"Смерти я боюсь и не люблю, когда говорят о ней" (к психологическому портрету атеиста)

Каждый народ даровит по-своему. У каждого своя особенность, свой нрав, свой дух, свои пороки и добродетели. Свои бытийные ценности и приоритеты, в конце концов. И за доказательствами далеко ходить не надо

- вся самобытность народа отражена в его языке. Язык не только "дом Бытия", но вместилище национального достоинства. Нация мыслит своим языком, выработанным в недрах своей истории - истории своей смерти, прежде всего. Нет двух схожих языков, нет и одинаковых народов. И не фантасмагорические "общечеловеческие ценности" определяют мировидение нации, а конкретнейшая духовная (кровавая и трагическая) "идиоматика" страданий, намертво запечатленная в языке народа.

Россия

всегда была сильна верой, силой духа, нравственностью. Духовный подвиг - вот, что отличало нашу Родину от всех остальных стран, стремившихся покомфортнее и поуютнее устроиться в смертном мире. Не случайно такой тончайший мыслитель как Василий Розанов сказал, что у нас не "культура", но "вера". В этом все отличие России; в этом полнота русского своеобразия достигает бесконечного уровня недостижимости и непостижимости. И это не национальная гордыня, это констатация факта. К какому бы мы значительному русскому мыслителю ни обратились, все говорили о том, что стремление к Правде, то есть к абсолютному Добру и Истине - особенность России, ее "особенная стать", непонятная и опасная для остального мира. Хранить веру - дело трудное. И для отдельного человека, тем более для целого народа. "Он с крестным знаменьем прошел сквозь огнь и воду" - писал поэт Вяземский о духовном пути русского народа.

"Русь Святая храни веру православную!" - не просто лозунг, а духовный призыв к непрестанному подвигу крестоношения. И, несмотря на то, что Христос сказал, что бремя Его легко, все же царство Его не от мира сего. Вот весь мир и смотрит с подозрением и опаской на тех, кто вопреки всем соблазнам и искушениям, приносимых "духом времени", несмотря на весь "прогресс" науки и культуры продолжает исповедовать истины Христовы. А исповедовать эти истины - значит верить, чисто, по-детски, наивно в то, что мир не случайность и нелепость, и человек не "плесень на краю вселенной", и что в мире все же царят нравственные законы добра, а не физические процессы, управляющие мертвой и непонятно зачем существующей материей.

Только вера дает ощущение Правды и Добра, только вера свидетельствует о живом, разумном, справедливом Бытии, созданном именно для человека. Только вера дает надежду на то, что этот мир, глубоко пораженный злом и пороком, не будет существовать вечно (вопреки тому, как грезил Кант о

"вечном мире" в пределах наличного сущего, которое может быть переустроено справедливо одной лишь гуманной силой человеческого разума). Именно этот мир, испив всю чашу зла человеческой низости и подлости, должен удариться и разбиться о днище собственного порока, то есть должен подойти к последней черте - к своему закономерному и справедливому концу, чтобы претвориться в мир иной - благой, осмысленный и справедливый, который действительно достоин Вечности.

"Святая Русь" и есть та драгоценнейшая жемчужина Правды в унылом и недобром мире приспособления и корысти. В этом и вся миссия России - свидетельствовать о бытии Божьем. Но в последние десятилетия (а возможно и столетия) ситуация стала в корне меняться. Россия постепенно изменяет своему призванию быть духовным лидером мира, уподобляясь тем народам, для которых истина заключается лишь в одном земном существовании.

XIX век русского бытия принес много нового и необычного в национальную жизнь. Может быть, самым значительным событием этого века было появление абсолютного русского гения, пророка и духовидца, самого глубокого знатока человека - Достоевского. Он затронул глубинный нерв человеческого существования с такой силой и правдивостью, с которой, может быть, до него не осмеливался этого делать никто. Он затронул существо жизни самой по себе, безотносительно ко времени и месту. Но начало было проложено именно в России. К XIX веку Россия накопила столько душевной боли, что ей стало возможно стать центром мировой культуры, главным выразителем которой был Достоевский.

