Полная версия пресс-конференции

Посмотрите, как это было:

Расшифровка:

Друзья, здравствуйте. Меня зовут Евгений Ройзман. Речь пойдет о Фонде "Город без наркотиков" и о тех проблемах, которые возникли в последнее время. 

Кто помнит - Фонд создавался в 1999 году в Екатеринбурге. По сути это было восстание против наркоторговцев, восстание народное, настоящее. На тот момент практически всю торговлю наркотиками в городе контролировала милиция, и весь Цыганский поселок контролировался милицией, поэтому с первого момента начались (проблемы?). Тем не менее, мы устояли, мы вывели на площадь порядка десяти тысяч человек, это до сих пор самый большой митинг в России, который был против наркоторговцев. Общими усилиями удалось закрыть огромный Цыганский поселок. Половина сидит, половина сбежала из города. Отдельные экземпляры есть, но мы их ищем, добиваем совместными усилиями. 

Первый реабилитационный центр был создан в конце 1999 года. Основную задачу мы видели не в этом, но в какой-то момент нам пришлось заниматься реабилитацией, потому что как только задушили Цыганский поселок, в городе не стало героина, и на тот момент - осень 99-го года - приток в клинику увеличился в четыре раза. И просто к нам по-доброму шли матери, отцы, рыдали, падали в ноги, говорили: "сделайте хоть что-нибудь, спасите, помогите". Мы были вынуждены открыть реабилитационные центры. Они существовали и существуют до сих пор, уже 13 лет. 

В 2004 году, в 2003, мы открыли женский реабилитационный центр на Шарташе. Мы купили дом за свои деньги. Потом уже летом, когда начался разгром, нам товарищи наши помогли построить больший дом. Летом 2003 года этот женский реабилитационный центр был разгромлен. Разгромлен он был следующим образом. Туда ворвались люди в масках и закричали: "Девчонки, свобода! Кто хочет - идите. " Ушло двадцать человек. Потом было от них 23 заявления. Их всех взяли в УБОП, держали там под лестницей. Было 23 заявления по незаконному задержанию. 23 заявления. Точно так же были уголовные дела, точно так же они возбуждались с пресс-конференциями, с заголовками в газетах, с такими сенсационными. Девчонок этих выводили на пресс-конференции. Такие уголовные дела продолжались четыре года. Было 23 заявления. Через четыре года, в 2007 году, меня вызвали, и я расписался за прекращение этих уголовных дел. Прекратили эти уголовные дела за отсутствием состава преступления. Заявлений было 23. Были всякие ужасы, рассказывали всякие страшные вещи, писали во всех верноподданных газетах. Дела эти закончились ничем. И очень интересный момент, следователь прокуратуры, которая прекращала эти дела, сказала мне следующее: "Девчонок было 40 человек. Часть сидит, часть умерла, сколько-то колется. Я сумела найти 8 человек, которые не колются. Они дали показания, вот мы прекращаем это дело". Она говорит: "ну я в теме, я все понимаю Восемь человек из сорока - это двадцать процентов. Ни одна клиника в мире не даст такого процента". 

Мне было приятно, что все закончилось, но я понимал, что нужно делать женский. Просто понимал сам. Здесь вот сидят специалисты, они знают. У нас года с 2008, - у нас этой проблемы не было, - года с 2008 пошел дезоморфин. Страшный наркотик, кустарно изготовленный из.. посмотрите, кому интересно, вот брошюра. Кустарно изготовленный из кодеино-содержащих препаратов, которые в свободном доступе были в аптеках. А так как нам доводилось много работать по притонам, то на каждом притоне всегда было несколько женщин. Дезоморфин - наркотик такой, его в просторечии называют "крокодилом" Он цепляется. Срок жизни дезоморфинового наркомана - год, где-то, может быть, полтора. На женщин он действует сразу, этот наркотик. Руки как помойные лохани и ноги как столбы. Мозги вышибает сразу же. Мало того, притон, там же дети ползают, там же шприцами играют. Соседям жить просто невозможно. Так как у нас добрые отношения всегда были с полицией, с теми, кто работает на местах, очень много работали по притонам. И каждый раз на каждом притоне - девчонка. Чтобы было понятно, дезоморфинового наркомана средний возраст - 27 лет. На каждом притоне девчонки. Часто били. И мы начали натыкаться на такие случаи, когда первым наркотиком является дезоморфин. Увидели 14-, 15-, 16-ти летних. Что-то надо делать, надо что-то предпринимать. Если с парнями реабилитационный центр налаженный, и постоянно можно договариваться, звонить, родители привозят, то по девчонкам не работает никто. По девчонкам нет ни одного специализированного реабилитационного центра.

И я понимал, что-то надо делать, потому что все знают, как работает полиция. Закрыли притон, если силы остались, увезли на освидетельствование. Там могут дать 15 суток. Отсиделся, полегче немножко будет. Но, как правило, забирают хозяина притона, остальных выкидывают на улицу. Они идут в следующий притон. Этим не занимается никто, чтобы ни у кого не было иллюзий. Иногда, когда работаешь, можно договориться с ПДНом, можно договориться с опекой, если там маленькие дети, как-то можно решить, но это каждый раз надо решать. В целом все девчонки снова оказываются на улице и снова идут по притонам.

Я понимал, что вот так оставлять - это прямое оставление в опасности. Я не хотел начинать женский. Ну просто не хотел, потому что я понимал, что риск есть, что могут написать заявление, что снова ставим себя под удар. Но каждый раз думал, что что-то надо решать, что-то надо делать. Ну матери идут, ну что-то надо делать.

