Сколько стоит жизнь на вашем Марсе?

На модерации Отложенный

Контейнеровоз стоял на разгрузке в одном их портов Ганы. Это центральноафриканское государство было и остается по уши в долгах внешнему миру, жизнь там более, чем трудна и бедна. 

 Разгрузка велась с помощью своих, судовых кранов.  Вокруг контейнера, контейнера…

Матрос Саша Майонез стоял вахту возле трапа. Это не мешало ему пить чай с другим вахтенным – матросом Леней-китобоем.


 Подошел старпом, имевший всенародную славу редкого мудака. Он неожиданно взял стоявшую на кнехте кружку Майонеза, и отхлебнул из нее, не спрашивая позволения. Чиф повел себя, как наивная чукотская девушка,  надеясь поймать их пьющими алкогольные напитки прямо у всех на глазах, на трапе. Ай, маленький.

Старпом поставил кружку на кнехт, даже не извинившись. Хмыкнул от того, что нашел там обычный чай, и отправился дальше осматривать свои владения. Оба матроса покачали головами и проводили уходящего вдаль старпома взглядом. Ну как можно уважать такого невоспитанного самоуверенного кретина?

Последовал шумный майонезный вздох. Этого не излечишь, читалось в его усталых от семимесячного рейса глазах.

Оба матроса не произнесли ни звука во время явления старпома народу. Они работали уже пятый год вместе, и говорить им не было необходимости – все уже давно было сказано. Майонез с брезгливостью вылил отпитый чифом чай за борт, поставил кружку на кнехт перед собой. Закурил сигарету, отправил спичку в полет. В это время раздался крик под бортом, внизу. Оба матроса встали с деревянных ящиков, на которых они отчаянно бдили вахту, и подошли к борту.

Внизу у трапа под жарким местным солнцем медленно обугливались, скучая, двое  темных военных. Пограничники, или полиция, кто их разберет. Форма пятнистая пустынная, на плечах – автоматы Калашникова АК-47. Потертые, видавшие виды автоматы.

Их всегдашняя скука была прервана появлением из-за контейнеров какого-то худосочного оборванца. Тот пятился спиной назад, и вышел прямо на наших пятнистых любимцев оружия имени Михаила Тимофеевича. Пятнистые сдернули автоматы с плеч и резко окликнули его.

Тот повернулся, на лице вполне понятный испуг. Одна его рука придерживала майку на животе, а вторую он поднял, следуя крикам наших далматинцев. Те стали орать сильнее, тыча в его сторону автоматами. Тогда пойманный поднял и вторую руку, отняв ее от живота.

Из-под майки наземь посыпались лопаты. Шесть штук, без черенков, конечно. Украл где-нибудь. Шесть новеньких, крашенных черной краской лопат.  

Крики и визги со стороны блюстителей закона вознеслись прямо к небу, достигнув своей вершины.

Их единогласным решением было наказать вора. У парламента даже не возникло другого мнения, посему лорды и пэры проголосовали громко и быстро. Оба блюстителя подошли вплотную к дрожащему оборванцу, и стали толкать его к стенке контейнера позади него. Оборванец молил, размазывая сопли и слюни по щекам.

Наши матросы не шевелились. Они смотрели на это все, как на происходящее в телевизоре, когда ты не можешь ничем повлиять на увиденное тобой. Только здесь все было  взаправду.  Глаза обоих вахтенных расширились от ужаса. Но – чужая страна, люди при власти и с оружием, что ты можешь сделать? Вмешаться?

Оборванец оказался на коленях с поднятыми руками. Он стал умолять поймавших отпустить его. Не нужно было знать местный диалект, все было и так понятно и видно – по жестам, мимике, интонации. Его опустившиеся руки загребали пыль, лежавшую на земле, слезы бежали ручьем.

Военные отошли на несколько шагов, повернулись к нему и направили стволы на этот плачущий комок грязной одежды, умолявший пожалеть его. Щелкнули предохранители, лязгнули затворы. Оба ствола смотрели на оборванца, который сидел на земле, чуть качаясь из стороны в сторону, и уже перестав скулить.  

У матросов встали дыбом не только волосы, но и сама кожа. Боже, неужели его расстреляют за эти сраные лопаты? Точно ли на дворе 1995 год?

Один из вояк, наклонившись, что-то сказал другому, тот в ответ пожал плечами. Первый что-то крикнул оборванцу, который тут же вскочил на ноги и с надеждой посмотрел на пятнистых. Вояки подошли к нему ближе. Первый показал рукой на лопаты, что-то говоря ему строгим тоном, затем в направлении, откуда раньше пришел оборванец. Вор радостно закивал, соглашаясь, и тут же стал подбирать рассыпанные лопаты.   

Когда недорастреленный протянул руку, чтобы поднять с земли последние две лопаты, второй военный наступил на них своим черным высоким ботинком. Оборванец отдернул руку, и, крепко прижимая к себе остальные четыре, кланяясь, попятился назад. Первый военный еще раз крикнул ему что-то. Тогда вор развернулся и быстро побежал, мгновенно исчезнув между контейнерами.

Бравые спасители нравственности и отечества неспешно взяли по лопате, заткнули их за поясные ремни, и отошли на свой пост возле судового трапа. Они были довольны  подвернувшейся возможностью, равно как и тем, что не упустившили ее. День для них не прошел впустую.

Только теперь матросы пришли в себя, и Майонез заметил нечто странное и непонятное у себя во рту. Сплюнув, он понял,  что прожевал половину своей горящей сигареты.