Поколение 12-го года

Предисловие редакции

Публикуя статью политолога Владимира ПАСТУХОВА «Диктатура люмпен-пролетариата»(«Новая», № 91 от 15 августа 2012 г.), вызвавшую бурное обсуждение на нашем сайте, редакция в своем послесловии задала автору ряд вопросов, показавшихся нам уместными.

Мы спросили, в частности: кто будет тем лидером, который проведет необходимую, по мнению автора, хирургическую операцию? Откуда ему взяться? На кого он будет опираться и кто будет осуществлять антикриминальную революцию?

И вот его ответ.

***

Русская власть — одновременно и животворящий источник, и бесправная раба русской культуры, ее причина и следствие, цель и средство. Власть существует не в безвоздушном пространстве. Есть вещи, которые определяет политика, и есть вещи, которые определяют политику. К последним в первую очередь относится культура. В конце концов, власть — это и есть только часть культуры, хотя и весьма специфичная.

Если бы завтра весь правящий класс России исчез, испарился, улетучился в небытие (как об этом многие мечтают), то это мало что поменяло бы в жизни русского народа. Через какое-то время народ «отрастил» бы себе точно такую же алчную и коррумпированную власть, которую он имеет на протяжении многих веков своей истории, не исключая и сегодняшний день.

Русская деспотия растет, как борода на свежевыбритом лице — чем больше стригут, тем гуще вьется. Но и не стричь нельзя. Потому что время от времени Россия зарастает коррупцией по самые глаза. Тогда приходит кровавый цирюльник, который делает в России революцию.

Все самые грандиозные русские революции были на самом деле культурными революциями. То место, которое в европейской истории занимают социальные конфликты, в русской истории отведено столкновению культур, войне «менталитетов». Именно поэтому русские революции, как правило, происходят неожиданно для стороннего наблюдателя — им не предшествуют ни ужасающий голод, ни всеобщая разруха. Все это, напротив, появляется уже после революции.

В основе русских революций лежат оскорбленное достоинство, нетерпимость и ненависть различных культурных классов друг к другу. Революционный энтузиазм в России не только не сопряжен напрямую с экономическими интересами, но зачастую и прямо противоречит им. Революции в России делаются в пользу «третьих лиц». Революцией профессионально занимаются не те, кому плохо, а те, кому хорошо, но кто приходит к убеждению, что дальше так жить нельзя.

Мне кажется, что вырваться из замкнутого круга русской истории можно, только изменив культурные основания власти, подорвав ту базу, из которой она вырастает. Россия нуждается в реформации, в самом глубоком, может быть, пересмотре основ своей культуры за всю ее многовековую историю.

Речь, естественно, идет о реорганизации собственной культуры, а не попытке механически имплантировать в русскую культурную ткань образцы чужой культуры. Потому что, как показывает опыт, в последнем случае все неродное, все наносное будет в любом случае уничтожено. Так иммунная система человека уничтожает любое чужеродное тело (хорошее или плохое — не важно).

К сожалению, пока вместо реформации власть предлагает обществу реставрацию. Она не меняет, а укрепляет те культурные основания, которые двадцать лет назад уже привели страну на грань катастрофы. Сегодня, двадцать лет спустя после того, как, выражаясь языком авторов Беловежского соглашения, Советский Союз «перестал существовать как геополитическая реальность», он продолжает существовать как «виртуальная реальность», напоминая о себе чертами сходства власти нынешней с властью прошлой.

Не надо быть пророком, чтобы увидеть в новой России все черты старого советского прошлого и предсказать ей советское же будущее. Рано или поздно поколение «восьмидесятников», повторив миссию «шестидесятников», добьет окончательно ту курьезную копию «советской власти», игрушечную империю, которую с такой любовью и тщанием создает сегодня поколение их родителей. Вопрос опять-таки только в цене, которую придется за это заплатить.