Один из коренных вопросов, который волновал писателя-философа, и не просто волновал, а страшно мучил и тревожил, был атеизм. Именно в нем Достоевский видел корень всех бед современного ему

"цивилизованного" человечества, одновременно и причину, и следствие духовного падения культуры. Именно Достоевский предвидел все чудовищные последствия воплощения атеистической идеи в жизнь. "Смерть Бога", которую опознал Ницше в западной Европе - это смерть человеческой души, утратившей веру и переставшей воспринимать и понимать высшее. Человек низвел себя до уровня животного, и даже ниже. Мир превратился в блеклое пятно физических процессов, бесконечно утратив нравственно-метафизическое измерение.

И ведь суждено было именно России пройти через этот гнев Божий, через это суровейшее испытание

- жить в чудовищно пустом и бессмысленном мире, питая себя исключительно иллюзиями и обманом. Радикальный атеизм нашел себе прибежище не где-нибудь, но именно в пространствах "Святой Руси" - вот страшный и таинственный парадокс, вот вечная задача для историков и философов, вот загадка для всякого ищущего и взыскующего правды ума.

Раскрывать суть атеизма

- значит помогать людям избавляться от самого пагубного порока их бытия - от дурного и бессмысленного существования. Под атеизмом мы будем понимать в данном случае тот тип человека, который не только отрицает "христианского Бога", но саму возможность нравственного добра, с одной стороны, а также внеприродное измерение Вселенной. Иными словами, атеист - человек не допускающей Добра и Тайны в бытии, не верящий в Чудо и Любовь. В ту Любовь, которая изливается на мир ежемгновенно, совершенно даром, и которою одною мир и существует.

И, вообще, атеист склонен воспринимать жизнь как, с одной стороны, чистую случайность, а с другой

- как строжайшую закономерность и необходимость, вытекающую из сущности биологических процессов. Слово Дар, как неслучайно-невынужденное появление человека в мире, атеисту, конечно, не ведомо.

Почему именно сегодня имеет особый смысл говорить о неверии, как имеющем особую силу явлении, породившем тяжкие формы духовных и социальных недугов? Достигнув своего апогея, то есть, исчерпав до дна все возможности жить исключительно в налично-материалистическом мире, атеизм повлек за собой появление уже слишком много всякой веры. А веры быть много не может, это драгоценность, это жемчужина, это дар, это неимоверный труд и подвиг, в конце концов. Неверие порождает всяковерие

, многоверие, разноверие. А тайна духовного бытия человека остается нераскрытой, и человек терпит бытийное поражение не только в атеистически иссушенном мире, но и в мире "религиозного плюрализма", где каждая новая "вера" как сорняк появляется на девственных просторах Богождущей и Богоищущей души.

Атеизм со времени своего появления давно уже стал позой, модой, амплуа современного человека

"мелких истин". В чем же главная корысть атеизма, в чем его "тайна", какова "психология" неверующего человека? На эти вопросы сегодня крайне необходимо давать ответы, чтобы не захлебнуться в болоте "нового религиозного сознания", которое еще глубже опускает человека на дно его низкой сущности, предлагая жить в материально благоустроенном, но совершенно духовно опустошенном мире.

Конечно, русский атеист существеннейшим образом отличается от западного. Это два разных психологических, даже метафизических типа. Русский более возвышен, благороднее, целеустремленнее,

"духовнее". В то время как западный - более приземлен, прагматичен, буржуазен, он в принципе равнодушен ко всяким вопросам высшего порядка. Русский же обеспокоен бытием-небытием Бога, и его атеизм - это страстная форма веры-неверия. Западный озабочен, прежде всего, комфортом своей конечной (как он убежден) жизни, и стремится всячески избегать вопросов нравственного порядка, то есть тех вопросов, которые напоминают человеку о его смертности и заставляют искать смысл в этой смертной жизни. Для русского атеиста комфорт жизни - вещь презренная, он "выше" земного, он весь в "идее", он обеспокоен поисками правды и справедливости и готов разрушить любые земные комфортные формы существования, лишь бы достичь осуществления своего идеала.

