НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ КОНСТИТУЦИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Лукьянова Е.А., профессор МГУ им. М.В. Ломоносова, доктор юридических наук.

В истории нашей страны мы впервые столкнулись с Конституцией, которая вызывала бы столько нареканий, сколько их вызывает действующая Конституция Российской Федерации. Даже явные апологеты общественного строя, легитимизированного ею, считают, что оценка данного закона как "по-настоящему хорошего" явно преувеличена и его в любом случае придется обновлять, а затем и менять. Хотя еще весной 1994 г. В.Б. Исаков назвал этот Закон "Конституцией, по которой невозможно жить".

В декабре 1998 г. на международной конференции, посвященной 5-летию принятия Конституции, академик О.Е. Кутафин оценил прошедший период действия Основного Закона страны следующим образом: "У меня иногда складывается мнение, что Конституция была принята только для того, чтобы создать видимость наличия в стране новой Конституции. Получается следующее: Конституция действует, но регионы приводят свое законодательство в соответствие с ней как бы под дулом пистолета... Федеральные власти, т.е. власти, которые больше других заинтересованы в реализации Конституции, тоже не очень последовательно ее исполняют и даже не всегда понимают содержащиеся в ней нормы и положения". Его коллеги были настроены не менее критично. Самые удачные с теоретической точки зрения положения Конституции были оценены в свете их практического применения как самые уязвимые (Е.А. Лукашева). Модель власти на всех трех уровнях - Федерация, субъекты и местное самоуправление - оказалась ущербной (С.А. Авакьян). Конституция была признана противоречивой и не пользующейся авторитетом в обществе (Р.Г. Абдулатипов), пробельной (Н.В. Щербакова), дефектной с точки зрения гарантий и процедуры реализации норм (Т.Д. Зражевская), нуждающейся в постоянном уяснении и толковании (Т.Я. Хабриева).
В 2004 г. вышло в свет издание под названием "Красная книга. Конституция Российской Федерации", в котором недействующие нормы Основного Закона, а также нормы, смысл и содержание которых были существенно изменены в ходе их практического применения, выделены жирным курсивом. Тогда это выделение охватывало около трети от всего конституционного текста. Сейчас оно составляет более половины. Кроме этого на данный момент действуют 12 толкований Конституции, значительно трансформирующих толкуемые нормы, а в официальный научный лексикон введен термин "живая Конституция".
Все это свидетельствует о наличии целого комплекса проблем современной российской Конституции. И, как всякий комплекс, они требуют комплексного подхода и исследования.
Проблема фиктивности Конституции. Анализируя значение политики в науке конституционного права, Н.А. Богданова сделала вывод о том, что "в политически нестабильном обществе закрепленный в основном законе компромисс общественных интересов неустойчив. Изменение в расстановке политических сил приводит к фиктивности конституционных положений, а значит, к серьезным сложностям в характеристике конституции наукой, поскольку основной предмет изучения и источник последней превратятся в формальный правовой документ, не отражающий действительности". Именно так и произошло в России.
Действующая Конституция Российской Федерации с точки зрения сущности власти и формы государства, а также по многим другим параметрам является фиктивной, то есть ее положения не соответствуют действительности. Причем изначально существовавший разрыв между конституционными установлениями и реальностью за время, прошедшее с 1993 г., значительно увеличился.
Почему же сложилась такая ситуация? Причин здесь несколько. Но первая и главная из них, по существу породившая все остальные, заключалась в некорректной постановке перед разработчиками задачи по основному вопросу Конституции - о принадлежности власти. Эта задача была сформулирована таким образом, что Конституция a priori не могла быть реальной. Она изначально политически задумывалась как фиктивная правовая оболочка совершенно иной сущности государства, нежели та, о которой в Конституции было заявлено.
Так, радикальный слом государственного строя происходил под лозунгом "восстановления парламентаризма", хотя именно полномочия парламента были преднамеренно урезаны и обставлены частоколом конституционных оговорок. При провозглашении народовластия реальная возможность населения каким-либо образом влиять на дела государства фактически была сведена к голосованию на выборах при упразднении всех остальных инструментов непосредственной демократии. Сами же выборы за прошедшее время и законодательно, и на практике трансформировались таким образом, что реализация этого важнейшего политического права граждан превратилась в фикцию. Таким образом, положения ст. 3 Конституции о принадлежности власти в России всему народу являются фиктивными, причем фиктивность эта обеспечивается самой же Конституцией.