В современной российской жизни много политики. В политических реформах люди видят панацею от всех бед, поразивших общество. Но все более ясным становится то, что это лекарство не соответствует характеру болезни. Мы присутствуем (участвуя, разумеется) при нравственной деградации общества. Из этих тисков нельзя вырваться при помощи чисто экономических или политических мер. Подобное лечится подобным. Хотим мы того или нет, но преодоление кризиса придется начинать с нравственного подъема.

Рождение буржуазии в Европе, как известно, сопровождалось движением Реформации, в рамках которого выковывалась новая буржуазная мораль. Политическое сознание гражданина опиралось на нравственное самосознание человека, сформированное Реформацией. Не может быть буржуазных рыночных отношений без буржуазной этики, равно как и политической демократии без нравственной дисциплины. В России же, наоборот, на рубеже XX—XXIвеков обретение экономической и политической свободы происходило в обстановке непрерывного и обвального падения нравов.

Человек, хоть немного знающий современную Россию, не может не заметить царящего в ней уныния. Пессимизм, скептицизм, апатия стали частью национального характера. Порождаемые ими цинизм, распущенность и элементарная лень дополняют грустную картину. Изредка проявляющий себя на этом фоне остервенелый, истеричный патриотизм отдельных лиц и групп скорее пугает, чем дает надежду. Все вместе создает впечатление тяжелобольного общества, где не верят не только в завтрашний день, но и в сегодняшний вечер.

Россия сегодня свалилась в «средневековый колодец». В такие периоды жизни народов происходит приостановка развития. Поступательное движение истории, эволюция культуры замирают. Общество зависает в историческом времени и пространстве. Причем зависание это может быть очень длительным, растянувшись на несколько веков.

Средневековье — это черная дыра истории, в этот момент страна выпадает из мирового контекста. То есть Россия еще есть, но историческая жизнь из нее уже ушла. Впрочем, даже тогда, когда заканчивается историческая жизнь, продолжается историческое существование. Где исчезает историческое движение, остается историческая суета. И на дне «средневекового колодца» обитают люди, продолжающие как ни в чем не бывало вести свою частную жизнь.

Они не догадываются, что их историческая жизнь завершилась…

В этой жизни на дне колодца во всем угадываются старые порядки. Что-то присутствует в виде «институциональных обломков», что-то продолжает работать по инерции, что-то было перелицовано до неузнаваемости и теперь выдается за абсолютно новое. Но один элемент исчез полностью, растворился без остатка в «колодезной воде» — это право.

Право в России сохранилось как видимость. Формально оно существует (действуют десятки тысяч норм, работают правоохранительные органы и даже тюрьмы). Но оно существует только для тех, у кого нет ресурсов для его преодоления. Право утратило свое главное качество — всеобщность. Оно стало избирательным, применяемым по обстоятельствам: к кому-то предъявляются все существующие и даже не существующие требования, а кто-то освобождается от всякой ответственности. Право стало по-настоящему частным в том смысле, что оно теперь принадлежит исключительно частным лицам. Именно гибель права удерживает сегодня русское общество в историческом колодце, не дает ему подняться со дна.

Насилие — единственный эффективно действующий инструмент нового русского средневековья. Причем произвол власти есть лишь вершина айсберга. Основание его погружено глубоко в общество, в котором идет непрекращающаяся гражданская война всех против всех. Найдется немало лжепророков, готовых указать пальцем на власть как на причину произвола. Требуется, однако, гораздо больше мужества и мудрости, чтобы признать главным источником насилия само общество.

В перестройку в качестве господствующего класса советского общества вошел номенклатурно-криминальный союз. Он же и вышел из перестройки в качестве господствующего класса. В СССР основу экономики составляла государственная собственность, которой, фактически с оглядкой на государство, распоряжались частные лица, принадлежавшие к правящим элитам. В России основу экономики составила частная собственность, фактически контролируемая государством, которой частные лица, составившие новую элиту, распоряжаются все с той же оглядкой на государство. При этом доминирующим культурным архетипом в России продолжает оставаться «советский человек».

