Наталья Солженицына: «Большевики были дьяволами, но хотя бы денег с заключенных не вымогали»

Александр и Наталья Солженицыны Вермонт, США 1991 год.
Виктор Васильев

01.12.2012

МОСКВА — В рамках 14-й Международной книжной ярмарки интеллектуальной литературы Non/Fiction в Центральном Доме Художника в субботу 1 декабря прошла  презентация книги «Тамиздат. 100 избранных книг». Издание посвящено книгам, вышедшие за пределами Советского Союза, в том числе и в США, на протяжении 1921–1984 годов XX века и попадающих под определение «тамиздат».

Подавляющее большинство их было запрещено в СССР и распространялось на её территории нелегально.

В книге представлены 83 автора, среди которых Аркадий Аверченко, Василий Аксенов, Анна Ахматова, Иосиф Бродский, Михаил Булгаков, Иван Бунин, Владимир Войнович, Николай Гумилев, Сергей Довлатов, Евгений Замятин, Эдуард Лимонов, Надежда и Осип Мандельштамы, Владимир Набоков, Борис Пастернак, Алексей Ремизов, Андрей Сахаров, Александр Солженицын, Марина Цветаева и другие.

О выставке-ярмарке и о «Тамиздате» корреспондент Русской службы «Голоса Америки» поговорил с президентом Фонда Александра Солженицына вдовой писателя Натальей Солженицыной.

Виктор Васильев: Наталья Дмитриевна, поделитесь, пожалуйста, впечатлениями о Non/Fiction.

Наталья Солженицына: Это одно из немногих в последнее время событий, радующее и внушающее определенный оптимизм, которого ни я, ни мои соотечественники сегодня не испытывают вообще. Все-таки приятно, когда вокруг столько прекрасных лиц, столько молодежи и замечательных изданий, и такой интерес к серьезным книгам.

В.В.: Главным девизом выставки стали слова Александра Солженицына «Жить не по лжи». Насколько актуален этот девиз для сегодняшней России?

Н.С.: Очень актуален. Собственно, он всегда актуален. Вы думаете, врут только сейчас? Все всегда всюду врут.

В.В.: В чем, на ваш взгляд, важность и значение «Тамиздата»?

Н.С.: Это действительно памятник великому уникальному явлению, которое представляла собой русская эмиграция, русская культура в зарубежье. Ничего подобного история человечества не знала. Потому что за границей, в изгнании, оказалась огромная диаспора, главным образом, ее культурная часть… История не зафиксировала таких невероятных исходов, какие были из России после 1917 года.

Эта революция подрезала русскую культуру на взлете русской религиозной философии, которая, как казалось нам, живущим в Советском Союзе, была обрублена.
Оказалось, ничего подобного. Она достигла еще гораздо больших высот в эмиграции. Вся ее разнообразная деятельность в некоторой мере и отражена в этой книге. Я считаю, что это только начало.

В.В.: Работы непочатый край?

Н.С.: Все-таки статьи «Тамиздата», хотя и рассказывают об истории написания и истории публикаций, но не воспроизводят ту реальную обстановку и атмосферу, в которой эти книги печатались. Когда мы в 1974-м были высланы из России, то еще застали ту невероятную атмосферу верности русской культуре, преданности ей этих маленьких, крошечных издательских отрядов, где люди трудились, я бы сказала, в высокой бедности, при этом обладая необыкновенной скромностью. Вот этой атмосферы я пока еще не прочувствовала.

А она для нашей сегодняшней, совершенно оголтелой действительности еще более привлекательна, чем тогда, когда мы с Александром Исаевичем могли ее наблюдать.

В.В.: Откуда, по-вашему, взялось само слово «тамиздат», каковы его корни? Есть мнение, что его чуть ли не в стенах КГБ придумали.

Н.С.: «Я училась математике. А, как известно, математики - самые внимательные читатели и знатоки поэзии, они бесконечно перепечатывали ночами мандельштамовский «Камень» или цветаевские «Версты».

Tо, что было издано еще в России, но было совершенно недоступно (для массового читателя). И я думаю, что слово «тамиздат» все-таки возникло именно как некое отражение «самиздата» - слова, которое придумал Николай Глазков и которое, в конце концов, вошло в обиход. У него было хорошее ухо. Думаю, это не КГБэшное слово, нет.

В.В.: А какова была в контексте нашей темы роль американских издателей и выходивших в США изданий?

Н.С.: Что касается нас с Александром Исаевичем, то мы не были связаны с американскими издательствами, а были связаны с «Инкопресс» (одно время издательство активно поддерживалось протестантами, жившими в США – В.В.), и там печатались. Но, конечно, мы были знакомы лично кое с кем из американских издателей. В этой книге, к сожалению, совсем не отражена роль прессы.

А пресса, в особенности американская, была очень активная. Мы, конечно, постоянно следили за публикациями в них — не только за «Русской мыслью» в Париже, но и за «Русским словом» в Нью-Йорке, и за разными еженедельниками, ежемесячниками. Полагаю, это найдет свое отражение в следующих томах издания.

В.В.: Не могу не спросить о том, что вы думаете по поводу последних событий в российских колониях, в частности, бунте в Копейске. Что изменилось в отечественной пенитенциарной системе со времен Александра Исаевича?

Н.С.: Я одно могу сказать: «Большевики были, конечно, дьяволами, но они с хотя бы денег с заключенных не вымогали. Это точно.