И вдруг совершенно неожиданно позвонил мне Гарик Сукачев и говорит: "Женя, у меня есть тут гонорар, триста тысяч. Непредвиденный совершенно гонорар. Я знаю, что вы делаете, я вас поддерживаю, я хочу вам передать." И Гарик Сукачев передал нам триста тысяч, мы эти деньги придержали. Придержали мы эти деньги, а проблема стоит, потому что матери идут каждый день, у нас тридцать- сорок человек в день проходят. А следующий был Слава Брозовский, мэр Березовского, человек, который нам всегда помогал. Молодой серьезный парень. И он дал еще пятьсот тысяч. И я понял, что надо делать женский. Я подъехал к Валере Козицыну, он дал мне полтора миллиона. Мы начали искать дом, нашли дом в Сарапулке, я добавил полмиллиона своих денег, и мы этот дом взяли. Он был не готов, но тем не менее мы этот дом взяли. Я вздохнул и объявил, что все, начинаем женский реабилитационный центр. Там было очень много работ внутри, очень много работ по территории. Все, что там делалось, делалось своими руками. 

На момент разгрома там было пятьдесят человек. Доходило до 54, очередь была человек четыреста со всей страны в женский реабилитационный центр, потому что некуда с девчонками. Работать с девчонками тяжелее. Там был один момент по реабилитации, его могут отслеживать только практикующие наркологи и профессионалы. Когда идет поток, все колются одним и тем же наркотиком, допустим, героином, там выстраивается линия понятно как. А когда у каждой..., там половина была дезоморфина ..- Женя? 

- Слушайте, я считаю, что я говорю важные вещи, если вы готовы слушать, я договорю, потому что меня модератор останавливает. Потому что это сложный момент такой, когда появляются в одном реабилитационном центре разные виды наркотиков. Это разные стереотипы поведения вообще. Очень сложно выстраивать. Невозможно в реабилитационный центр кого-то завести со стороны. Человек, заведенный в реабилитационный центр со стороны, через неделю начинает бегать им за водкой. Для всех говорю, как человек, который знает, что говорит. Если вам наркоман рассказывает, что ему было плохо в реабилитационном центре, ужасно, невозможно, в переводе на русский язык с наркоманского, это означает, что "не давали колоться". Если наркоман рассказывает, что старшие были такие конченные подонки, все меня окружали ужасные люди, это значит, что все были ровно такие же как он сам, он ничего им не смог рассказать и заставить их бегать за водкой. 

Значит, летом... продержались мы чуть меньше года. Летом у нас умерла девчонка одна. Таня Казанцева. Умерла девчонка, умерла она от менингита. Начиналось это так. У нас же слушаются все телефоны в постоянном эфире. Они смотрят, что мы делаем, как, и принимают свои решения. Девчонка была из Тагила. Последний год кололась "крокодилом", начала уже торговать. Родители взвыли, у нее двое детей. Она дала согласие, приехала к нам. Совершенно нормальная девчонка. Пробыла два месяца у нас. Вдруг резкое повышение температуры. Звонки в Скорую, Скорая не едет. Старший - Игорь Шабалин, который сейчас сидит. Его задача - связываться сразу со Скорой, связываться с родителями. Он постоянно был на контакте с родителями, на контакте со Скорой. Температура 39, 4. "Уксусом оботрите." У нее агрессивность. Она начала бросаться. Искусала девчонку. Что-то происходит явное. Дальше, пошли за фельшерами. Пришли фельдшера. Посмотрели, говорят: "что-то делайте, надо срочно вызывать Скорую". Скорую вызвали. Просто обманули, сказали, что припадок эпилептический.

Я очень сильно грешил на Скорую, пока не понял, что происходит. Там две машины на территорию больше ста километров, и у них больше 80 вызовов в сутки. Они физически не могли. Забрали. Неделю пробыла Таня в коме и умерла. Но когда она была в коме, пошел шум, пошли статьи с дикими заголовками. Мне медсестры рассказывали: "Женя, мы такого не видели. Журналисты ломились в реанимацию. Только сфотографировать, только чтобы . это". В результате Таня умерла. Вскрытие показало, что она умерла от менингита. Гнойный менингит. Что произошло дальше. Когда готовился штурм реабилитационных центров, я пришел и сказал всем сам. Сначала мужские центры. Я сказал дословно следующее: "Парни, сейчас каждый из вас держит свою судьбу в своих руках. Каждый, кто хочет уйти, может уйти. Никаких претензий. Каждый, кто хочет остаться - оставайтесь, и я приму личное участие в судьбе каждого из вас." С мужского ушло 20, с женского - 30 человек из 50, причем у них там такая драматическая девчонка. "Ну вы куда, у нас же выпуск. Мы же репетировали. У нас же спектакль." Ну там такая была ситуация.

На Белоярке из ста ушло 24 человека. Всё, а потому уже был полный разгром, девчонки уже уходили. Их стали ловить на дороге, затаскивали в РУБОП, их развезли по разным райотделам и стали пытаться получить от них показания. Из 50 человек на первый момент было три, потом пять человек, сейчас, по-моему, шесть. Шесть человек - заявления по незаконному удержанию. И два сейчас есть с мужского. Вот фабула такая короткая. 

Но у Тани Казанцевой произошло следующее. Я хочу, чтобы вы все узнали это от меня. Провели эксгумацию. То есть, им не хватило времени семь дней в реанимации, им не хватило времени, когда она три дня в морге была. После похорон провели эксгумацию, которая возмутила вообще всех. Практически через два месяца откопали тело. Откопали тело. Следователь с заборами еще не выехал из Тагила, не привез еще, еще ничего не началось, пресс-служба ГУВД говорит: "найдены побои, результаты будут сенсационными". - Какие побои? Подождите, вы чего говорите?