Задача Конституции состояла в легитимизации захвата власти и в обеспечении условий для реализации захватившими власть своих экономических интересов. Думается, сегодня мы с уверенностью можем констатировать, что в результате принятия и вступления в действие Конституции Российской Федерации 1993 г. "был создан совершенно непрозрачный режим, позволяющий узкой группе лиц при помощи имеющейся власти распределять собственность методами протекционизма и нечестной конкуренции, а при помощи обретенной таким путем собственности получать еще большую власть".
Безусловно, фиктивным является провозглашенный Конституцией принцип разделения властей. Это напрямую следует из положений Конституции о разграничении полномочий между государственными органами, поскольку разделение властей не затрагивает одного его самого мощного носителя - Президента. Он, как некое божество, витает над всеми ветвями власти и не относится ни к одной из них. В то же время он наделен огромными полномочиями и в законодательном процессе, и в сфере исполнительной власти. Помимо этого Президент единолично назначает 16 тысяч российских судей и таким образом влияет на судебную власть.
К сожалению, отечественная юридическая наука не избежала номенклатурной апологетики феноменального статуса российского Президента. Например, А.А. Котенков полагает, что Конституция содержит важнейший принцип, характеризующий иерархию отношений "президент - парламент" в условиях современных конституционно-правовых реалий. Этот принцип (по Котенкову) состоит в том, что "согласно воспринятой Россией цивилизованной мировой практики глава государства не участвует в разделе власти "изнутри", возглавляя одну из ее составляющих, а является своего рода гарантом стабильности для всех ветвей власти". Данное суждение не опирается ни на мировую, ни на отечественную конституционную практику. На самом деле не может быть таких глав государства - президентов, которые не участвовали бы в разделе власти "изнутри". Даже в государствах с парламентарной формой правления президент - глава государства - осуществляет некоторые функции исполнительной либо законодательной власти.
Еще более далек образ главы Российского государства - координатора и верховного политического арбитра - от роли президентов республик с президентской или смешанной (полупрезидентской) формами правления. Анализ полномочий таких глав государств показывает, что они не только участвуют в системе разделения властей, но и имеют существенные (порой исключительные) полномочия в области исполнительной и частично законодательной власти <10>, но при этом у них отсутствует право досрочного роспуска парламента.
По сути, государственная власть в России имеет явно выраженную авторитарную направленность. Глава Российского государства по сравнению с лидерами стран с традиционно демократическими режимами имеет совершенно иное политико-правовое лицо. Это облик типичного вождя (по французской терминологии - "монархического президента"), дарующего права и свободы гражданам и гарантирующего сохранение немногих оставшихся в условиях российской действительности атрибутов республиканской формы правления.
С введением в официальный общественный оборот термина "преемник", которого действующий Президент должен представить избирателям перед новыми выборами, фиктивность российской Конституции стала фактически официально признанной. Потому что, если этот термин из "живой Конституции" перенести в текст Основного Закона, все встанет на свои места. Только нам придется признать, что формой правления в нашей стране является выборная дуалистическая монархия с институтом престолопреемства...
Конституция фиктивна и по многим другим параметрам. Она, например, в принципе не способна обеспечить достаточно прочную и стройную федеративную конструкцию государства. "Пробелы и противоречия, заложенные в конституционных положениях, регулирующих федеративное устройство, наводят на мысль о том, что Конституция создавалась в основном не для построения нового государства, а для того, чтобы как можно скорее разрушить основы старого". В итоге за пятнадцать лет в рамках одних и тех же конституционных установлений Российское государство прошло путь от асимметричной федерации конфедеративного типа до асимметричной федерации с явным тяготением к унитаризму, не найдя в этом процессе золотой середины и не обретя стабильности.
Чрезвычайно ярким примером фиктивности Конституции является практика реализации закрепленных в ней основных прав и свобод граждан в совокупности с системой их гарантий, широко освещенная в юридической литературе.
Проблема "нерушимости" Конституции. С проблемой фиктивности Конституции напрямую связана еще одна проблема - проблема ее нерушимости. Ведь, несмотря на единодушное мнение большинства ученых и политиков о необходимости реформирования Конституции Российской Федерации 1993 г., осуществить его на деле практически невозможно, поскольку эта Конституция является одной из самых жестких в мире по процедуре внесения в нее изменений и дополнений. Что же касается принятия новой Конституции, то сделать это в условиях существующего правового регулирования вообще нельзя.