Новые элиты появятся в России только тогда, когда заработает новый нравственный императив. На смену нравственной распущенности должна прийти мода на аскезу. Сегодня в недрах русского общества идет подспудная селективная работа. Миллионы людей оказались поставлены перед нравственным выбором. Оказалось, что рынок может быть испытанием гораздо более суровым, чем тоталитарный пресс. При тоталитаризме личность противостояла (если противостояла) внешнему давлению, теперь ей необходимо преодолевать внутренний соблазн. Остается только надеяться на то, что эта селекция не будет отрицательной. В связи с этим вопрос об историческом будущем России остается открытым — право на будущее надо выстрадать.

Однако нельзя не замечать и новых тенденций. На фоне разложения и тления советских культурных останков происходит медленный, несмелый рост элементов новой культуры. Появляются «новые новые русские» элиты. Они еще очень слабы и пугливы. Их трудно обнаружить невооруженным глазом. Но почти в каждом сегменте общественной жизни исподволь обнаруживаются совсем несоветские люди, обладатели самостоятельного, независимого ума.

Подрастает когорта независимых профессионалов, молодых управленцев, в том числе прошедших дисциплинирующую школу западного бизнеса. Десять лет назад практически весь руководящий состав представительств крупнейших западных компаний в России был сплошь иностранным. Сегодня можно наблюдать прямо противоположную картину, для этого достаточно полистать телефонный бизнес-справочник.

Где-то в щели между госкорпорациями и спекуляцией «зацепился», как кустарник на скале, отечественный инновационный бизнес. На трубе уместились многие, но отнюдь не все.

Есть и старые «бойцы теневой экономики», чья рука «колоть устала». Пройдя огонь, воду и медные трубы экономических войн, они хотят мирно закончить свою сытую жизнь в правовом государстве.

Иногда мелькает новое чиновничество, над которым довлеет груз образованности и которое не лишено элементов протестантской этики. Сегодня это, как правило, представители второго и третьего эшелона власти, но у них есть одно важное преимущество перед бесконечными «питерцами» и «силовиками» — они молоды.

Эти «новые новые русские» так незаметны еще и потому, что они в принципе интегрированы в сегодняшнюю элиту (правда, на вторых ролях). Это естественно, поскольку в противном случае у них не было бы шансов выжить. В России пока можно быть эффективным, только находясь внутри системы. Следует помнить, что и политическую революцию, поставившую точку в советской истории, совершили ассимилированные в номенклатуре интеллигенты.

Пока это только микропроцессы на фоне всеобщей заскорузлости. Но и камень сначала покрывается сеточкой мелких трещин, и лишь потом раскалывается на части.

Все эти элементы нового — лишь предтеча, подготовка к приходу того, кто будет сильнее и кто будет крестить огнем, а не водой. В недалеком будущем к активной общественной жизни в России придет поколение, родившееся после коммунизма, для которого советское прошлое будет лишь легендой.

Это будет совершенно иное поколение, чем то, которое определяет общественный климат сейчас. Его реакции и поведение с позиций сегодняшнего дня непредсказуемы. Оно будет способно создавать новую реальность. Именно ему придется в следующем десятилетии делать выбор — либо прежний произвол с последующим неминуемым распадом страны, либо поворот к правовому государству с открывающимся шансом возврата к «исторической жизни».

Именно поколению двенадцатого года предстоит выводить Россию из «черной дыры» нового средневековья. Вот тогда России и понадобится новый президент. А пока она голосует за старого, чтобы управлять хаосом…

<hr/>

^{Вопросы, которые задала мне редакция «Новой газеты», опубликовав статью «Диктатура люмпен-пролетариата» (№ 91 от 15 августа 2012 г.), поставили меня в тупик. Надо обладать очень большим самомнением, чтобы заявить, что я знаю на них ответы. Я лишь могу сказать, что нахожусь в поиске этих ответов многие годы. Поэтому вместо ответа редакции я попросил опубликовать небольшие отрывки из книги, которая вышла практически одновременно со статьей и которая поможет лучше понять мою позицию.// Владимир Пастухов «Реставрация вместо Реформации». Москва. Издательство ОГИ. 2012.}