Олег Янковский называл профессию актера дурацкой

            Выходит книга - "Олег Янковский глазами друзей"

  Людмила Зорина и Олег Янковский поженились еще в институте и прожили вместе 48 лет

В новый сборник, посвященный памяти замечательного артиста, вошли воспоминания его друзей и близких, партнеров по сцене и кино. "Комсомолка" публикует отрывки из этой книги

"Брат мечтал стать футболистом"

Рассказывает старший брат Ростислав Янковский:

- Мы с женой Ниной приехали в Саратов и просто ужаснулись, увидев, как убого они живут. Дом находился почти в центре города, спали на полу, туалет располагался на улице. И Нина мне говорит: "Давай возьмем Олега к себе". Мама, правда, не хотела отрывать ребенка, он к тому времени уже 7-й класс закончил. Мы Олегу сказали, что хотим его забрать, а он футболом увлекся. Олег хорошо играл. Мы его забрали, хотя жить-то негде было. Жили мы тогда в гримерке. Олега определили в школу, футболом он по-прежнему болел, поэтому и с учебой у него было сложно.

Помню, как-то прихожу, записка на столе: "Славунька, я на тренировке, я в последний раз, обещаю!" Мы с Ниной поговорили, обсудили, я же ответственность за него нес, как отец. И я пошел в парк имени Горького, где они тренировались, подошел к тренеру, сказав, что я отец. Я говорю, что с учебой у сына плохо, поэтому Олега я забираю. Тренер тоже не потерялся, выставил всю команду, говорит: "Мы теряем хорошего игрока!" Олежка стоял понурый, слезы на глазах, видно, как ему хотелось остаться! Но я говорю: "Нет, милый, давай-ка учиться"...

После десятого класса я ему говорю: "Поступай-ка ты в наш театральный институт". А он мне: "Что за дурацкая профессия такая - придурков из себя изображать? Вот быть футболистом - другое дело". И уехал в Саратов, к маме. Она тогда очень скучала. И Колька, средний брат, скучал. Помню трогательную сцену, когда мы уезжали. Олег, вспотевший после тренировки, лежит на кровати, а Колька гладит его по голове и не хочет отпускать. Мы всегда были очень сплочены.

"Он мог и каблук наладить, и еду приготовить"

История от среднего брата, Николая:

- Как-то папа, вернувшись домой, привез нам с Олегом по игрушечному пистолету модели ТТ - палочка, резиночка, - они стреляли присосками. Мы играли-играли и сломали палочки. Тогда я взял гвоздик, зарядил свой пистолет, выстрелил и попал Олежке прямо в лоб. Он испугался, вылез из-под стола, расплакался, кровь течет... Папа читал в соседней комнате. За всю жизнь он никого из нас пальцем не тронул. А в этот раз побледнел, снял пояс со своей любимой расшитой рубашки, сложил его и дал мне пару раз этим поясом по заднице. Было за что. Мне было так стыдно! Я долго сидел под своей кроватью, не вылезал. Но папа как-то это дело сгладил. И Олежка потом все кругами ходил, прижимался ко мне, а я себя чувствовал жутко виноватым. Больше я этот пистолет в руки не взял. И Олег тоже.

Олег был маминым сыном. Не маменькиным сынком, а маминым сыном. Третьим сыном. А мама хотела девочку - сохранилась фотография, где она ему даже бантик привязала. Олег ее очень любил. Очень был с детства наблюдательным. За всеми смотрел. Меня воспитывал бывший танкист дядя Ваня, фронтовик с изуродованным лицом. Он учил меня мужским работам, а Олег на все это смотрел, но был совершенно к технической работе не приспособлен. Зато отремонтировать ботинки (когда женился, скажем,  Люде каблуки наладить) - это он умел. Или себе что-то пришить. Это он делал великолепно. Умел готовить. Помогал маме и бабушке в магазин ходить. На рынке тогда все стоило дороже, чем в магазине. Выбрать мясо - это он, пожалуйста.

