Борис Кагарлицкий: Упадок мировой гегемонии

На модерации Отложенный

Капиталистическая мировая экономика состоит из стран центра и стран периферии. Казалось бы, кризис должен погружать на дно «окраины» и выталкивать наверх «центр». Однако не всё так просто.

Борис Кагарлицкий, социолог, директор Института глобализации и социальных движений:

Известна схема объяснения того, как работает капиталистическая мировая экономика, - что эта экономика состоит из центра и периферии.

Т.е есть страны центра. Это не просто страны более развитые, как часто думают, а наоборот - они являются более развитыми потому, что они принадлежат к центру и в них, прежде всего, сконцентрирован капитал;  и в них в силу этого сконцентрирован механизм принятия глобальных решений;  и в них в силу этого как раз наблюдается не обязательно динамизм развития, но, по крайней мере, инициатива, которая воздействует на весь остальной мир.

И страны периферии – это, опять же, традиционно принято считать страны - поставщики сырья, страны менее развитые, страны более зависимые, страны, как правило, менее богатые. Хотя, кстати, здесь бывает по-разному потому, что некоторые периферийные страны всегда были достаточно богаты.

Классический пример: Саудовская Аравия и какие-то ещё государства небольшие, где было сконцентрировано просто большое количество ресурсов. Они могли продавать эти ресурсы всё равно выгодно, при маленьком населении. Но, тем не менее, эти страны считаются относительно зависимыми от того, как происходят процессы в центре. Центр тащит свою периферию, и центр иногда сбрасывает свои проблемы на периферию.

И вот традиционная схема состоит в том, что в период экономического подъёма страны периферии по большей части развиваются быстро. Иногда или даже часто они развиваются быстрее, чем страны-лидеры просто потому, что, во-первых, им есть, куда расти. Эти страны зачастую могут выигрывать за счёт роста спроса на их ресурсы.

Т.е. если мировой спрос растёт, то это известное экономическое правило: цена на ресурсы и на продовольствие растёт быстрее, чем цена на готовые изделия. Угрожающими темпами растут именно эти группы товаров. Соответственно периферия начинает получать что-то от центра. И, кстати, возникает иллюзия или во всяком случае впечатление, что, в общем-то, соотношение сил меняется.

Это неоднократно повторялось в истории в период подъёма экономического. Казалось, что вот сейчас периферия побеждает - она поднимается. А вот центр приходит в упадок. Но а в период кризиса, наоборот, происходит перераспределение ресурсов уже в сторону центра.

Например: если компании, которые базируются в Западной Европе, начинают испытывать трудности - что они делают? Они начинают изымать средства из своих филиалов в странах периферии и переводить обратно - в свои центральные офисы. Соответственно, инвестиции уходят из периферийной зоны. Одновременно падает спрос на ресурсы, на продовольствие, кстати говоря, зачастую не потому, что его становится меньше нужно, а потому, что просто кончаются спекулятивные деньги. В этом случае цены начинают падать потому, что ну нет свободных покупателей, которые приходят на рынок с большим количеством долларов, марок, фунтов и т.д. И, короче говоря, наступает перераспределение в пользу центра.

И, в принципе, ожидали, что нынешний экономический кризис приведёт к тому же точно результату. Т.е он приведёт к тому, что страны периферии начнут погружаться глубже на дно, в то время как страны центра будут выплывать за их счёт. И в значительной мере это происходит. Но картина гораздо сложнее потому, что мы видим сложный структурный кризис, охватывающий очень много сфер и сторон не только экономической, но и социально- политической, культурной и т.д.

жизни.

И, по существу, мы видим ещё и кризис гегемонии. Т.е. скажем, США не справляются со своей ролью гегемона мировой экономической системы. Значит страны центра зачастую оказываются в сложной ситуации - когда их интересы не представлены одной доминирующей силой, которая может навести порядок.

А с другой стороны, очевидно, что нет нового гегемона. Даже, в общем-то, не видно какой-то борьбы за гегемонию. Вот, когда говорят, что Китай - это новый гегемон, или ещё какие-то такие вещи говорят, - но гегемон - это значит, что страна должна претендовать на определённые роли, позиции. И она должна реально предпринимать действия, чтобы эти позиции занять.

Допустим, когда Британская империя приходила в упадок, то США, с одной стороны, Германия - с другой одновременно начали вот эту встречную борьбу за то, чтобы подхватить позиции Британской империи. Ничего подобного мы сейчас не видим. Китай подобного рода борьбу не ведёт, и Китай не предпринимает каких-то подобных усилий для того, чтобы взять на себя то, что делали США. Потому что, на самом деле, это же вопрос не только желания.

Понимаете, если вы становитесь гегемоном, - это изрядные издержки, это очень серьёзные обязательства, которые приходится на себя брать. Это целый ряд функций, которые нужно выполнять. И, в общем-то, Китай совершенно не рвётся брать это на себя. 

Тем не менее, возникает новая ситуация: когда не только у нас или в странах Азии заговорили об изменившемся раскладе. Когда так называемые страны БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай, теперь к ним добавилась буква «с» - South Africa, т.е. Южная Африка) начинают подниматься и начинают занимать позиции, которые раньше принадлежали, всё-таки, центру.

Начинается перераспределение если не глобальной власти, то, по крайней мере, глобальных возможностей и изменение глобальных правил игры. Когда, в общем-то, страны БРИКС явно не способны, не претендуют на роль даже коллективного гегемона, но они претендуют на роль фактора, с которым гегемон должен считаться, и без учёта которого гегемон просто не может осуществлять дальше свою функцию.

Видимо, на данный момент это устраивает всех. Устраивает США потому, что США ослабели, но ослабели не на столько, чтобы потерять контроль. И, в общем-то, на самом деле американцы нуждаются в определённой поддержке. Они нуждаются в некоторой конструктивной помощи со стороны других мировых сил.

С другой стороны, ни одна другая мировая сила сейчас не обладает ресурсами, амбициями и возможностями для того, чтобы прямо претендовать на эту роль. И, более того, все помнят историю середины XX века - когда борьба за наследие Британской империи привела к катастрофе двух мировых войн.

По существу сейчас все прекрасно понимают, что чем бороться для того, чтобы встать на место США, больше смысла состоит в том, чтобы свои собственные проблемы как-то решать, свои собственные интересы оградить, и обеспечить некое коллективное воздействие на процесс таким образом, чтобы, что называется, без нас нельзя было решать.

В этом смысле у стран БРИКС есть, безусловно, определённый потенциал. И у России есть определённые возможности в той мере, в какой она сможет вести вот эту коллективную игру. Т.е. работать не только от себя, не воображать себя некоей будущей сверхдержавой, которая в одиночку может решить все проблемы, или которая в одиночку может прожить в глобальном мире. Но при этом будет находить себе партнёров, будет работать с этими новыми поднимающимися странами. Это не только, кстати говоря, Индия, Китай, Бразилия и Южная Африка. Это и много других стран или регионов.

Во всяком случае - в мире, который не стал многополярным, но стал более сложно сконструированным, найти себе партнёров, найти себе коалиции и найти некоторые правила, по которым мы можем, в общем, добиваться весьма существенных результатов