И СНОВА О ПРИЧИНАХ РАЗРУШЕНИЯ СССР (продолжение полемики с брендом Хазина)

Прежде чем…

Прежде чем мы непосредственно обратимся к институту отката, хотелось бы пояснить кое- что. 

Многоукладность, это прежде всего система социально-экономической САМОРЕГУЛЯЦИИ. Это не анархия, как кто-то захочет подумать.

Дело в том, что такой огромной страной как Россия, НЕВОЗМОЖНО УПРАВЛЯТЬ по-западному. Вся западная экономическая традиция основана на универсальном унифицированном механизме ограбления колоний. И не важно, как это Западом реализуется, то ли при помощи откровенного римско-имперского захвата, как в эпоху древнего Рима, то ли религиозной экспансии христианского экономизма в средние века, то ли вывоза корпоративных капиталов начавшееся уже в новое время (империализм как высшая стадия…), то ли разницы курсов валют.

Для России все это было не нужно. Она стояла только перед одной проблемой, как освоить… саму себя. И при этом, тратя огромные внутренние силы на это, ей необходимо было постоянно защищаться от сепаратизма и дробления по самым разным причинам, не говоря уже об откровенных внешних угрозах.

Каждый раз, когда западно-ориентированные реформаторы пытались надеть на русскую жизнь западный колпак, причем с традиционным привлечением «экспертов оттуда», стойкое ощущение того, что государство и общество движется не туда куда надо, «в темной пустоте» (Аксаков), медленно, но уверено всегда начинает расти в русском обществе. Правда и изоляция, не приводила ни к чему хорошему: обмен России с окружающем миром, как в жизни обычного человека всегда был и опасен и необходим, хотя, согласитесь, сама по себе автаркия если и возможна в исходных условиях, то для только для России с её возможностями.  

Но нужна была формула саморегуляции. И эта формула была исторически определена, естественным способом. Эта формула - многоукладность. Она делала социальную систему гибкой. Без столкновений классов. Она обеспечивала самоконтроль общества за законностью и радивостью чиновника и рациональностью расходования ресурсов. Она не дискредитировала труд, не делала его уделом игзоев общества, неудачников (лохов-лузеров). Она оставляла труд естественным (сакральным), как и необходимым для справедливого обмена и с природой (крестьянство, рабочий) и с обществом (чиновник, интеллигенция). Западничество, причем самый его худший романтический подвид, взял свое.

Хазин, анализируя ситуацию по прежнему пользуется монетарными политэкономическими клише западнического толка. Он увлечен показателями рейтингов, ретранслирует мнения западных экономистов, следит за потоками глобальных финансов, как будто от них уже что-то зависит, но по сути ничего толком не говорит. Но, самое обидное, он не интересуется отечественной экономической мыслью. А она не так примитивна, как это может показаться на первый взгляд.

Если этот экономист претендует на оригинальность своих теорий, то на что еще он может претендовать?

К сожалению, желание быть оригинальным и возглавлять рейтинги и мейнстрим российской фрондерской мысли, эстетизируя экономическую науку, а не углубляясь в её исходные понятия и концепции, только усугубляет проблему непонимания, выхолащивает смысл экономики как науки, у которой и так большие проблемы и без Хазина.  

По результатам вышесказанного, позвольте вопрос. Могла ли быть борьба с цеховиками, допустим в далеком 1937 году, как это потом, позорно, губительно и дискредитирующее, для государства и советского общества было пафосно развернуто в позднем СССР, причем, и это абсолютно закономерно, с самым провальным финалом такой борьбы? Какая власть выигрывает, если борется с инициативой саморегуляции собственного народа? Никакая.

Как нам кажеться, правильный ответ такой: в эпоху сталинской «тирании» - такой борьбы быть просто не могло в принципе. Для этого не было совершенно никаких оснований. Артели и промыслы, колхозы и коллективные предприятия, крупные предприятия и индивидуальная трудовая деятельность, все этого гибко регулировало общественный экономический процесс и обеспечивало многоукладность, сглаживало деформации, насыщало рынок, делало гибкой социальную структуру без резких стратифицированных перекосов. А главное… Главное, делало людей в советском обществе по настоящему материально СВОБОДНЫМИ, оставляя их инициативы и интересы в рамках национальных интересов.