Усложненный порядок пересмотра Конституции считается залогом ее стабильности и одним из способов охраны, но все же не абсолютной нерушимости. Тем более нелогична абсолютная нерушимость правовых основ для государств, находящихся в процессе реформирования, в которых вновь складывающиеся общественные отношения нестабильны и чрезвычайно подвижны.
Поэтому применительно к Конституции Российской Федерации 1993 г. проблема ее абсолютной нерушимости выглядит весьма специфично. Складывается впечатление, что это вовсе не правовая проблема, а всего лишь политическая уловка в целях искусственного сохранения не свойственной для России государственности и максимально долгого удержания конституционного строя, который был насильственным образом навязан стране.
В этом плане следует согласиться с позицией А.А. Белкина, который считает, что "сверхужесточенная процедура пересмотра Конституции создает для ее консервации возможности не меньше, чем прямой запрет пересмотра. Даже при выделении категорий "пересмотр" и "внесение поправок", больше похожих на политико-правовое кокетство. Это ничего не имеет общего с принципом нерушимости Конституции". Потому что нерушимость реальной Конституции и искусственное сохранение статуса Конституции фиктивной - совершенно разные задачи.
Конституция не должна, как это происходит в нашей стране, тормозить общественное развитие. Абсолютно прав был третий Президент США Томас Джефферсон - автор проекта Декларации о независимости Соединенных Штатов Америки, человек, чья подпись стоит первой под самой стабильной из всех известных в мире конституций. Он писал: "Есть люди, которые смотрят на конституции со священным благоговением и считают их подобием ковчега священного завета - слишком большой святыней, чтобы к ним можно было прикасаться. Они приписывают людям предшествующих времен мудрость, превышающую человеческую, и полагают, что все ими созданное уже не может быть как-либо исправлено или дополнено... Я, разумеется, отнюдь не сторонник частых и неоправданных опытом изменений в законах и конституциях. Я полагаю, что лучше терпеть сравнительно малые их несовершенства. Но я также знаю, что законы и человеческие институты должны идти рука об руку с прогрессом человеческого разума... По мере того, как совершаются новые открытия, как открываются новые институты, а обычаи и мнения меняются с изменением обстоятельств, должны развиваться также и институты государства и общества, они также должны идти в ногу со временем".
У нас же демократическая ширма "народного" Основного Закона, в котором провозглашены замечательные, но неисполняемые принципы, используется властью как один из важнейших элементов самообороны. За ней она чувствует себя чуть-чуть уверенней. Поэтому тупиковость проблемы нерушимости российской Конституции несколько преувеличена. Для ее решения не требуется ни специальных юридических изысканий, ни дополнительного правового регулирования. Нужна лишь соответствующая политическая воля, которая сметет ущербный юридический документ под названием "Конституция" с той же скоростью, с какой другая политическая воля вызвала его к жизни.
Безусловное подтверждение верности этого вывода было получено совсем недавно, когда буквально через три дня после публичного размышления В.В. Путина перед журналистами стран "восьмерки" о возможной целесообразности увеличения срока президентских полномочий было объявлено о создании комиссии по подготовке изменений в Конституцию <17>. Всего три дня потребовалось на то, чтобы аннулировать все гордые и красивые слова о нерушимости, стабильности и священной роли Конституции, произносившиеся в течение пятнадцати лет. Сколько же теперь надо было бы аннулировать результатов научных исследований, которые рьяно эксплуатировали эту тему, доказывая, что ящик Пандоры под названием Конституция "не открывается"? Ведь их вклад в науку оказался равным нулю!
Проблема "неподобающего" общественного статуса Конституции. Россия - не та страна, где любая даже сверхдемократическая Конституция может сделаться эффективным документом с реальным регулятивным статусом. К сожалению, в современной отечественной конституционной доктрине утвердился либеральный позитивизм, исходящий из того, что с помощью Конституции якобы можно произвольно устанавливать и менять государственный строй и природу российской государственности. Конституционализм в российской правовой системе - в большей мере, чем в странах романо-германской правовой традиции, есть феномен социального смысла, общего соборного объединения страны, нежели "простое" конституционное законодательствование высших органов власти, использующих для придания не всегда обоснованного авторитета своим творениям институт всенародного голосования.
Поэтому не случайно, что действующая Конституция Российской Федерации, созданная именно как "утилитарно" юридический документ, использованный в совершенно иных политических целях, не приобрела подобающего статуса в общественном сознании.

