СТРАХ

Как-то пришлось мне лететь из Москвы в Мюнхен.

   Рейс задержали на два часа. Настроение было испорченно. Пассажиры то и дело перекликались между собой: вечно, что – нибудь да испортиться.

   Что поделаешь. Русский человек, да еще в раздражении. Приложили и аэропорт Шереметьево, и страну Россию, может быть, и дальше зашли бы, да посадку объявили, а в полете «тележки» стюардессы начали катать.

   Впереди меня сидели мужчина и женщина.

   И когда начался взлет, я услышал, как мужчина сказал женщине.

- Вы меня извините. Я понимаю, что моя просьба окажется для Вас странной, но я возьму Вас за руку, и буду держать до самой посадки.

   «Ну, мужик. Нахал, - подумал я. – Не спрашивает даже разрешения. Сексуально озабоченный, что ли?».

   Словом, развернулся я.

   «Сейчас ему врежут. В самолете домогается. Идиот, какой-то. А может быть и не врежет. Приятно ведь лететь в самолете, держась за ручки. Еще и целоваться начнут, и щупать друг от друга. Потерпел бы, козел. Лету то не много».

   Выражение, которое появилось на лице женщины, после такой просьбы, разумеется, я не мог видеть. Сидя за спиной, лицо не увидишь.

- Пожалуйста, - сказала она. – Берите. Не жалко. Могу дать и две руки.

   «Точно, шлюха, - подумал я, - такая же, как и он».

   Обрисовал я их по полной программе. Обвинителем оказался. Впрочем, таких обвинителей, как я сейчас много. Бьем по верхушкам.

   А вышло все по иному.

- Только скажите. А зачем Вам моя рука?

- Это долгая история, - ответил мужчина, - но если Вы готовы ее выслушать, я расскажу.

   Упустить такое я, конечно, не мог и придвинулся поближе.

- Вы никогда не задумывались о том, - начал мужчина, - чем отличается страх от воли?

   «Нашел тему, - подумал я. – Страх и воля. Ее, наверное, интересуют другие темы».

- Да как-то не пришлось, - ответила женщина. - Воля как бы поднимает человека. Волевой, сильный мужчина. Женщине всегда приятно иметь дело именно с такими мужчинами. Защита, чтобы не бояться ничего.

   «Эх, хватила. Ну, где ты такого мужика найдешь, который так тебя бы защищал, чтобы ты ничего не боялась».

- А страх. Ну, насколько я понимаю, он унижает человека, превращает его в тряпку. Такие мужчины неприятны, безвольны.

   Прополоскала неприятных и безвольных она крепко. Вгрызаться в ее слова я не стал, поскольку в основном был согласен с ней.

- Все, как бы так, - ответил мужчина. - Я вот, сколько живу, а мне то уже за шестьдесят перешагнуло, все время думаю, чем же они отличаются? Я попросил взять Вашу руку, потому что боюсь. Страх душит.

   Женщина не на долго замолчала.

   Зато комментатор за ее спиной не удержался, но комментарий был про себя: не мужик, а трус.

   Я бы добавил еще, но заговорила женщина.

- Глядя на Вас, я бы этого не сказала.

- Да мне никто об этом и не говорит. Все считают меня сильным, волевым человеком, но никто не понимает, что за этой силой и волей стоит страх, который и двигает меня жить. Я боюсь многого. Не могу ездить в метро. Прежде, чем зайти в метро, я выпиваю бутылку пива, хмелею, захватываю с собой другую и иду в метро. Если электричка вдруг останавливается, у меня начинается сильно биться сердце, душит горло. И мне кажется, что я уже никогда не выйду из вагона. В таких случаях, если я взял пиво, я начинаю его пить. Если нет пива, я застываю и боюсь шелохнуться, но это всего лишь частности моего страха. Мелочи. Главное не в этом.

- Это боязнь закрытого пространства? Так.

- Что-то вроде этого. Я не могу ездить в купе вагона, лифтах. Даже когда еду на машине и попадаю в пробку, страх начинает давить меня. Я отгоняю машину в сторону и жду, пока рассосется пробка. Мне нужно постоянно двигаться.

- Обратитесь к врачам. Помогут.

   «Правильно говорит баба. Лечиться нужно тебе, дружок».

- Нет. Это бесполезное дело. Обращался. Горстями пил таблетки. Такие, что спал на ходу. Никаких результатов.

- И давно этот страх?

- Более шестидесяти лет. Приличный стаж. Я вот вышел уже на пенсию, а страх нет, но я не жалею. Думаю, что без него я уже не проживу. Исчезнет он, исчезну с ним и я. Он появился с детства. Вот поэтому его и нельзя вышибить. Если бы он пришел ко мне где-то в середине моих годов или чуть пораньше, меня можно было бы вылечить, но страх заполз с детства. И знаете: страх сделал из меня то, что не сделала бы никакая воля.

- Не понимаю. Это касается карьеры или …

- Нет, - засмеялся мужчина, - Вам покажется это, может быть, и странным. Страх сделал меня, как бы Вам точнее сказать, человека, который как бы всего и боится и в тоже время никогда не показывает это, а не показывает это тоже из-за страха, чтобы не быть осмеянным другими. Круг.

- И Вы не стесняетесь говорить об этом женщине?

- Вы же видите, что нет. Мы случайные попутчики. Вы не мое постоянное окружение. А потом, - он помолчал, - мы ведь можем и не долететь до Мюнхена. Сковырнемся где-то. Да что Вы так побледнели. Если мы сковырнулись на старте, то не исключено, что сковырнемся в любой точке.

   Побледнела не только женщина, но и комментатор за спиной.