Но тем не менее, все подхватили проплаченные СМИ, все карликовые издания подхватили, начался шум. Ко мне приехала мама Тани Казанцевой и сказала: "Женя, не слушайте их никого. Это моя дочь. Я осмотрела ее с ног до головы. На ней не было никаких побоев." А дальше произошло еще более интересное.

Врачи приехали в судмедэкспертизу из той больницы, где она была, и говорят: "Ну-ка, красавцы, расскажите, какие там побои?" - "Не было там побоев." - " А почему вы врете тогда?" - Руки выкручивают, заставляют говорить".

А дальше произошло следующее: собрался консилиум городской больницы, опросили восемнадцать человек врачей, опросили десять человек реаниматологов, фельдшеров, Скорую помощь, неврологов, и всех, кто вел Таню Казанцеву. Все сказали, что не было побоев. И патологоанатом сказал, побоев не было. А потом, через некоторое время, пришли результаты вскрытия. Вскрытие еще раз подтвердило, что смерть наступила от менингита, и там нет никаких побоев. Поэтому все, что вы слышите, это вранье. Следующий момент: по незаконному задержанию... 

Ну, позадавайте мне вопросы. Я Вам на них отвечу. О причинах я тоже скажу. Я могу долго говорить об этом, то есть, это была моя работа, моя задача. Фонд работает 13 лет, и мы спасли тысячи жизней. С женским у нас уже вторая такая ситуация. Посмотрим, что делать дальше. 

Модератор: Прошу прощения. Я не то чтобы пытался прервать, я подумал, исходя из темы, тут долго можно говорить, поэтому, Евгений, никаких обид. Давайте тогда будем задавать вопросы... 

Вопрос: Евгений Вадимович, для всех чтобы понятно было, чтобы не в одни ворота. Я - начальник отдела по борьбе с организованной преступностью города (...) Свердловской области. Вы тут так все красиво рассказываете, а нет ли...(Модератор: Можно, давайте не, давайте ...) негативных моментов в Вашей организации? Вы их можете назвать? 

Е. Ройзман. Объясняю всем. Фонд "Город без наркотиков" - предприятие народное. Когда у нас реабилитационные центры наполняются, я вам должен сказать, любой наркоман - это подонок из подонков. Половина - судимые. Это - не мои дети. Я их отбираю не по конкурсу. Моя задача - чтобы они бросили колоться и стали достойными членами общества. Это - моя задача и моя работа. Мне здесь государство не помогает. Я это делаю за свои собственные деньги, за свой страх и риск. И когда мне кто-то говорит, что наркоманы - подонки, я говорю, да, они подонки, но я пытаюсь что-то сделать и у меня получается. Расскажите, как это реально получается у вас, я пока не вижу. Это первый момент. В связи с этим возникают самые разные истории. Тем не менее, я пытаюсь что-то сделать и как-то справляюсь. Я этим занимаюсь ровно потому, что государство этим не занимается. 

Вопрос: Счета были заблокированы, это как-то сказалось на Фонде? 

Е. Ройзман. Смотрите, у нас счетах, у нас есть два счета Фондовских, в УБРиРе и в "Нейве". Там по пятьсот тысяч рублей. Они были заблокированы. У нас была сложная ситуация, пятница, суббота, воскресение. В понедельник их разблокировали. Когда они были заблокированы, они были заблокированы чисто по административному праву. По звонку. Очень невнятные объяснения прозвучали. Тем не менее, их разблокировали. Это на сегодняшний день все наши деньги. Этого миллиона нам хватит доработать, мы дотерпим до Нового года. Но я Вам должен сказать, что если будет очень тяжело с деньгами, я обращусь к людям, я скажу: "Люди, нам не хватает денег. Помогите." Нам всегда помогут, и , в общем-то, всегда помогали. Но пока у меня были свои деньги, я ни разу ни к кому не обратился. 

Вопрос: Евгений Вадимович, Денис Токарский, МК-Урал. У меня два очень коротких вопроса. Почему, когда Татьяне Казанцевой стало плохо, ей несколько дней вызывали скорую, нельзя было просто положить ее в автомобиль и увезти. Вот я так делал со своей девушкой. Почему вы неделю ждали? Это первый вопрос, и второй вопрос.. 

Модератор: Нет, нет, пока один. 

Е. Ройзман. То, что сейчас прозвучало, на стадии уже вранье. Сутки не ехала скорая, сутки не понимали, что делать. Сутки, всего сутки опоздала Скорая. . Он не додумался это сделать. Он старший. Он в прошлом реабилитант. Он такой же наркоман, как и все. Он реабилитант. Что сумел сделать, то сделал. Потом мы делали все возможное. Там есть центр медицины. Связывались со всеми, не просчитали момент. Мы не понимали, что делать. Но Игорь каждую минуту был на контакте с родителями, что-то там руководствовался. Просто растерялся. Занимался в тот момент не я. Если бы он дозвонился в тот момент до меня, я думаю, я как-то включился в тот момент по-другому. Сутки потеряли. 

Начальник отдела: Вы лукавите, вы лукавите. 

Модератор: Не, не надо сейчас. 

Ройзман. Потеряли сутки. 

Модератор: Хватит. 