В качестве свидетеля приведем лишь мнение одного, но чрезвычайно известного автора

- Вальтета Шубарта, написавшего столь нетипичную книгу для западного человека "Европа и душа Востока", в которой очень точно показал духовное преимущество православного Востока перед дехристианизированным Западом. "Русский атеизм - пишет Шубарт, - это возмущение, а не равнодушие, восстание против Бога, а не отпадение от Него, обвинение и проклятье, а не увольнение слуги, переставшего быть необходимым. Русский атеист совершает религиозное действо, но в ложном направлении. Он знает Бога, но не признает Его. Он противится Ему, доказывая тем самым, что Бог есть; это антитеизм, а не атеизм, крик отчаянья, а не статичный покой. Здесь нет и намека на сходство с европейским атеизмом, который пытается растворить своего Бога в законах природы. Русский атеизм направлен против самого Бога, а не только против человеческой веры в него и не только против церковных устоев этой веры".

В последние десятилетия границы между русским и западным атеизмом стерлись; отечественный почти полностью уподобился своему западному собрату в стремлении как можно дольше и роскошнее прожить свою бытийно пустую и бессмысленную жизнь. И речь у нас пойдет не о тех

"страшных" идейных атеистах, которые действительно могли свою жизнь отдать за свою идею, но о средних, обычных, которые не только жизнь свою не отдадут за что-то высшее, но скорее продадут чужую жизнь, лишь бы поуютнее пристроить свое мелкое существование в этом бесконечно исчезающем мире. Такие атеисты и составляют основу современного массового сознания, в недрах которого и был порожден тот кризис, который сегодня называют системным, и который грозит окончательно обрушить Россию.

Однако, при всех изначальных философских и культурных различиях западного и русского атеиста, есть нечто общее, коренящееся в глубинах атеистической души как таковой, решившей прожить

"без Бога" и убедившей себя в Его отсутствии. Чтобы понять, что действительно роднит их, необходимо ответить на вопросы: какова мотивация существования атеиста, или: почему человеку выгодно быть атеистом; в конце концов, почему человек хочет, чтобы Бога не было?

Мы намеренно заговорили о желании, о воле атеиста, ибо любые

"доказательства" в пользу существования или не-существования Бога (как было показано уже достаточно в истории философии), именно доказательства совершенно неприменимы к Божьему бытию. Более того, атеистично не только отрицать бытие Бога, но и утверждать его существование. "Да будет воля твоя!" - вот единственное восклицание, рождающееся в недрах верующего сознания, вот предел его духовного желания. На большее смертно-ограниченное и смертно-несовершенное существо в мире непрявленного Бога рассчитывать не может, иначе это неоправданная дерзость и гордыня.

И атеист именно хочет, чтобы Бога не было; это предельный императив его воли, это его

"счастье", это его "рай" - мир без Бога. Он устроен таким образом, что мысль о реальности Бога ему просто невыносима; атеисту Бог мешает жить, ибо мешает ему жить согласно его сугубо человеческой эгоистической воле.

Сфера Божьего бытия

- это сфера, в которой решается бытийная судьба человека, это сфера, в которой человек самостоятельно, без ссылок на "науку" и "религию", определяет свою жизнь, свой статус, свое достоинство, свой смысл, свою ценность, свои цели. И поэтому никаких доказательств именно в этой сфере быть не может, ибо доказанное лишает человека выбора, свободной воли, свободного самоопределения, что лишает человека собственно человеческого. Вот поэтому наука имеет мало отношения к нравственному миру человека, она не может и не должна решать за человека никаких мировоззренческих вопросов.