Однако это лишь одна из причин весьма своеобразного и неоднозначного отношения к ней.
Безусловно, фактором негативного восприятия Конституции является попытка ее внешней "деидеологизации". Понимая, что "деидеологизированная", чисто юридическая Конституция - пусть и несбыточная (потому что так никогда не бывает), но все же мечта любого юриста, нельзя не отдавать себе отчет в том, что эта мечта гораздо дальше от реальности своего воплощения в такой стране, как Россия. Деидеологизированная Конституция вряд ли нужна стране с устойчивыми и уникальными традициями государственности, со сложившейся многовековой культурно-исторической основой и огромным значением державности как фундамента национальной идеи и движущей силы развития. В такой стране Конституция просто не может не быть идеологическим в мировоззренческом смысле документом. В противном случае она утратит свое основное предназначение и не будет эффективной. Другой вопрос - должна ли быть эта идея идеологией одной отдельно взятой партии или группы лидеров. Хотя это тоже вопрос спорный. Ведь идеология нового общественного строя аккуратно и малозаметно, но очень четко и органично встроена в контекст Основного Закона. Все зависит от того, насколько эта идеология близка традициям отечественной государственности.
Формула действующей Конституции Российской Федерации о недопустимости установления какой-либо идеологии в качестве государственной или общеобязательной (ч. 2 ст. 13) не только вступает в противоречие со многими положениями ее собственной первой главы, но и сводит на нет значение Основного Закона как мощного идеологического документа. Пусть даже идеологической основой этого документа были бы уже провозглашенные в нем самом ценности - идеи гуманизма, демократии, социальной защищенности, мира и согласия, законности, правового государства.
Хотя следует еще раз подчеркнуть, что государственно-правовая система такого масштаба, как российская, не может жить без осмысленной идеологии. Причем это особенно актуально именно сейчас, когда отечественная правовая культура находится на этапном рубеже поиска собственной целостности и для продолжения в XXI в. "нуждается в системной идентификации с отечественной духовной культурой, сопряжении со всем контекстом жизнедеятельности российского общества. Только в этом случае правовая система может обрести твердую почву для решения задач своего развития".
Еще одной причиной "неподобающего" общественного статуса Конституции, безусловно, является ее весьма сомнительная легитимность. Хотим мы этого или нет, нравится это кому-либо или не нравится, но легитимность объективно является важнейшим фактором доверия общества к любому закону. Тем более к такому, как Конституция. Легитимность в значительной мере определяет проведение закона в жизнь и его эффективность через отношение людей к закону. Сомнительная легитимность - это всегда мина замедленного действия, механизм которой рано или поздно будет приведен в действие.
Легитимность включает в себя по крайней мере две стороны. С точки зрения формальной (объективной) легитимность означает принятие закона или иного нормативного акта надлежащим органом и в установленном порядке. Если эти требования соблюдены, то закон формально легитимен. Если нет, то это уже само собой подрывает доверие населения к такому закону. Недаром условия и способ принятия действующего Основного Закона страны называют "родовой травмой" российской Конституции.
Но глубинное содержание легитимности не ограничивается только лишь формальной стороной. Легитимность не может рассматриваться в отрыве от существа закона, от его содержания. Наша действительность убедительно доказывает, что плохие законы, будучи даже формально легитимными, то есть принятыми надлежащими органами и в надлежащем порядке, не получают поддержки людей, оставаясь фактически не реализованными и в этом смысле не легитимными. Только правоприменительная практика может дать исчерпывающий ответ на вопрос о легитимности закона.
Поэтому насильственным образом навязанная стране модель власти, при которой всевластный Президент ни перед кем не несет ответственности за любые свои действия, а парламент либо сотрясает воздух громкими дебатами по причине своего безвластия, либо бездумно "штампует" законопроекты, привнесенные в него "сверху", не вызывая при этом никакого доверия у населения, вряд ли может быть жизнеспособной. Данная модель, по меткому выражению С.А. Авакьяна, "не имеет перспективы", так как именно убежденность граждан и должностных лиц в целесообразности и результативности предписаний Конституции является важнейшим условием их реализации.