Начальник отдела. Вы потеряли свое лицо. У вас есть договора 

Модератор. Если можно, стоп, все. Не надо. Прошу прощения. Это пресс-конференция. Вопросы журналистов. Любые контакты, любые комментарии - давайте после пресс-конференции. Вы просто первым еще проскочили, что задали вопрос. 

Начальник. Уточнение просто. 

Модератор. Нет, уточнения - потом. 

Е. Ройзман. Игорь - реабилитант. Он прошел реабилитацию, он бросил колоться и остался у нас, как абсолютное большинство тех, кто у нас есть. Абсолютное большинство. Ему была предоставлена работа. Для него это продолжение реабилитации. 

Вопрос. Информационное Агентство Regions (?). Евгений, скажите, пожалуйста, а Евгений Маленкин уже знает, что сейчас происходит касательно его судьбы, и возможно ли такая ситуация, что его по сути возьмут под стражу по прибытию на территорию Российской Федерации. 

Е. Ройзман. Объясняю всем про Маленкина, чтобы просто все услышали от меня. Представьте себе ситуацию, за вами пришли подонки и убийцы и не нашли вас дома. Они вышли и говорят: "ааа, его дома нету", и начинают на всю страну рассказывать, что он в розыске. Правильно, что Маленкина нету, потому что у них задача была закатать Маленкина, потому что они, когда допрашивали Игоря Шабалина, они его деморализовали, и через слово он полицейскими формулировками отдает: "Я действовал по указанию Маленкина, Мне приказывал Маленкин". У нас такого нет. Это в милиции есть такие отношения - приказов, а в Фонде таких отношений нет. Там каждый знает свое дело, делает свою работу. Они выстроили все под Маленкина, у них задача Маленкина уничтожить, и Маленкин, как разумный человек, сделал совершенно правильно. Ну а подонкам и убийцам, которые за ним пришли, не за что держаться. Я Вам скажу, что касается меня лично, вот я свободный человек, я не в розыске нигде, я могу уехать, Мне неохота это все, мне надоело, я устал. Но я не уеду, потому что я буду сопротивляться, решать и так далее, а то, что Маленкин так сделал - правильно, потому что сейчас бы в камере сидел вообще ни за что. Просто потому, что им так хочется. 

Вопрос. Евгений Вадимович. Аргументы и Факты. Урал. Полиция ведет статистику постоянную, сколько изъято наркотиков, а у вас, как я понимаю, никакой статистики нету. Вы говорите, что... 

Е. Ройзман. Алексей, Вы сейчас говорите неправду. И Вы знаете, что Вы говорите неправду. И мы статистику ведем параллельно с ними, и нашу базу данных берет МВД России, когда надо, и ФСКН с нами работает и ФСБ. И нормально все у нас со статистикой. мы и свою отслеживаем, и их. Не переживайте.

- Везде. Они публикуются эти данные везде, по каждому году отчеты. Пожалуйста, смотрите. И каждый раз я там пишу, с кем мы работали. И каждый раз я хвалю этих людей: сотрудников полиции, сотрудников ФСКН, сотрудников ФСБ - , с кем мы работали чтобы люди уважали тех, которые работают. 

Вопрос. Вечерние Ведомости. Возвращаясь к Маленкину хотелось бы уточнить. А правда, что он наркоман и проходил реабилитацию? 

Е.Ройзман. Это прямая ложь. Послушайте, люди добрые, это просто прямая ложь. Маленкин когда-то в молодости сильно пил, потом был у Дружинина, у Сан Саныча. Он участвует во всех трезвеннических движениях, он не пьет одиннадцать лет, он никогда не был наркоманом. А вы на меня смотрите и знаете, что тиражируете ложь. 

Вопрос. Информационное агентство Ян(?) Вы говорили, что... после того, как .. вы сказали, что кто хочет уходите. ушли, там, двадцать человек, мужчин и женщин. Потом Вы писали в блоге, что некоторые из них, большинство, что стали продолжать колоться. Как вы можете это прокомментировать, в чем эффективность Фонда, если люди через некоторое время опять начинают колоться? 

Е.Ройзман. О, миленькие мои, они ушли не по своей воле. А я вам больше скажу, вот эта Гриневская, на которой строится обвинение, которая писала на нас заявление, там суть такая, вот эта Гриневская убежала с еще одной девчонкой Ириной, вдвоем они убежали, а Игорь звонил родителям, родители Гриневской сказали ему: "Возвращайте как хотите, потому что она в чужом городе. Она начнет колоться" Игорь ездил и ее искал. . А вторая - Ирина - ее забрали из города, привезли в Москву. Она укололась, впала в кому, и вот она недавно умерла от передозировки. Или вот Гриневская, которую сейчас там охраняют, она была ненормальна, или вот она, дорвалась до наркотиков, но она уже третья умерла из того состава. Третья. За эти смерти никто ответственности не несет. 

Начальник: За то, что убежала - наказания.... 

Модератор: Стоп. Стоп Послушайте, вы же порядочный человек, имярек (?) зачем вы каждый раз пытаетесь вклиниться? Договорились же? Договорились. 

Вопрос: ТВ Дождь. Евгений, вы много привезли с собой журналистов с Урала. 

Ройзман. Я привез? Это не я привез. 

Вопрос. Продолжение. Иванов сказал недавно, что принимает и понимает работу Фонда и видит результат. Почему Вы не пошли к нему, например, и не обратились за помощью? Или, может, Вы уже связывались? Хотелось бы прояснить Ваши отношения, объясните, пожалуйста, Вы будете каким-то образом с Ивановым встречаться и просить защиту? 