Сфера науки

- это сфера "мертвого" бытия, в котором нет места человеку, нет места целостности человеческого бытия. И тот, кто хочет посвятить свою жизнь пустой и нечеловеческой вселенной - это его право. Мы не отрицаем частичные достижения науки преимущественно в технических областях, но утверждаем, что научное знание не дает бытийного прироста; наука не смогла ответить ни на один философский вопрос, которые и составляют сущность истинно человеческого в человеке. Поэтому нам кажется вполне справедливым утверждение, что наука - периферия человеческого бытия; это не школа любомудрия, но лаборатория любознательности. И перекладывать на плечи науки глубоко личностные вопросы смысла своей жизни и смысла своей смерти абсолютно неоправданно и неразумно.

Сфера человеческого

- это сфера нравственного, вот поэтому только вера, приобретающая форму воли и желания - единственно уместное отношение человека к Богу.

Одним словом, проблема существования Бога, это не проблема науки (наука имеет дело лишь с чувственно осязаемым миром, и ее компетенция никак не распространяется на духовную сферу), но это и не проблема религии (ибо в религии уже верующие опознают свой опыт посредством святынь, укрепляют веру в культе, и вообще, живут

"в Боге").

Проблема существования (или не-существования Бога

) - это, таким образом, проблема личной нравственности человека. Достаточно ли человек добр (или зол), чтобы позволить Богу быть (или не быть). А нравственное чувство, как хорошо известно, коренится в совести, как сердцевине человеческого духа, как главном сосредоточии всех его жизненных порывов и стремлений.

Таким образом, проблема существования Бога

- это, прежде всего, проблема совести. Но совесть может иметь разную "окраску", и, как хорошо известно, чистая совесть есть изобретение дьявола.

Итак, повторим, почему человек верит в свое неверие, почему человек хочет, чтобы Бога не было? Вот вопросы, которые, мы полагаем, попадают в самый корень атеистической проблемы. Их нужно постоянно задавать, чтобы проникнуть в

"тайну неверия", именно задавать, тем самым пробуждать уснувшую совесть.

Конечно, говоря об атеизме, трудно избежать соблазна не привести аргументы Льва Шестова, писавшем о двух типах людей: одних, произошедших от Адама (и поэтому

, принимающими свою судьбу как вселенскую ответственность), других, произошедших "от обезьяны" (и, соответственно, осуществляющих то ли обезьяний, то ли свинский образ жизни). Иными словами, Шестов достаточно убедительно показал, что в вопросах веры-неверия, а значит и посмертной судьбы человека, наука не может ничего решить за человека, и только глубоко личное духовное самоопределение - кем быть в бытии, за кого себя полагать, кем себя считать в мироздании, имеет силу в вопросах веры-неверия.

Мы утверждаем, что атеизм

- переразвитая форма эгоизма, за которой прячется метафизическая трусость. Трусость перед Богом, трусость перед правильной и праведной жизнью, трусость перед своей совестью, и главное - трусость перед смертью. Метафизическая трусость - это нежелание (именно нежелание, а не неспособность) себялюбивого эгоиста принять на себя вселенскую ответственность и почувствовать вину за свое существование. Перспектива вечности пугает себялюбца, и он пытается навсегда замкнуться в своей сластолюбивой конечности.

И. Бродский резюмировал нелицеприятную сущность атеизма в следующей строчке:

Неверье

- слепота, а чаще свинство.

Тем самым поэт акцентировал нравственный аспект проблемы, достаточно хлестко и выпукло показав именно низкий моральный уровень выбирающих жизнь неверия.

Нужно оговориться, что всякий человек (верующий и неверующий)

- эгоист по своей неустранимо поврежденной природе. Но отличие верующего от неверующего в том, что первый стремится потопить свой эгоизм в вечности, в то время как второй плывет с ним по реке времени.