А поскольку в нашей стране данное условие не может быть выполнено, возникает одна из самых тяжелых форм правового нигилизма - нигилизм конституционный, который выражается либо в прямом игнорировании Конституции, либо в избирательном отношении к ее установлениям. Их соблюдают, когда это выгодно, и легко обходят в случае коллизии интересов. Более того, конституционный нигилизм, по наблюдению В.О. Лучина, перерастает в конституционный цинизм, проявляющийся в наиболее дерзкой форме - сознательном нарушении Конституции и пренебрежении ее ценностями из тщеславия, личных амбиций и властвующего высокомерия.
Сегодня конституционный нигилизм присущ в первую очередь руководству страны. Отсюда и "живая конституция", и создание неконституционных институтов и правовых инструментов (Госсовет, федеральные округа, Общественная палата, наделение Президента правом роспуска парламентов субъектов и многое другое). Все это только усугубляет ситуацию - обостряет конституционные проблемы и по принципу цепной реакции ведет к еще большему конституционному нигилизму, граничащему с конституционным цинизмом, разрушительным для государства, права и общества. Каким должно быть неуважение и пренебрежение к Конституции, чтобы недрогнувшей рукой вопреки закрытому перечню ограничений активного избирательного права, установленному Основным Законом (ч. 3 ст. 32), подписать изменения в избирательное законодательство, расширяющее эти ограничения на время после отбытия уголовного наказания и на административные взыскания?!
Юридические проблемы Конституции. Отличительной особенностью Конституции Российской Федерации 1993 г. является наличие целого ряда юридических проблем (таких, как пробельность, дефектность, конфликтность, противоречивость, и др.), которые в то же время не возникли сами по себе и не всегда являются следствием поспешности, недоработки или недостижения принципиальных договоренностей в процессе подготовки Конституции. Во многом эти проблемы есть прямое следствие главной - проблемы фиктивности Основного Закона.
Действующая Конституция Российской Федерации внутренне коллизионна (противоречива). И это вполне закономерно. Поскольку невозможно идеально и непротиворечиво обеспечить правовое регулирование не соответствующих ей общественных отношений. Ведь на самом деле определение юридической коллизии гораздо шире, нежели конкретная несопоставимость положений разных нормативных актов или норм внутри одного отдельно взятого акта. Юридическая коллизия - это противоречие не только между существующими правовыми актами и институтами, но и между правопорядком, притязаниями и действиями по их изменению, признанию и отторжению. Классическое противостояние между "сущим" и "должным" здесь приобретает классические правовые признаки. Именно из этого проистекают многочисленные внутренние противоречия Конституции (такие, например, как между ч. 2 и 3 ст. 5, где сначала устанавливается различный статус субъектов Федерации, а затем провозглашается принцип их равноправия, или между ст. 10 и ч. 1 ст. 11, в которых определяются три ветви государственной власти, осуществляемой четырьмя независимыми системами органов). Эти противоречия, в свою очередь, порождают коллизии иных нормативных актов с Конституцией и друг с другом.
Конституция дефектна и пробельна. Целый ряд отношений и процедур, которые могут и должны регулироваться Конституцией, в ней либо не урегулированы вообще, либо урегулированы таким образом, что без дополнительных разъяснений и уточнений эти положения не могут быть реализованы. Подобных изъянов в Конституции немало. В итоге Конституционный Суд Российской Федерации 12 раз был вынужден устранять неопределенности, разъяснять положения, а порой даже выяснять смысл конституционных норм и давать им собственную интерпретацию. При этом в подавляющем большинстве случаев Суд шел намного дальше простой интерпретации. Фактически он формировал новую конституционно-правовую доктрину и предлагал свое, зачастую существенно отличавшееся от изначального, понимание тех или иных положений Основного Закона, выполняя несвойственную ему правотворческую функцию.
Помимо всего, Конституция конфликтна. Многие ее положения, вместо того чтобы являться стабилизирующим фактором и регулировать наиболее значимые, типичные и устойчивые отношения в обществе, на деле сами по себе порождают правовые, политические, национальные и иные конфликты. И.А. Умнова определяет Конституцию "как документ политического компромисса, в котором существует ряд концептуальных противоречий, содержащих источник перманентной конфликтности".
Так, один лишь умышленно некорректно употребленный термин "формирование Совета Федерации" в ч. 2 ст. 95 вызвал к жизни непростой политико-правовой конфликт между Президентом и Государственной Думой. Ведь общеизвестно, что формирование государственных органов производится двумя способами - путем назначения и путем избрания. В результате при подготовке Закона о порядке формирования Совета Федерации парламент и Президент понимали этот термин каждый по-своему, и им довольно долго пришлось вести жесткий переговорный процесс для достижения компромиссного решения. Конфликт этот до сих пор до конца не разрешен, а способ формирования Совета Федерации (уже третий по счету) не является оптимальным, не приводит к эффективной работе палаты и подвергается жесткой критике.