Ройзман. Смотрите. Мы всегда работаем с Госнаркоконтролем. У меня очень добрые отношения с Черкесовым, у меня были личные добрые отношения с Федоровым. У меня есть наградные разные моменты, я не озвучивал, в Госнаркоконтроле. Мы совместно принимали участие в разработке антинаркотических законов. У меня добрые отношения с Ивановым. И когда у нас был Гапонов Сергей Викторович, мы работали бок о бок, у нас куча совместных операций. (..?..). Мы с Госнаркоконтролем - имеем от них обратную связь, мы сообщаем все факты торговли наркотиками по стране.

Они нам отвечают, то есть мы на связи. У меня нет претензий, мы работаем. Смотрите: надо понимать людей системы. Пока такая ситуация, я думаю, что встреч не будет никаких. или они будут закрытые, кулуарные. Вопрос так не стоит. Надо будет - меня могут пригласить, я могу приехать. Я работал с Госнаркоконтролем, я был единственный депутат Государственной Думы, который работал в Правительственной комиссии по борьбе с наркотиками. Мы работали бок о бок, у нас добрые отношения. 

Вопрос. Кадровая политика организации работы Фонда. Вы сейчас утверждаете, что господин Маленкин был когда-то наркоманом. Вы утверждаете, что... 

Ройзман. Вы лжете сейчас. Зачем вы это делаете? 

Вопрос (продолжение) Ясно, ясно. 

Ройзман. А зачем Вы... 

Вопрос. (продолжение) Игорь Шабалин бывший реабилитант. Василиса Ковалева... 

Ройзман. Вы опять лжете. 

Вопрос. (продолжение) Она сейчас сидит... 

Ройзман. Я к ней не имел никогда отношения никакого. Ну, просто сидит, закалачивает ложь, ну. 

Вопрос (продолжение). Она на видео говорила, что Фонд... 

Модератор: Если можно, вопрос, все-таки. Ближе к вопросу. 

Вопрос (продолжение) Да-да-да. 

Ройзман. Это же у вас наступление такое? 

Вопрос (продолжение) Нет. Дайте договорить. Она как-то утверждала, что Фонд как-то перестроил попытки наркографика в свою пользу.. 

Девушка из зала: Она же не была в Фонде. 

Модератор. Стоп. Стоп. Стоп. 

Вопрос (продолжение) Вопрос следующий Каким образом такие люди могут заниматься действительно реабилитацией, и с учетом того, что сказали ваши же коллеги, не похож ли ваш Фонд на тюрьму? 

Е. Ройзман. То, что Вы сказали, вы сказали несколько лживых посылов, которыеВвы пытаетесь тиражировать. Василиса Ковалева никогда в жизни не имела к Фонду ни малейшего отношения. Один раз ее привез нарколыга Иван Федорей в Фонд "Город без наркотиков". Мы просто не знали, что он колется. На самом деле,, этого Федорея завели через Администрацию Президента. Привел его к нам Роман Носиков. Он мне сам сказал: "ну не трогайте Ваню, Администрация Президента попросила". Один раз в жизни он приехал с Василисой Ковалевой, попросил меня с ней сфотографироваться. Такая девушка, с большой грудью, очень милая. Вот и все. Это единственный контакт с ней. Никогда в жизни она не имела отношения к Фонду. Дальше. Еще раз говорю, Маленкин - честный, добрый и порядочный, прямодушный парень. Его всегда любили все, потому что он трудяга и ничего не боится. Следующий момент. Я их не отбираю, наркозависимых, по конкурсу. Это не Нобелевские лауреаты. Там некоторых родители вообще в багажнике привозили. Я их не отбираю. Это наркозависимые. А за себя я могу отвечать. То сеть, бывают самые разные люди. Бывают самые разные люди. Тем не менее, не я несу за них ответственность. Я не боюсь с ними работать и делаю все возможное, чтобы они стали честными и порядочными членами общества. 

Послушайте, друзья, Фонд "Город без наркотиков" всегда открыт. Там бывают все крупнейшие русские журналисты. Там одним из последних приезжал Андрей Бильжо. Практикующий нарколог, кандидат наук, который просто прошел, поговорил со всеми, провел несколько часов в Фонде. Он на Эхе Москвы выступил по этому поводу. Там очень много бывало специалистов, а чтобы вы понимали - впервые главный нарколог Свердловской области приехал туда через десять лет. Через десять лет после открытия Фонда. 

Вопрос. Скажите, пожалуйста, за тринадцать лет наверняка через ваш Фонд наверняка прошли тысячи людей. Скажите, у вас есть у самого понимание, сколько среди этих тысяч людей, я понимаю, что невозможно отследить судьбу каждого, всерьез и надолго порвали с наркотиками. Ну хотя бы не все, хотя бы надолго. Нет ли у Вас ощущения, что вы наперстком пытаетесь вычерпать море. Нет ли ощущения, что надо что-то делать дальше, что вот этот ваш Фонд как бы законсервирован, и не может долго работать на одной и той же методике. Дальше-то что? 

