Котлованы счастья.

Слово «недострой» - одно из самых неприятных слов русского языка. Дело в том, что за понятием «недострой» скрывается нечто большее, чем строительная халтура. Недострой - это судьба нашей страны и нашего народа. На протяжении всего ХХ века (а по сути дела, и до сих пор) мы роем котлованы для будущего счастья.

Недавняя история с закрытием аэродрома в якутском посёлке Тикси наделала много шума.

Напомню суть. Аэродром в заполярном Тикси принадлежал военному ведомству. И в связи c передислокацией эскадрильи дальней авиации военные вывезли с аэродрома оборудование. Приём и отправка самолётов стали невозможны. Морская навигация к этому времени тоже прекратилась. Жители заполярного посёлка оказались без связи с внешним миром. Стала ощущаться нехватка продовольст­вия, лекарств, топлива. Жители Тикси, уезжавшие в отпуска, не могли вернуться домой. Скандал дошёл до Москвы. На помощь «бросили» вертолёт. Проблему временно закрыли. Болячку залили йодом, забинтовали и сказали «скоро заживёт».

Но как решать проблему других городов, посёлков (гражданских и военных) и целых регионов, которые когда-то были частью амбициозной сталинской программы индустриализации, освоения Дальнего Севера, заселения пустынных земель или военного противостояния «планам империализма»? Многие из освоенных регионов сегодня в связи с изменениями в идеологии, экономике и политике стали «неперспективными».

А освоенная целина оказалась в Казахстане.

Заложники величия

Конечно, можно и сегодня восторгаться политикой «ускоренного строительства социализма в одной отдельно взятой стране». Поклонники «большого скачка» любят вспоминать известное высказывание, приписываемое Уинстону Черчиллю: «Сталин принял Россию с деревянной сохой, а оставил с атомной бомбой».

Но, оценивая комплименты Черчилля и Рузвельта, нужно помнить, что они рассматривали деяния Сталина с точки зрения своей национальной политики. Для них не важно было, какую цену заплатил за коллективизацию и индустриализацию советский народ. Для Черчилля и Рузвельта важна была не судьба русских, а то, чтобы они взяли на себя кровавое бремя войны с фашизмом. Свой-то народ они берегли и всячески откладывали открытие Второго фронта. Цена «десяти сталинских ударов» их мало интересовала, как и цена коллективизации, индустриализации и последующих «великих строек коммунизма».

Нынешнее поколение россиян, оглядываясь на историю ХХ века, конечно же, не может не думать о «цене вопроса». Ведь речь идёт о трагических судьбах наших отцов, матерей и дедов, которые сделались пленниками показного величия. Многие из них встречали первомайское утро не на улицах празднично украшенных городов, а в холодных бараках. Сегодня ни для кого не секрет, что сталинские масштабы и темпы индустриализации и освоения Русского Севера и Дальнего Востока были возможны лишь при условии применения подневольного труда миллионов репрессированных.

В студенческие годы мне пришлось побывать на газетной практике в заполярной Воркуте. Слышал рассказы бывших узников «Воркуталага». Видел страшные (к счастью, уже опустевшие) зоны и продувные бараки. Воркутинский уголь добывали 73 тыс. заключённых. Сроки трудовой каторги были от 15 до 20 лет. А с началом войны перестали освобождать даже отбывших срок заключения. Хуже того: зоны пополнили тысячами русских солдат, побывавших в немецком плену или в оккупированных немцами районах. Смертность была ужасающей.

После ГУЛАГа

Главный редактор «Воркутинской правды» (тоже бывший зэк) говорил мне, что железная дорога из Воркуты, по которой шёл уголь для победы, «построена на костях». Уже после смерти Сталина в докладной записке Л. Берия в Президиум ЦК КПСС называется цифра 2,5 млн «сидельцев» ГУЛАГа. Современные исследователи считают, что эта цифра сильно занижена.

Главное управление лагерей (ГУЛАГ), которое снабжало «рабсилой» северные и восточные стройки, было ликвидировано в 1960 году. Но наследие ГУЛАГа осталось. По бескрайним просторам России до сих пор разбросаны сотни городков, посёлков, старых заводов и шахт, которые либо уже умерли, либо находятся в стадии разрушения.

Сегодня зэков в старом, сталинском понимании нет. За труд на «освоенных территориях» нужно платить. Нужно содержать школы, больницы, дороги, аэродромы, как в маленьком (основанном в 1933 году) Тикси. А денег у государства на это наследие нет. Как нет денег и на погубленную коллективизацией русскую деревню. Всё это наследие сегодня числится по разряду «неперспективных». Россия испещрена (как лицо Сталина оспинами) котлованами «великих строек», которые в современной, постиндустриальной цивилизации никому не нужны. Проблема в том, что в этих «котлованах» продолжают жить люди (преимущественно русские). Им некуда уехать. И не на что купить квартиру в тёплых краях. И там их никто не ждёт. Действовать же так, как действуют переселенцы с Северного Кавказа, русские не умеют.

* * *

Спор о сталинском наследии продолжается. К сожалению, многие не понимают, что сам Сталин (равно как и его предшественник Ленин) не является абсолютным злом. И едва ли исторически разумно сваливать на нескольких злодеев все трагедии России ХХ века. И Ленин, и Сталин - лишь символы, мрачная квинтэссенция большевизма. И преодолевать россиянам нужно не сталинизм, а большевизм.

А его ещё много и в нынешней политике, и (что греха таить) в русском характере. В России жили и продолжают жить миллионы маленьких Сталиных, маленьких большевиков. Суть большевизма в отрицании ценности человеческой личности и жизни, а говоря по-современному - в отрицании прав человека. В большевизме человек - ничто. Главное - цель, линия партии, воля вождя.

И если «маленький человек» не согласен с «линией» - его можно уничтожить, ошельмовать, превратить в лагерную пыль. Эту особенность большевизма с поразительной прозорливостью вскрыл Ф. Достоевский в романе «Бесы». И неслучайно Ленин так не любил Достоевского, а его романы называл «морализирующей блевотиной». Как известно, роман «Бесы» был запрещён при советской власти. Сегодня он в открытом доступе… но так до конца и не прочитан.