Именно это, а не что иное давало мощные естественные внутренние толчки для развития советской науки, техники, культуры. Это не чудо. Это естественная реакция на правильное понимание интересов людей и интересы государства и умелое их сочетание друг с другом. Как уже известно, развитие советской России, как и когда-то монархической было остановлено традиционно.

Цеховики в СССР потому и рождались, что пытались заполнить пустоты. Но невозможность осуществлять социалистическую регуляторную функции государства, получившееся в результате тех самых укрупнений и слияний, т.с. социалистическая формализация экономики в духе стандартного советского предприятия, породила это явление уже как антисистемное. Антисоветское. Антисоциалистическое. Дальнейшие реформы Горбачевской номенклатуры, введение института частного предприятия, лозунги «больше рынка - больше социализма» были уже откровенной фикцией. В обществе уже были неравные возможности. Социализм позднего СССР стал корпоративным, сословным, кастовым. Функция государства сначала сводилась к огульному удушению предпринимательской инициативы, которую сталинский большевизм мог только приветствовать и регулировать, а затем, когда попытки естественной саморегуляции рынка тенизовали экономику, криминализовали существующие капиталы, ввела институт их частичной легальности путем частного предприятия.

Дальше ситуация развивалась, только по одному направлению: легализации капитализированной собственности. Так как повторим, прибавочный продукт, только тогда является прибылью, когда он капитализируется. Или иначе говоря обеспечивается хоть чем нибудь. Недвижимостью, товаром, золотом, производственными мощностями. Интересно то, что и тут главное … «не ложить все яйца в одну корзину»!

Посмотрите непредвзято на опыт Беларуси и вам станет ясно, что ошибка, была столь принципиальной и масштабной, что её значение для России, трудно оценить до конца. Эта ошибка, в нынешних условиях геполитического мира, похожего на войну, фатальна.

Для тех, гурманов, кто все же хочет самостоятельно подумать и убедиться, что не все так складно и просто, как это излагается Хазиным в его регулярных передачах, мы можем посоветовать познакомится с книгами: 'Цеховики. Рождение теневой экономики. Записки подпольного миллионера" А.Нилова. Антисовковый пафос этой книги конечно оправдан, все по той же причине, которая указана выше.

Не все цеховики, были антисоветчиками, однако именно они и теневая торговля, сфера обращения зависимая от потребительского фактора, стояли у истоков тех первых движений, которые ознаменовали собой эпоху первичного накопления капиталов.

Также мы советуем почитать прекрасную книгу Роджера Кирана и Томаса Кенни "Преданный социализм". На удивление, эти два американца более ответственно и бережно отнеслись к экономическому прошлому СССР, чем обученные бесплатно советским государством, отечественные эксперты, типа Хазина, как и все русские либеральные патриоты, эпатажно хвалящие Сталина на непонятных собраниях, не знамо за что. И при этом эти патриоты, осмотрительно и мудро, чисто по-житейски, хранят свои сбережения… в американских тугриках.

Посмотрите ряд советских художественных фильмов, в которых кое что, но отражалось, причем иногда более достоверно, чем в нашем демократичном фэнтезийном массовом искусстве. Допустим фильм «Допрос», «Круг друзей», «Сувенир для прокурора», «Прохиндиада или бег на месте» и т.д.      

Неформальные доходы.

По мнению различных исследователей до 30% валового оборота в СССР 70-х приходилось на теневой рынок. Причем речь шла не только о трикотаже, товарах первой необходимости, дефицитах и прочем, что было объектом для сатиры журнала Крокодил, монологов Райкина и прочих. В теневой оборот, стали поступать и крупные промышленные товары, изделия машиностроения и даже добыча.

Механизм создания теневых оборотов в промышленных масштабах, в бывшем СССР с середины 70-х складывался, в том числе благодаря и откатам. По стране сновали пробивалы и доставалы. Им нужны были представительские расходы и доступ к обналичиванию необходимых средств. Введенное еще Хрущевым администрирование экономики, и не отмененное полностью Брежневым, автоматически породило наднациональный класс администраторов, которые под конец СССР и стали главными выгодополучателями не только номенклатурных привилегий, но и от крышуемого, ими теневого сектора экономики СССР. В том числе и откатов идущих непосредственно госчиновнику и в партийные органы. Таким образом, основные черты этого «института» социально-экономических отношений как откат, мирно перекочевали и в нашу эпоху, эпоху т.с. законных развитых рыночных отношений. Но об этом позже.