Е. Ройзман. Хороший вопрос. Я постараюсь на него очень ясно ответить. Я не спасаю мир. Я не занимаюсь спасением мира. Мне некогда, Времени нет. Я работаю здесь и сейчас. Моя задача - каждый человек. Именно каждый человек. Когда к нам приходят... когда мне задают такие вопросы, то у нас на оперативке собираются человек по тридцать. Старшие, оперативники наши. Человек по тридцать. Часть из этих людей не колется уже по десять- по двенадцать лет. Да, их надо отслеживать, с ними надо работать. Но я Вам могу показать на оперативке сразу тридцать человек, которые не колются, некоторые по десять - по двенадцать лет. Если я потрачу несколько дней на звонки, мы можем собрать человек пятьсот, которые бросили у нас колоться, они подъедут. Ну пусть кто-нибудь в России покажет больше. Пусть кто-нибудь больше покажет. У нас на наших праздниках, на выпусках наших больших, был случай - собиралось до полутора тысяч человек. Это медицинский факт, на это можно было посмотреть своими глазами. Но реабилитационные центры открыты. Они были всегда с 99-го года открыты для журналистов. Мы специально их открывали для блоггеров - приезжайте, смотрите, разговаривайте. Что касается методик. Методик существует сто миллионов тысяч штук. У Назаралиева одна методика, у Маршака другая, У Берестова третья методика. Я встречал людей. которые бросили колоться и на Крутицком подворье у отца Анатолия Берестова. Встречал, которые у Маршака, встречал, которые у Назаралиева.

Мы работаем по системе Макаренко. Проще еще никто ничего не придумал и надежнее. Что можем, то делаем. Кто-то придумает - пойдет дальше. Ну, пожалуйста, пробуйте. Здесь - знаете - здесь не отрегулировать никак. Здесь родители всегда знают точно, где им помогут, и родители везут туда, где им помогут. Здесь бесполезно давать рекламу, кого-то обманывать: поедут туда, где помогают. Здесь все разбираются. И, конечно же, в первую очередь, чтобы как-то справиться с проблемой на государственном уровне, необходимо принимать Закон о принудительном лечении. Я был свидетелем того, как председатель правительства поручил заинтересованным ведомствам в 2005 году срочно разработать, безотлагательно разработать закон о принудительном лечении. Чтобы всем было понятно, закон о принудительном лечении существует во всех цивилизованных странах. Но цифра озвучивается разная. Один начальник наркоконтроля шесть миллионов озвучивал, восемь озвучивали, два с половиной - никто не знает точной цифры. Но чтобы эту армию хоть как-то спасти и дать им шанс, надо принимать закон о принудительном лечении. Еще один аспект, очень серьезный. Когда я говорю, что у нас сейчас минус 220 человек в реабилитационных центрах, перед разгромом было 275. Сейчас минус 220 у нас получилось. Снова набираем силу.

Постарайтесь понять одну вещь. Здесь в зале сидят профессионалы, которые меня поддержат в этом. Практически все карманные кражи - это наркоманы. Барсеточники все наркоманы. Все кражи автомобилей - наркоманские. Все кражи сотовых телефонов - наркоманские. Те кражи, которые терроризируют страну - кражи цветных металлов и черных - они все наркоманские. Все опера знают - как только задушили наркоточку в районе и и накрыли несколько притонов, вышибли наркоторговцев из района, оттуда кражи уходят. Вот это решение с принудительным лечением, Вы не представляете, как оно может оздоровить обстановку криминальную. Все рывки на улицах: зимой - шапки, шарфы (сезонные), а летом цепочки, сережки - они все наркоманские. 

Вопрос (продолжение) Вот Вы говорите здравые вещи, понятные любому человеку. Но кто ж тогда тормозит этот закон? Почему он не проходит? 

Е. Ройзман. На мой взгляд - отсутствие политической воли. Такие законы, знаковые, должно выносить либо Правительство. либо Президент. То есть это очень серьезные законы. С ними надо работать. Я в свое время два года потратил на разработку закона о принудительном лечении, наработки отдал. Там надо собирать в законодательство. Это очень сложный процесс. Там придется менять ряд вещей. Я думаю, что даже вносить какие-то поправки в Конституцию. Там несколько вариантов решения. Но дело серьезное. Понятно, что по решению суда только. Это очень сложный закон, но это надо на другом уровне вносить. Даже отдельному депутату не внести. 

Вопрос. РБК daily. Расскажите о Вашей цели визита в Государственную Думу. 

Е. Ройзман. Да, я, знаете, если честно, я зашел, со всеми повидался. И всё. Мне пожали руку, сказали: " Женя, молодец, Женя, держись." Ну, держусь, а куда деваться. Я видел несколько человек таких знаковых, переговорил.

Кстати, по Фонду "Город без наркотиков", может быть , вы не знаете, в 2004 году в Государственной Думе были очень серьезные парламентские слушания. Больше не было после этого. Были серьезные парламентские слушания по борьбе с наркотиками, по проблеме наркомании в России. И Владимир Абдуалиевич Васильев, бывший первый замминистра, заместитель секретаря, руководитель комитета по безопасности, настоял, чтобы в графе "рекомендации" была следующая фраза: Всем главам субъектов Федерации рекомендуется перенимать опыт Фонда "Город без наркотиков". Это есть документ такой. Я сам лично контактировал со всеми, рассылал документы, после этой рекомендации. На самом деле все воспринимали без политической подоплеки. 

Начальник отдела: То есть, совершенствуетесь?. 

Модератор: То есть может уже хватит, или я Вас попрошу покинуть этот зал. 

Вопрос. Российская газета. Вот Вы сейчас сказали несколько негативных слов в отношении полиции и говорите, что работаете с Госнаркоконтролем. Но перед этим, недели за две очень резко и негативно высказались по поводу создания государственного центра антинаркотического. 

Е. Ройзман. Как я? Ну-ка. ну-ка, ну-ка, давайте-ка, процитируйте. Я сказал, что я не знаю, чем он занимается. Так я правда не знаю, чем он занимается. 

Вопрос (продолжение) А он еще не создан, Вы просто против идеи высказались. 