Я учился в школе и работал на заводе. Когда случалась ночная смена, Олежка приносил мне еду. На проспекте Кирова был обувной магазин, и он как-то попросил меня: "Пойдем посмотрим, там такие туфли!" Ботинки были остроносые, как стиляги носили, он примерил - подходят.

Я отложил их и купил с зарплаты. Какая была радость!

Он всегда оставался для меня младшим братом, и когда заслуженным стал, потом - народным, мое отношение к нему было похоже на чувство отцовское к сыну. Тревога какая-то не покидала. Он очень красиво водил машину, одной рукой, с такой легкостью, что, кажется, сама машина его любила, а я внутри за него всегда боялся. Сидел рядом, молчал и боялся. Ответственность за младшего во мне на всю жизнь засела. Знакомые меня часто спрашивали: "Вы как, общаетесь с Олегом?" Глупые такие вопросы. Я скучал по нему постоянно. Как это словами выразить, не знаю. Это беспредельная какая-то тяга. Пожизненная теперь уже.

  Родители Янковского Иван Павлович и Марина Ивановна с сыновьями: старшим Ростиславом, Олегом (посередине) и Николаем (справа)

"С этим малым большой шухер"

Вспоминает режиссер Сергей Соловьев:

- Первый раз я увидел Олега Ивановича где-то в начале 60-х годов. Я пришел на "Мосфильм" на ознакомительную практику. Вокруг была толпа чужих людей. Единственный, на кого я случайно нарвался в коридоре, - Николай Николаевич Губенко. Тогда - Коля Губенко, мой товарищ по общежитию. "Коля, а куда тут идти, что вообще здесь происходит?" Он говорит: "Для начала пойдем в буфет"...

Там стояла очередь очень "творческих" работников, мы с Колей встали в самый конец. И Коля поначалу вел себя тихо и прилично. Потом ни с того ни с сего вдруг запел в спину какому-то человеку: "С чего начинается Родина? С картинки в твоем букваре... на-на-на..."

Человек обернулся и сказал: "Коль, я всегда знал, что ты идиот, но не до такой же степени, Коль". Это был Слава Любшин. Коля пел все это Славе, потому что они были товарищами по "Заставе Ильича" Хуциева. Перед Любшиным стоял худенький молодой человек, абсолютно ничем не примечательный. Он сначала с изумлением посмотрел на Колю, потом на Славу и продолжал ждать своей очереди. Дождавшись, взял сосиску. Мы сели вместе. Он молча съел сосиску и ушел. Потом ушел и Слава. Я говорю: "Коль, я Любшина знаю, а кто это стоял перед ним?" Он отвечает: "Его где-то Басов откопал, такое молодое дарование, но шухера вокруг него очень много". А я говорю: "Какой шухер?" Он говорит: "Ну, шухер большой, потому что Басов снимает сейчас картину "Щит и меч".

- А что этот актер там делает?

Коля отвечает: "Он играет главную роль во всех сериях". Так я первый раз увидел Олега Ивановича Янковского, который на меня не обратил никакого внимания.

Потом я уже увидел Олега в картине, которая произвела на меня огромное впечатление. Снял ее чудесный режиссер Женя Карелов. И называлась она "Служили два товарища". Олег играл там служивого кинооператора, совершенно не выдающегося. Он все время крутил ручку, было ощущение, что он ничем не интересуется - ни гражданской войной, ни немыслимым темпераментом своего безумного товарища, которого играл Ролан Быков. Рядом с ними в этой же картине существовал Володя Высоцкий. Он мог нравиться, не нравиться, но когда Володя начинал что-то говорить своим хриплым голосом, даже Ролан Быков приобретал не столь яркий оттенок. А Олег и вовсе выглядел серой мышью. А вот когда заканчивалась картина, вдруг возникало ощущение, что Олег крутил ручку и крутил, но на самом деле был главным. А вокруг все кричали, орали, коней топили, сражались, затворы дергали, палили.

У меня осталось ощущение, что таким, каким он оказался в "Служили два товарища", и должен быть интеллигентный, подлинный кинематографист, обладающий безупречным вкусом в жизни. И это ощущение от встреч с Олегом - безупречного, ровного, сдержанного, тончайшего вкуса - не оставляло меня во всей жизни.