Вера

- это во многом желание вечности, понимание ее необходимости для человека, для его особой конституции, которая жаждет вечности, стремится вечности, понимая, что именно вечность и есть подлинная обитель человеческого духа. Но нечистая совесть говорит человеку - ты недостоин вечности, ты слишком мал и слаб, да и вообще никакой вечности нет - живи во времени и сгинь в ничто, когда придет срок.

Поэтому верующий укрощает свою нечистую совесть и отдается вечности, в то время как неверующий идет на поводу у нечистой совести в конце концов уверяет себя, заставляет поверить в то, что она вещает ему о существующем и несуществующем.

Вот почему атеизм

- это, в конечном счете, вера и мировоззрение, это позиция, это выбор. И в основе атеизма лежит, безусловно, гедонизм, то есть тот образ жизни, который считает наслаждение высшим "благом" этой жизни, ее высшим смыслом, ее единственной целью. Какими бы "высокими", "героическими" целями не прикрывался атеист, в основе его бытия - стремление как можно дольше, комфортнее, счастливее прожить эту (в своей основе совершенно странную и непонятную) жизнь и исчезнуть - исчезнуть навсегда из бытия, лишь бы избежать самого страшного для атеиста - финального суда совести (который и есть суд Божий) за свою пустую, бездарную и бессмысленную жизнь.

Поэтому панически боясь небытия смерти, атеист еще больше боится бытия вечности, и всеми силами умерщвляет в себе совесть которая до последнего мига жизни вопиет, кричит о правде. Ибо душа человека, все же, христианка, по словам раннецерковного мыслителя, несмотря на все невероятные ухищрения хитрого и злого разума. Вот почему именно в советский период метафизический вопрос о смысле жизни и смысле смерти был радикально вычеркнут из мыслительной орбиты народа и заменен вопросом социальным

- о будущем, о прогрессе и т.д.

Главный пункт всей жизненной философии атеиста заключается в его особом

, пронизанным паническом страхом и ужасом, отношении к смерти. Из-за невозможности осмыслить, пережить, понять смерть, атеист стремится лихорадочно вычеркнуть ее из жизни и сделать вид, что смерти не существует. По крайней мере не существует как нравственной и философской проблемы. Не думать о смерти ни минуту - вот девиз атеиста. Само слово "смерть" уже приводит атеиста в шок, парализует его разум и волю, и он в лукавом смущении отворачивается по сути дела от самого главного в своей жизни, тем самым, перечеркивая саму жизнь.

Именно здесь главная причина ненависти атеиста к философии и религии, к поэзии, вообще к высокой культуре, которая не игнорирует проблему смерти

, не закрывает на нее глаза, не делает вид, что "здесь уже все решено и понятно", но самым напряженным и мучительнейшим образом пытается решить главный вопрос человеческого бытия - его смерть. Именно здесь - все непонятно, именно отсюда и начинается всякая мыслительная и культурная деятельность человечества. Атеист, накладывая табу на смерть, тем самым вступает в радикально нигилистические отношения со всей человеческой культурой и пытается создать свою собственную, "новую" как он полагает. Но, в конечном счете, терпит, естественно полное поражение.

Атеизм развращает нравы, развращая ум. А ум развращается, прежде всего, отсутствием метафизической работы, то есть отсутствием философских размышлений о вечных, предельных, проклятых вопросах, вопросах о личной смерти человека, о его бытийной судьбе.

Восприятие смерти как смерти, то есть восприятие всерьез, заставляет человека нравственно меняться. Осознав ужас смерти, человек осознает ужас собственного существования, всю его нелепость и бессмысленность. И суть верующего в том, что он не приемлет это абсурдное наличное положение, он понимает, что оно не соответствует правде. Совесть говорит, что как есть, так быть не должно. Но для того, чтобы изменить эту смертоносно-гадкую реальность, человек должен честно осознать капкан своего бытийного положения, должен понять, что нужно, прежде всего, меняться самому.