Определенный в ч. 2 ст. 5 Конституции статус республики в составе России как государства породил огромное количество политико-правовых внутрифедеративных конфликтов. Именно этим было обусловлено наличие в конституциях большинства республик положений, несовместимых с государственно-правовой природой субъектов Федерации. Часть 3 ст. 11, упомянувшая наряду с Федеративным договором некие "иные" договоры, стала причиной появления деформирующих федеративную природу России внутрифедеративных договоров о разграничении полномочий и предметов ведения между Федерацией и ее субъектами, многократно противоречащим Конституции, попытки заключения которых продолжаются и по сей день.
Влияние проблем Конституции на систему российского конституционного законодательства. Из проблемного характера Конституции проистекают многие особенности и проблемы современного конституционного законодательства, поскольку при конкретизации и детализации конституционных положений нормотворческие органы вынуждены буквально изворачиваться, создавая правовой буфер между юридической и фактической конституциями.
Сделать это очень нелегко, поскольку, соблюдая условие конституционности (соответствия Конституции), требуется создавать механизмы действия институтов, противоречащих основным принципам той же самой Конституции. Отсюда возникает целая система политико-правовых уловок и рождаются нестандартные правовые формы, которые уже названы учеными "квазиисточниками" конституционного права. К ним относятся: ненормативные законы, законозамещающее указное право, практика подменных толкований Конституции, судебные решения, выступающие в качестве источников права, внутрифедеративные договоры и многие другие "уродцы", коверкающие правовую систему в целом и систему конституционного законодательства в особенности.
Самый ощутимый ущерб, нанесенный Конституцией системе законодательства, состоит в том, что она вопреки сложившейся отечественной конституционной традиции перестала быть для этой системы формообразующим и системообразующим документом. То есть в ней отсутствуют полный перечень и иерархия нормативных правовых актов в Российской Федерации. Только в шести статьях Конституции очень бегло и неполно упоминается о необходимости соответствия одних нормативных актов другим (ч. 2 ст. 15; ч. 3 ст. 76; ч. 5 ст. 76; ч. 6 ст. 76; ч. 3 ст. 90; ч. 1 ст. 115). Причем в трех из шести случаев положения Конституции не являются императивными - вместо формулы "не могут противоречить" сказано, что они "не должны противоречить" (ч. 2 ст. 15; ч. 3 ст. 90; ч. 1 ст. 115).
Более того, по замыслу разработчиков Конституция не является Основным Законом государства, а следовательно, и вершиной системы законодательства. Хотя само по себе исключение из названия действующей Конституции Российской Федерации слов "Основной Закон" ничего бы не значило, если бы на различных уровнях государственной машины этот факт не стали трактовать под углом зрения различных политических интересов. В итоге некоторыми специалистами был сделан вывод о том, что Конституция вообще не закон, а некий (непонятной природы) всенародно принятый акт. И в законодательство он как бы не входит, а просто стоит над всем и вся, как Президент Российской Федерации над тремя независимыми ветвями власти. Хотя ряд ее субъектов все же назвали свои Конституции Основными Законами (Кабардино-Балкарская Республика, Республика Карелия, Республика Коми, Республика Тыва. Основным Законом поименовано и Степное Уложение Республики Калмыкия).
Казалось бы, стоит ли акцентировать на этом внимание? Много ли зависит от названия? Но ведь речь идет не столько о названии, сколько о месте Конституции в иерархии нормативных актов, во всей системе законодательства, ядром и вершиной которой она является. Речь здесь вновь идет о системообразующей и формообразующей функциях Конституции, потому что законодательство (в широком ли, узком ли смысле) - это система иерархическая. Каждый вид нормативных актов, входящих в нее, должен занимать свою собственную ступеньку, положение которой в ряду других определяется его юридической силой.
Естественно, что у такой системы должна быть вершина, которую занимает Основной Закон - Конституция (если в государстве она есть). Такая структура законодательства - аксиома, выработанная мировой практикой, которая верна для всех нормативистских правовых систем. Для всех, но, к сожалению, не для России. И пока не будут цивилизованно решены все основные проблемы Конституции, нам придется постоянно работать на чудовищно перепаханном, кривом, косом и ухабистом поле российского конституционного законодательства.