Е. Ройзман. И тоже не знаю, и тоже не знаю. А я скажу, как Вы... Давайте тогда, Вы четко задайте вопрос. Почему я против чего, скажите мне. 

Вопрос (продолжение) Нет, я у Вас хочу спросить. 

Е. Ройзман. Вопрос поставьте. Вопрос поставьте. Четко. Вот все слушают. Четко поставьте вопрос. 

Вопрос (продолжение) Можно я задам Вам вопрос? 

Е. Ройзман. Да, конечно. 

Вопрос (продолжение) Две недели назад, примерно, когда высказалась впервые идея по созданию государственного реабилитационного центра, Вы, по-моему, на Ура.ру, высказались резко негативно по поводу идеи создания этого центра. 

Е. Ройзман. Вы передергиваете. Я сейчас скажу, о чем идет речь. Послушайте. В России на сегодняшний день существуют четыре государственных реабилитационных центра. Я не знаю, где они, я не знаю, на самом деле, чем они занимаются. Любой практикующий нарколог Вам скажет два основных момента, два пункта важнейших:

1. это должно быть закрытое помещение.

2. это должна быть зона, свободная от наркотиков гарантированно.

Как это происходит сейчас. Сейчас наркоманы содержатся в психологических клиниках, в отдельных палатах для наркоманов. Они туда поступают и пишут согласие. После чего им за деньги начинают чистить кровь. Прокапывают. После того, как их прокапали, у них снижается доза, и сколько- то восстанавливаются функции. И тогда они аннулируют это соглашение, уходят, начинают колоться дальше, за меньшие деньги, с меньшими дозами, с меньшей угрозой при этом для здоровья.

Сейчас эта ситуация выглядит следующим образом. Ни один реабилитационный центр государственный никогда не сможет полноценно работать до принятия закона о принудительном лечении. Это мы работаем с каждым человеком, с родителями, разговариваем, уговариваем, ищем какие-то варианты. В государственных реабилитационных центрах ни один главврач не скажет ни одному врачу: "не выпускай, удерживай, разговаривай". Зачем им это надо. Кто из них будет подставляться, пока они не колются? Это физически невозможно. Но когда пытаются нашу работу, которую мы делаем ежедневно, подменить разными мыльными пузырями, декларировать намерения, создают за четыреста километров от Екатеринбурга за пятьдесят миллионов реабилитационный центр в центре маленького города, где лечат арома-терапией ну и прочими такими чудесами, любой практикующий нарколог скажет: " ну это неправда, это не по -настоящему". Зачем? Вот мы работаем, мы видим, когда люди высасывают что-то из пальца, показывают красивую картинку в телевизоре. У меня остается право называть вещи своими именами, тем более, что я понимаю, о чем идет речь. Я понятно вам объяснил? 

- Спасибо. 

Вопрос: Вы принимаете на реабилитацию людей по звонку. Это правда? 

Е.Ройзман: Мы физически это не можем сделать. Миленькие мои, послушайте меня все. Никогда не пользуйтесь непроверенными источниками информации. Когда приезжают к нам, звонят родители. Мы говорим: "приезжайте". Начинаем разговаривать Приезжают со своим красавцем или красавицей. Оба родителя и будущий реабилитант пишут заявление, что "я добровольно хочу пройти реабилитцию". После чего их снимают на видео. Есть видео-документ. Сейчас мы это делаем через день еще. У нас хранятся документы от родителей, у нас хранятся документы от реабилитантов, и у нас хранится видео. Это обязательный момент. Мы по-другому не делаем. Мы не рискуем по-другому. Нам нельзя по-другому рисковать. У нас нет наручников. У нас нет наручников с 2008 года. Когда было (дело?) Егора Бычкова, мы отменили наручников. У нас на карантине нет наручников. Мы применяли долго наручники, потому что мы попадали в разные ситуации. Когда 50 человек на карантине, у нас было и заложников брали, ну, всякое бывало. Сейчас мы обходимся без наручников, у нас видео-наблюдение сквозное. 

Начальник: Есть видео.. 

Модератор: Не надо комментировать. Ну сколько можно, ну, Господи! 

Е.Ройзман. Вон, у вас есть ручные журналисты. Вы им сейчас что-нибудь напоете, они что-нибудь напишут. 

Журналист (от ведомостей) . Ведите себя нормально. 

Модератор: Хватит уже, хватит комментировать. 

Е.Ройзман. Вы уже нарассказывали. Слушайте, сидит человек, который берет комментарий "Фонд "Город без наркотиков" обложил данью аптеки", "Фонд "Город без наркотиков" по миллиону берет с родителей", "В Фонде "Город без наркотиков" нашли потайную комнату" . (Это кладовка). Поэтому,.. я даже не хочу разговаривать. 

Послушайте, Вы задали вопрос, я Вам на него ответил. Я Вам на него детально ответил. По продажным журналистам...

Журналист от Ведомостей. Господин Ройзман, у Вас жаргон такой серьёзный, Вы срок не отбывали случайно? У Вас жаргон очень такой серьезный. Вы срок не отбывали? 

Модератор: Если можно... 

Е.Ройзман: Кто-кто-кто? 

Журналист: Вечерние Ведомости. 

Е.Ройзман. Хорошо, Вы хотите повыступать, давайте я Вам уступлю место, и Вы все расскажете. 

Модератор: Коллеги. 

Начальник отдела: Он лжет. 

Модератор: Коллеги и не коллеги. Еще раз попрошу, особенно Вас (начальнику), не надо комментировать, ну не надо комментировать...иначе мы будем вынуждены прервать пресс-конференцию 

Вопрос: Айрис-пресс...(?). Кто же эти подонки, которые давят на ваш центр, хотят закрыть Фонд. 