-Вы же понимаете, что из самолета мы с Вами не выйдем. Придется ждать. Я, конечно, не знаю, какое у Вас было детство. Мой отец очень сильно пил. Деньги оставлял в пивной. Помню, что, когда наступал день зарплаты, я, мать, сестра садились на порожки вечером и ждали отца.

   Включите воображение. Вечера у нас тихие, спокойные. Небо в россыпях звезд. В домах, дворах соседей тихо. Спят. И вот среди этой тишины сидят на порожках трое и трясутся, думают: принесет он деньги или нет? И никому: ни природе, ни Богу, наша семья была верующей, нет дела до замирающих от страха душ. Я стал бояться тишины. Вернее не тишины, а ожидания в тишине. До сих пор помню, как мать нам говорила: не бойтесь, хлеб есть у нас, молоко тоже, проживем. Послевоенные годы. Трудновато было. Как правило, отец деньги не приносил.

   Заходя в дом пьяным, начинал танцевать и говорил: да трезвый я, трезвый. Мать бросалась на него, хватала за волосы и кричала: кормить? чем я буду кормить детей? Отец, как бы мать его не хлестала, никогда не поднимал на нее руку, а только шептал: да, успокойся, Аня, достану я деньги. Мать не выдерживала, падала на пол и начинала кататься и биться в истерике. Кормить меня с сестрой нужно же чем-то было. Изо рта вылетала пена. Я бежал за деревянной ложкой, сестра за кружкой воды. Деревянной ложкой разжимал матери зубы, железной боялся, что сломаю, а сестра поила ее водой. Мать успокаивалась через некоторое время, мы относили ее на кровать. И сидели возле нее до утра и отец с нами: прости, Аня.

- Вы вините отца?

- Думаете, что у него детство было лучше, чем у меня? Может быть, я и ошибаюсь, но в России детства как бы передаются по наследству. Вернее, плохое, как правило, передается по наследству, а хорошее нет. Сейчас у многих покалеченное детство. И вывод из этого не утешительный. Я думаю, что вот те вечера, истерика матери, хлопья пены и оставили в моей душе страх на всю жизнь. Я много занимался спортом. Да чем только не занимался. Мне говорят: ну и воля у тебя. А на самом деле это не воля, а страх. Он заставляет меня жить. Как будто кто-то постоянно мне шепчет: ты должен постоянно двигаться. Если остановишься хотя бы на мгновенье, то все.  Я постоянно скрываю его в душе. Живу, как бы натянуто. В душе одно, а на лице другое. То, что заложено с рождения, детства уже не выковыряешь. Нужно приспосабливаться. Я пытался давить его, но только выходило хуже. Я пробовал обманывать его, хитрил. Иногда напивался, но что удивительно для меня. Иной мужик напьется и валится на кровать или где придется. Естественный выключатель срабатывал. У меня же по иному. Пью, пьянею, но естественный выключатель не срабатывает. Все в таких случаях, как в тумане, а мозги работают, как будто и не пил и мысли: свалишься и больше не встанешь. Перестал я с ним бороться. Сказал себе: живешь в моей душе, живи. Мешать тебе не буду. Лучше мы с тобой друзьями станем. Насилие над ним делает его только сильнее. Так чем же отличается страх от воли? Пришел к мысли: ничем. Просто страх – это высшее выражение воли. Я бы даже сказал самая сильная воля. После школы я поступил в Чугуевское летное училище. На первом курсе меня выгнали. Было за что. Меня душил страх. Я боялся ехать домой, потому что знал: без материных слез не обойдется. Пошел в спортзал. Там играли в ручной теннис два мастера спорта. Я попросил сыграть с одним из них. Играл я да этого времени через пень – колоду. Но я выиграл у мастера спорта. Казалось бы, а при чем здесь страх? Страх сильно меняет состояние человека.

   Мой страх – это как бы источник всех моих мыслей и чувств. Даже таких, как любовь к жизни, женщине, детям, друзьям… Он помогал мне находить выходы, казалось бы, даже из безвыходных ситуаций.

- И что за ситуации?

- Это не суть. Основное это жизнь. Никому живым из нас из нее не выбраться. Все остальные ситуации мелочь. Я не сумел одолеть страх, но я поставил его на службу себе. Скажите или подумаете: глупая теория, но это для меня не теория. Это моя жизнь. Страху доступно все. Он может сбить и память, и любовь, и дружбу. И возродить их. Смешно? Он рождает порой такие чувства в душе, которые ничто и никто кроме него породить не может.

- И каких чувств он рождает у Вас больше: плохих или хороших?

- Об этом потом. Вы не знаете, что это такое, когда в душе все время сидит страх и как он действует на воображение. Вот сейчас качнулся бы самолет в воздушной яме. Для Вас качнулся, ну и качнулся. А мой страх сразу бы нарисовал, создал бы воображение, как он падает, разваливается на куски. Как кричат люди, как кричу и падаю с ними я, как падаете Вы. Ну и прочие фрагменты…

- Престаньте, - сказала женщина и повторила свой вопрос о   чувствах.

- Я не считал. Да и это не главное. Главное это уметь поставить страх себе на службу.

   Мне показалось, что в его голосе прозвучали грубые нотки.

   «Нужно же, - подумал я, - на высоте в десять тысяч метров держался за ручки. А когда до земли можно уже ногой достать другой».

   Самолет заходил на посадку. И мужчина прекратил разговор.

   Когда мы сходил по трапу, я оглянулся на мужчину. Мне показалось, что он был готов пуститься в пляс.

   По крайней мере, он сходил по трапу, слово танцевал чечетку.