А чтобы меняться, нужно менять отношение к наличной жизни, отказываясь постепенно от ее призрачных и пустых благ. И верующий делает этот прыжок в бездну негарантированного, но должного. Атеист же меняться не хочет, наличный абсурд он возводит в абсолют,

"смиряется" с ним, призывает науку к себе в помощницы, ибо последняя говорит о наличном как безусловном, как об абсолютно достоверном, наука говорит: что есть, то и должно быть.

Поэтому атеист успокаивает свою болящую, ищущую истины совесть доводами науки, которая сама, если говорить начистоту, по большей части создана бессовестными людьми для оправдания своего бессовестного образа жизни. Конечно, есть честная наука, но именно она четко знает свои границы, и никогда не вмешивается в метафизические вопросы, которыми занята философия и религия, то есть вопросами о происхождении человека, о смысле его жизни, о сущности добра и зла, о его посмертной судьбе, вообще о бытии Бога.

Атеист, уклоняясь от проблемы смерти, вынужден постоянно лукавить перед собой, лицемерить пред собственной совестью, неотступно ждущей ответа на самый главный вопрос жизни

- "зачем же я живу, если умираю?"

Итак, атеист, панически боясь смерти, игнорирует ее в течение всей жизни, желает прожить без мучений совести, максимально полно наслаждаясь этой конечной жизнью, а потом сгинуть не

понятно куда, в некое абсолютное бесчувствие, в некую абсолютную невменяемость, в пространство абсолютной безответности и безответственности. Иными словами, атеист боится ответственности - и потусторонней и посюсторонней. Атеист так духовно "низко" проживает наличную жизнь, что боится суда совести; вот почему он отрицает Бога и вечную жизнь, чтобы успокоить себя и продолжать свое бессмысленное существование.

Конечно, у атеиста есть алиби своего неверия, свое оправдание

- это наличие страдания и зла в мире и особенно страдания и смерти детей и "невинных" людей. Бессмысленно атеисту говорить о Промысле, о тайне событий, о неисповедимости судеб человеческих. Все это, с его позиции, "религия", и атеист, апеллируя к самому факту зла, тем более зла нелепому, настаивает на высшей роли случая в человеческой жизни и отрицает Бога - всеблагого и всемогущего.

Доказать благость страданий для человека, их просветляющую и преображающую силу, их нравственно-возвышающую силу для человека, оказывается совершенно бесполезным. Наличие зла для атеиста

- знак отсутствия Бога (если бы был Бог, он бы такого не допустил и т.д.).

Если космологический аргумент

- аргумент о творении мироздания довольно сложно разрушить атеистически, то нравственный аргумент - "слабое звено", он, - полагает атеист, служит достаточным основанием для не существования Бога.

Но в действительности именно нравственное восприятие зла и страданий в мире способно пробудить в человеке совесть и направить его на путь веры. Именно зло и страдания, которые способен человек нравственно пережить, являются знаком неестественности, не случайности мира, знаком того, что в мире произошло какое-то несчастье и человек своим сердцем способен это прочувствовать.

Именно то, что в мире есть зло, которое вызывает в человеке абсолютное негодование и протест, есть проявление живого мироздания, мироздания, созданного благой Волей, а не появившегося в результате слепых био-химических комбинаций материи, которые сами невесть откуда взялись.

Именно верующему взору и раскрывается весь ужас страданий, все их зло и недолжность. Верующий разум видит, в отличие от неверующего самое страшное в страдании

- его демоническое, сатанинское измерение. Поэтому, можно сказать, что страдания во всей своей полноте открываются верующему человеку, который призван жить со страданиями, постигать их, мучиться от них, становиться нравственно лучше и поэтому реально бороться со злом. Только не-атеист понимает, что страдания неискоренимы из мира никаким "прогрессом", никакой наукой и разумом. Человек обречен на страдания, ибо как говорит ап. Павел, тварь стенает и мучается доныне. Глубочайшая правда в этих словах, и кто ее принимает, тот принимает жизнь подлинно, без иллюзий и утопий, без абсурдных проектов "улучшить" человека и человечество изменением социальной среды.

