же самый отчим, один из промежуточных маминых промежуточных мужей, был преподавателем русского языка в университете Осло, а также переводчиком и автором словарей, и в доме было много книг русских классиков. Похватав по вершкам кое-каких знаний об этой стране, так и не осилив ни Достоевского, ни Толстого, он все-таки считал себя знатоком русской культуры и литературы. Он также много слышал о «загадочной русской душе», но данный феномен только подогревал его ажиотаж попытать счастья именно в этой неизвестной ему стране. Россия не разочаровала его, по крайней мере, Москва, но это – отдельная история.