Политик или мессия, ждём-с...

На модерации Отложенный

 

Отечественная история – хороший иллюстратор многих наших пристрастий и привычек. Например, к неизбывному стремлению периодически наступать на одни и те же грабли. Можно даже сказать, что это занятие стало своеобразной национальной игрой, в которой мы, кажется, добились выдающихся результатов.

В данном случае мы имеем в виду наше стереотипное восприятие власти, точнее, каждого нового правителя в момент его прихода к власти. Правила, хотя и с исключениями, распространяется как на правителей далекого прошлого, венчанных и невенчанных (типа Петра III) государей, так и на советское и даже постсоветское время. Если это восприятие выразить графически, то в большинстве случаев кривые здесь удивительным образом совпадут: в начале правления – трепетное ожидание, иногда даже восторг (кривая резко вверх), в конце, а то и раньше – глубокое разочарование (кривая вниз).

Строго говоря, в таком восприятии нет ничего удивительного. Политологи подтвердят, что оно типично для большинства стран. Ожидания сменяются разочарованием, ибо что есть реальная политика, как, в лучшем случае, не частичное исполнение обещанного, в худшем – заурядное надувательство? Но наш случай патологический. Ибо ожидания у нас традиционно завышенные. До уровня ожидания чуда, способного в момент изменить жизнь к лучшему. Несомненно, подобные стереотипы обыденного сознания восходят к древнейшим архетипам, патриархальному и патрональному восприятию властителя, этого заглавного актера в пьесе про справедливого Судию, Защитника и Отца Родного.

Идея мессианства, начав свое путешествие по российской истории с теории «Москва – Третий Рим», в XVIII–XIX веках приобрела имперскую окраску, а в XX веке трансформировалась в коммунистический призыв строительства нового общества, дорогу к которому для всего человечества прокладывал уже не «народ-богоносец», а «советский народ-первопроходец».

«В наших делах господствует неимоверный беспорядок. Грабят со всех сторон; все части управляются дурно, порядок изгнан отовсюду…», – жаловался своему другу В.П. Кочубею за десять месяцев до кончины императрицы- Екатерины ее любимый внук, будущий император Александр I.

Неудивительно, что многие поневоле смотрели в сторону Гатчины, где ждал своего часа озлобившийся Павел. Смотрели с такой близорукой надеждой, что насаждаемую здесь муштру принимали за дисциплину и порядок, павловское самодурство – за целеустремленность, ведущую к «царству справедливости».

Он хочет счаcтья миллионов,
Полезных обществу законов…

Эталон справедливости удивительно скоро обратился в образец тирана, «чаемое царство Разума» – в торжество дикости и произвола. Зато как заблистала «пожилая дама нерусского происхождения», как легко были прощены все ее пороки! Даже уже и не пороки – простительные слабости, неизменные спутники доброго и доверчивого сердца. Екатерина очистила самодержавие от «примесей тиранства» и обеспечила успехами образования и науки «спокойствие сердец», – восклицает теперь Карамзин.

В эйфории первых месяцев александровского престоловладения ощутим еще одно проявление типично российского отношения к власти. Если последней по самой ее исторической роли уготовано мессианство, то неизбежно появится и Мессия. Собственно, это то, о чем уже шла речь выше: восприятие нового правителя не просто восторженное, а прямо-таки религиозное.

Сердца дышать Тобой готовы:
Надеждой дух наш оживлен…

Это – снова Н. Карамзин. И опять – «Ода» на восшествие на престол. Только уже не в честь убиенного Павла, а в честь соучастника убиения, сына Александра…

Так милое весны явленье
С собой приносит нам забвенье
Всех мрачных ужасов зимы.

Формально мы уже давно живем в светском обществе, где господствует рациональное сознание. Но в действительности это рациональное сознание нередко есть не что иное, как очередное проявление традиционного мифологизированного сознания. И роль истории в поддержке подобных стереотипов по-прежнему высока, особенно если эти стереотипы, в полном соответствии с цивилизационным кодом, рядятся в патриотические одежды. Жажда «чуда» по-прежнему неистребима, как и потребность «чудодействовать».

Необходима «перекодировка» обыденного сознания, отказ от привычных стереотипов и форм поведения, настрой на иной характер сотрудничества власти и общества. «Граблеведение» слишком скорбная тема, чтобы пополнять ее новыми примерами бесплодных ожиданий и горьких разочарований.

И. Андреев.