И вот этот крест страданий

- и есть духовное задание человеку, неоспоримо свидетельствующее в пользу Творца, желающего, чтобы человек был не животным или машиной, но совестливым, добрым и любящим существом. Что просто немыслимо достичь вне страданий. Ибо страдания побуждают к покаянию - самому важному для человека в этой жизни.

Зло

- не аргумент против существования Бога, а призыв к человеку дорастать до "уровня" Бога, то есть нравственно совершенствоваться. Зло - это хитрая уловка нечестного и нечистого разума остановить духовный рост человека, прекратить муки совести и нравственные искания. Атеист в тайне даже и рад злу, ибо его наличие является надежным прикрытием его жизни. Поэтому атеист в действительности зло обходит стороной, он не борется со злом, но делает вид, что возмущен им, и машет кулаками в "сторону Бога", проклинает Церковь и торжественно заявляет об отсутствии Творца мира.

Таким образом, ни зло, ни страдания не могут являться основанием для отрицания Бога; но они являются условиями для хитрого разума и нечистой совести эгоиста-атеиста не заниматься нравственным совершенствованием. Ибо нет для человека более тяжелой задачи, чем нравственное совершенствование, ибо оно предполагает выполнение труднейшей задачи

- признание в себе мелкого, злобного, и ничтожного существа. И признав в себе такового, признав со всей искренностью и честностью, захотеть реально измениться, захотеть действительно (не лицемерно в глазах других быть "приличным человеком") порвать со всей своей до этого бездарно и безнравственно прожитой жизни. Это действительно сложно.

Вот и набивает человек свою жизнь всякими суррогатными ценностями, и убеждает себя, что они чего-то стоит. Начинает оправдывать свою бессмысленную жизнь тем, что он участвует в

"прогрессе человечества", стремится ко всеобщему благу и т.д. На самом деле эгоистическая воля атеиста ни к какому всемирному благу не стремится. Ей до него нет ровно никакого дела. Единственно, чего атеист действительно хочет - так это своего личного мелкого счастья.

И у верующего и у неверующего есть свое искушение, свое неспокойствие. Так, главная опасность для верующего

- это искушение неверием, страх потерять веру, попасть в состояние "Богооставленности". Поэтому ежедневный молитвенный труд - "норма" жизни верующего, естественная духовная работа, хлеб жизни.

А для неверующего самым страшным является искушение верой. Естественно, что благодать приходит и к атеистам, и в лучшие минуты своей жизни он чувствует абсолютную благость бытия, он ощущает таинственно-несказанную прелесть мироздания, его чудо и красоту, он

"понимает", что Бог есть и есть Жизнь Вечная, ибо иное - абсурдно и нелепо, и лучше б миру и не быть тогда вовсе. Но трагедия атеиста в том, что он боится таких религиозных состояний своей души, и упорно гонит их от себя, заковывая себя в мертвые тиски "естественных законов природы" и набирая побольше "доказательств" не-бытия Бога.

И атеист молится, но его молитва

- это обращение в пустоту, в которой блуждает непонятный и слепой Случай- "бог" атеиста. И атеист надеется на лучшее, на неведомое ему лучшее - вдруг случай случайно в этот раз будет милосердным.

Последняя надежда нечистой совести атеиста

- аргумент, что "после смерти ничего нет".Идея полного ничто после смерти, возможно, самый "философский" аргумент атеиста. Это представление имеет долгую историю. Так Ю.Лотман в статье "Итог пути" приводит весьма типичные слова Ивана Михайловича Опочинина, ярославского дворянина, покончившего самоубийством на основании убеждения, что смерть - абсолютный конец: "смерть есть не что иное, как прехождение из бытия в совершенное уничтожение. Мой ум довольно постигает, что человек имеет существование движением натуры, его животворящей; и сколь скоро рессоры в нем откажутся от своего действия, то он, верно, обращается в ничто. После смерти - нет ничего".