Е.Ройзман. В данном случае несколько интересов свелось. Первое, это ГУВД по Свердловской области. Туда пришло много москвичей, которые пришли со своими порядками в екатеринбург. Я был один из немногих, кто сказал об этом вслух. Личный интерес у губернатора Свердловской области. Мало того, у него свои задачи, задача перехватить флаг по борьбе с наркотиками. Боятся будущих выборов. Здесь очень много интересов свелось. мы работаем 13 лет, я думаю, мы как-то устоим, потому что мы видели еще и не такое. Друзья, еще Вам должен одну простую вещь сказать: когда Фонд громили в прошлый раз, нас пытались посадить, нас пытались уничтожить, и я, находясь в Кировском отделении милиции, куда собралось народу 700 человек, принял решение идти в Государственную Думу. Принял решение. Выиграл эти выборы и прошел .Сейчас такая ситуация, что снова загоняют, снова уничтожают - просто нет выборов в Государственную Думу. 

Вопрос. Вы занимаетесь добрым делом. Все хорошо, все замечательно. Вы были на государственных постах, в прошлом году в политике. Но по сути занимаетесь тем, что сказали - наперстком вычерпываете воду. Циничный вопрос: Если Фонд закроется, чем вы будете заниматься дальше? Не что делать, а чем заниматься дальше. 

Е. Ройзман. Фонд можно закрыть одним способом. Вот если меня не будет, может, не будет фонда. Правильно на обыске этим мерзавцам сказали, Вы можете выкопать котлован на месте Екатеринбурга, залить его бетоном, сверху сделать озеро, но Фонд был и будет. Когда говорят ,что наперстком вычерпываете, послушайте, но мы сумели закатать крупнейших наркоторговцев, закрыть крупнейший Цыганский поселок. Вы подождите, подождите. 

Модератор: Дайте договорить. 

Е. Ройзман. Смотрите: мы каждый день ведем очень мощную антинаркотическую пропаганду. То есть, у нас получается , слава Богу, у нас не модно колоться в городе. У нас общими усилиями создан такой имидж наркомана и наркоторговца, что мало не покажется. Но, поверьте, я взрослый человек, я ученый, исследователь, историк. У меня достаточно увлечений, идей. Я найду, чем заниматься. Если бы я увидел, что государство включается всерьез, я бы уступил эту поляну. Но идут-то ко мне, каждый день. Надо работать. Пока идут, я буду работать. Ну, мы устоим, чего. 

Вопрос. РБК ТВ. Евгений, скажите, вот Вы были депутатом Государственной Думы. У Вас какие-то планы активной политической карьеры есть, или Вы пока не планируете возвращаться? 

Е. Ройзман. Я не планировал. У меня в прошлом году такая ситуация была, вышел конфликт, в серьёзный личный конфликт вошел с ГУ МВД по Свердловской области. Появился Прохоров, который предложил встретится. сказал, вот "Правое Дело", вот такая ситуация. У меня до этого было много предложений. Я с ними не соглашался, мне не хотелось. Прохоров - внятный, нормальный. Я дал добро. Все видели, побоялись, просто побоялись. У меня особых нет, как сказать, нет особых претензий. Нет особых в этом плане амбиций. Будет создаваться мощная хорошая партия - я приму участие. Слава Богу, сейчас получается. Но Фонд - это Фонд, а партия - это партия. Это две разные вещи. Я свободный человек, я волен поддерживать всех добрых людей, которых считаю нужным. Но, чтобы было понятно, вот эта история - она не партийная. Потому что сейчас пошли, начался сбор подписей по всей стране, собирают как Гражданская Платформа, так же коммунисты офисами помогли. Где-то ЛДПР помогает. Яблочники помогают. Это народный фонд. Это народный проект. Если люди не дадут закрыть, то никто никогда не закроет. 

Вопрос. Евгений, скажите, пожалуйста, что нужно сделать людям, которые хотят открыть филиал Вашего Фонда в своем городе? Первоначальные затраты и порядок. 

Е. Ройзман. Смотрите, попыток сделать это в России было очень много. Зачастую они заканчивались ничем. Как только люди пытаются заняться реабилитацией, их сажают и громят. Это самое слабое место любой антинаркотической деятельности. Это то, за что всегда могут зацепиться, и всегда будут знать, что это самое слабое звено. Проект "Страна без наркотиков" идет. 8-953-0000-953. Сотни и сотни звонков постоянно, люди реагируют. Начиная какую-то антинаркотическую работу, надо что-то из себя представлять в своем городе. ТЫ чего-то должен в жизни добиться. Если ты говоришь "я объявляю войну наркотикам", чтобы люди поняли, что этот человек говорит правду. Все всерьез, все по-настоящему. Вы приезжайте, подскажем, что-то поможем. Самый успешный Фонд был Саши Шумилова в Ангарске. Работает на всю Иркутскую область. 

Вопрос: Софья Шайдуллина. Слон. Ру. Агентство Ура.Ру прессуют за то, что они оказывают Вам поддержку или нет, как Вы считаете? 

Е. Ройзман. Во всяком случае, шеф- редактору декларируют, что по ним въедут катком именно потому, что они оказывают нам поддержку, но на самом деле причина того, что сейчас громят Ура. Ру - это их информационная политика и независимость.

(Расшифровка - Anna Tchibissova и Karolinka Bagirova)

*********

Сбор подписей продолжается. Около 220 точек сбора, есть даже за границей. Только в Екатеринбурге собрали порядка 20 тысяч подписей.