Так или иначе, в какой то момент, вся советская экономика приобрела странный дуализм: с одной стороны – политические декларации принципа социального распределения, а с другой сугубо частные, групповые экономические интересы, в производстве, стоящие вне политической системы государства. Более того, развиваясь и усугубляясь, ситуация достигла такого уровня, что эти два элемента, уже стали противоречить друг другу на самом высоком логическом макроуровне функционирования экономики. То есть, расстаться с теневым оборотом стало уже практически невозможно, без обрушения всей экономики, но и продолжать его «незамечать» не было никаких реальных шансов.

            Впрочем, то же самое можно было сказать и о другой её части – государственном секторе, с которым ситуация выглядела с точностью до наоборот. Необходимо было делать срочно выбор: несоответствие политической системы, с одной стороны и с другой - внутреннего социально-экономического содержания народного хозяйства. Это противоречие медленно подтачивало государство изнутри.

Огромная армия социальных иждивенцев-управленцев, не могла мыслить иначе, как только интересами своего выживания, а выживание связывалось исключительно с наличием дохода.  

Миф о наследовании…

Очень часто, отвечая на вопрос, почему произошло крушение политической системы СССР, Хазин использует одну и тот же штамп, вместе с любимым сухим законом: коррумпированным чиновникам, якобы надо было передавать наследство, но передавать они его не могли, так как не могли легализовать свои «непосильные» сбережения… Очень надуманный и поверхностный довод, причём взятый у кого-то.

Вопрос наследования капиталов, должностей, привилегий в теневом коррупционном СССР решался также коррупционно, кастово и сословно, как эти капиталы и сколачивались. В системе разделения ответственности и доступа к управлению, дети чиновников приобретали выгодные положения на тех же основаниях. То есть без всяких оснований, этот вопрос решался также коррупционно как и всё остальное, с тем же отсутствием публичности, долгосрочной системной подготовкой, ротацией, «преемственностью» кадров и прочее.

Все намного интереснее и глубже. Дело в том, что находясь в обществе на «не совсем законных условиях», новые хозяева капиталов и собственности становились отличной мишенью для «народного творчества» в виде преступности. Они со своим «здоровьем», крышующие теневые потоки и производства, ворующие тем самым у государства (а в социалистическом государстве ворующие значит у самого народа) ресурсы, труд, время, рабочую силу и т.д. становились очень уязвимыми для преступности. В милицию не побежишь. В таком виде подвешенном виде, они совершенно устраивали Запад политически, но на практике имели нелегальное положение в собственной стране.

На почве тенизации доходов в СССР, с их подпольными цехами, торговлей, коррупцией, преступность расцвела буйным цветом. Она стала колоссальной по масштабам, внутригосударственной, чиновничьей, она стала структурной. Она пронзила всё общество. Она породила двойные стандарты.

Потребовалась срочная либо репрессивная мера, на что у советского чиновника не было уже ни политической, ни моральной власти, либо… легализация советского частного капитала, чтобы защитить его при помощи государства. А так как социалистическое государство, формально отрицало частную собственность, надо было так же формально её признать. Что и произошло окончательно с приходом Ельцинской группы реформаторов, которые были просто логическим продолжением линии Горбачева.

Тот театр, которые устроили политтехнологи, с трупами людей на площадях, патриотов защищавших белый дом и патриотов атакующих его, так и не понявших, во имя чего, собственно, они, русские, противостоят друг другу, создало иллюзию достоверности общественной борьбы за лучшую жизнь. При этом, исход этой борьбы мог быть только один – перераспределение общественного продукта и собственности, в пользу уже созданных элит, корпоративных собственников уже накопленных капиталов.    

Потом, на уровне межгосударственном, произошло сращение национального капитала с глобальным, что естественно, без долларизации собственной экономики, сделать было просто невозможно. Но, как говорится, всему своё время.