Помимо того, что это состояние ничто невозможно никоим образом проверить, допущение его в качестве финального, абсолютного и всепоглощающего итога жизни приводит еще и к тому, что тогда в ничто превращается и сама наличная жизнь до смерти. Если после смерти ничего нет, то ничего нет и до нее.

"Если есть небытие, то что есть бытие, т.е. если есть нечто несуществующее, ведь тогда и существующее оказывается несуществующим" - писал отечественный философ советского периода Н.Н. Трубников, много сил положившим за подлинную философию в борьбе с абсурдом официального марксизма.

Те, кто допускают существование абсолютно негативного ничто смерти как состояния, следующего за абсолютно позитивным состоянием что жизни, совершают и логическую и онтологическую ошибку. На чем основывается этот онтологический дуализм, вступающий в абсолютное противоречие и с позитивной онтологической интуицией греков, и с онтологическим нигилизмом буддизма? Ни на чем, кроме идеологического упорства. Еще Брокгауз и Эфрон в своем словаре писали, что

"…если мы можем приблизительно определить причины смерти в каждом отдельном случае, то причины смерти как общего явления остаются покуда неразгаданными". Совершенно очевидно, что прогресса в знании смерти нет никакого, эмпирическая наука принципиально не в силах познать смерть, и в пространство "пока еще не изучены" входят все более и более глубокие бездны непостижимости смерти.

За вычетом онтологических и логических аргументов против

"небытия" после смерти, есть еще и нравственная аргументация, пожалуй, самая важная для практической жизни человека. Н.Н. Трубников спрашивает: "И что тогда толку, что мы жили, если наша смерть бросила нас в небытие. Значит, наша жизнь не имела смысла, не имела никакой цены".

Более того, убежденность в полном уничтожении человека после смерти лишает человека всякого достоинства, что открывает дорогу к цинизму, жестокости, мизантропии. Если моя жизнь не имеет ни цены, ни достоинства, тогда и жизнь других людей тоже их не имеет. Что из этого следует? Н.Н. Трубников делает честный вывод:

"Его жизнь и его смерть тогда значат для мира не больше. Значит? А значит, что можно убить себя и другого, можно убить всех. Всем и всему цена копейка".

Углубленное размышление над уничтожающем действием смерти ставит под сомнение все ценности жизни, тем самым пробуждает нравственное мышлением. Чтобы сохранить доброе отношение к миру и к людям, нужно не избегать размышлений над смертью, но предаваться им беспрестанно.

Итак, атеист не столько не знает, что Бога нет, сколько не хочет, чтобы Бог был и живет так, как будто Бога нет. Атеиста особенно пугают и раздражают всякие разговоры о смерти и смысле жизни, потому что они, так или иначе, затрагивают его совесть, его жизнь, ее вопиющую бессмысленность и ничтожество, которое атеист игнорирует, обманывая свою совесть ложными аргументами о несуществовании Бога, о случайности мироздания, и, следовательно, о произвольности человеческих поступков. Ведь для него главное - сполна насладиться утекающей в неизвестность жизнью, которая, перед взором изумленного атеиста остается в своем философском измерении знаком огромного вопроса.

Атеизм

- род духовного заболевания, в котором гордыня, основанная на невежестве, переплетена со злобой ко всему мудрому и доброму и усилена стремлением к безудержным наслаждениям. И как любое заболевание, атеизм (особенно русский) требует снисхождения и понимания. Как говорил Достоевский словами старца Зосимы: "Не ненавидьте атеистов, злоучителей, материалистов, даже злых из них, не токмо добрых, ибо и из них много добрых, наипаче в наше время. Поминайте их на молитве тако: спаси всех, Господи, за кого некому помолиться, спаси и тех, кто не хочет Тебе молиться. И прибавьте тут же: не по гордости моей молю о сем, Господи, ибо и сам мерзок есмь паче всех и вся …"