Крест Маннергейма

В ночь на 12 февраля 1942 года на светский госпиталь в тыловом гарнизоне Медвежьегорской оперативной группы войск Карельского фронта был совершён налёт финского диверсионного отряда; были убиты медицинские работники и раненые.
Советская сторона заявила, что убийство пятидесяти двух человек, защищенных международными конвенциями, является военным преступлением. Однако финская сторона нарушений не признала, участники рейда были названы героями, а командир отряда лейтенант И.Хонканен награжден Крестом Маннергейма, одним из самых почетных орденов Финляндии.
Финны до сих пор обходят молчанием факт этого военного преступления. Конечно, такую акцию можно было бы объяснить «эксцессом исполнителя», однако не все так просто.
В сознание рядового финляндца (финляндскую элиту составляли шведы) прочно вошло понятие «рюсся» – уничижительное прозвище русских. «Рюсся» был грязным, коварным, порочным восточным варваром, который с незапамятных времен угрожал Финляндии. Всё русское служило своего рода зеркалом, в котором всё финское казалось чистым и прозрачным.

Это мироощущение проявилось даже в приказе барона Маннергейма по армии, отданного им 13 марта 1940 года: «Наша судьба сурова, так как мы вынуждены оставить чужой расе, у которой иное мировоззрение и иные нравственные ценности, землю, которую мы в тяжелом труде возделывали веками. У нас есть гордое сознание того, что на нас лежит историческая миссия, которую мы еще исполним, - защищать западную цивилизацию, она издревле была нашей наследственной долей…»
Отношение финнов к России никогда нельзя было назвать дружелюбным, и воспитывалось оно с детства: учителя, прошедшие подготовку в Швеции и в Германии, хорошо знали свое дело. А с начала финской гражданской войны в России русофобия в Финляндии приняла форму кровавых этнических чисток. 
Русские подвергались уничтожению независимо от того, служили ли они добровольцами в Красной гвардии или были сочувствовавшими белым гражданскими лицами. В Таммерфорсе после его взятия белыми 6 апреля 1918 года было уничтожено около 200 русских, в том числе белых офицеров; число казнённых русских в Выборге 26-27 апреля оценивается в 1000 человек, в том числе женщин и детей. 
Один из русских эмигрантов так описывал происходившее в городе: «Решительно всех, от гимназистов до чиновников, попадавшиеся в русской форме на глаза победителей пристреливали на месте; неподалеку от дома Пименовых были убиты два реалиста, выбежавшие в мундирчиках приветствовать белых; в городе убито 3 кадета; сдавшихся в плен красных гнали в крепостной ров; при этом захватывали и часть толпы, бывшей на улицах, и без разбора и разговоров приканчивали во рву и в других местах. Расстреливали на глазах у толпы; перед расстрелом срывали с людей часы, кольца, отбирали кошельки, стаскивали сапоги, одежду. Особенно охотились за русскими офицерами; погибло их несть числа и в ряду их комендант, интендант, передавший перед этим свой склад белым, и жандармский офицер; многих вызывали из квартир, якобы для просмотра документов, и они домой уже не возвращались, а родственники потом отыскивали их в кучах тел во рву: с них оказывалось снятым даже белье».

События в Выборге вызвали широкий резонанс в России. Советское правительство даже обратилось к германскому послу В.Мирбаху с просьбой о создании совместной комиссии для расследования убийств русских жителей Финляндии. 
Немало возмущения описанные выше факты вызвали и в рядах белого движения. Многие его лидеры выступили против обсуждавшихся проектов совместного с финнами похода на Петроград армии Юденича. Морской министр Северо-Западного правительства контр-адмирал В.Пилкин писал в 1919 году своему коллеге в правительстве Колчака контр-адмиралу М.Смирнову: «Если финны пойдут (на Петроград) одни, или хотя бы с нами, но в пропорции тридцать тысяч против трех-четырех, - которые здесь в Финляндии, - то при известной их ненависти к русским, их характере мясников… они уничтожат, расстреляют и перережут всё наше офицерство, правых и виноватых, интеллигенцию, молодежь, гимназистов, кадетов…»
Даже лютые враги большевиков выступали против участия финнов в походе на Петроград.
Преследованиям подвергались и финские женщины, имевшие связь с русскими: им остригали волосы, рвали на них одежду, а в некоторых местах даже обсуждали возможность их клеймения каленым железом. В местечке Корсняс подобную экзекуцию в последний момент предотвратил местный священник. 
Проблемы чистоты нации, судя по всему, весьма беспокоили финское общество: когда в 1921 году в Финляндию эвакуировались участники Кронштадского восстания, финская пресса резко выступила против размещения беженцев в сельской местности, опасаясь, что русские смешаются с местным финским населением.
Физическое уничтожение русских в Финляндии прекратилось лишь с окончанием гражданской войны, однако желание финского правительства избавиться от русского населения и беженцев никуда не исчезло. Еще в апреле 1918 года финский сенат принял решение о высылке из страны всех бывших русских подданных, и в течение весны-лета около 20000 русских оказались выдворены из страны.
Одновременно с этим цензуре подверглась школьная программа, из которой были убраны упоминания о русских в положительном ключе. Чистки проходили и в финской армии.
Боролись финские националисты и с православием: после 1918 года русские церкви и кладбища неоднократно подвергались осквернению.
Можно сказать вслед за Куприным, который восторгался в своем очерке «Немножко Финляндии» финской чистотой и финскими «шведскими столами»: «Какая громадная грядущая сила, ещё не развернувшаяся, но уже поднимающаяся мощной волной, таится, однако, в этих неуклюжих, корявых пасынках природы».
Так что вряд ли стоит считать уничтожение тылового советского госпиталя неким артефактом, и недаром за финнами закрепилось репутация «людей от ножа». Показательно, что в 1944 году отличившиеся в войне против СССР финские диверсанты вместе с их семьями были тайно переправлены в Швецию. А о финском концлагере для советских детей в оккупированном Петрозаводске, выжить в котором можно было лишь чудом, отчего-то тоже не принято вспоминать. 
Ну что, опять будем класть цветы к подножию памятника Маннергейму?

Борис Куркин