Когда говорят, что в современной России не осталось нравственных авторитетов, первое нетерпеливое возражение, которое приходит в голову, звучит просто и веско: «А Померанц?!»
«Новая газета» гордится, что Григорий Соломонович — наш автор, все его публикации считает для себя большой удачей и всегда ждет новых текстов. Тем более что, несмотря на свой более чем почтенный возраст, Померанц постоянно работает, пишет…
Но сейчас Григорий Соломонович тяжело болен, сам физически писать не может. Слава богу, у него есть верная подруга всей жизни и единомышленница Зинаида Александровна Миркина, которая не только записывает его мысли, но и думает вместе с ним. Поэтому у публикуемого сегодня эссе, в сущности, два автора: Миркина и Померанц.
3 ноября 2012 года по «Эху Москвы» повторяли интервью с Г.С. Померанцем в программе «Цена Победы». Не помню, уже год или два назад был этот разговор. Но вот его повторили сейчас, когда Григорий Соломонович тяжело болен, почти ослеп и обездвижен. Тема разговора показалась нам обоим очень важной. Нам захотелось его продолжить. Г.С. не может этого сделать сам. Поэтому я делаю это за нас обоих.
Прежде всего мне хотелось бы снова поднять два вопроса, заданных Григорию Соломоновичу. Важных вопроса, без ответа на которые не может быть нравственной ясности.
Первый: совместимы ли понятия «война» и «нравственность»?
И тут мне вспоминается рассказ владыки Антония Сурожского о том, как один из его прихожан посчитал его плохим христианином.
— Да, наверное, это так, — сказал владыка. — Но почему?
— Потому, что вы не всегда соблюдаете заповедь, предлагающую подставить левую щеку, когда бьют по правой.
— Хорошо, — сказал Антоний. — Представьте себе, что вы идете со своей невестой и на нее нападает бандит и начинает валить ее. Что вы будете делать?
— Молиться.
— А если молитва не поможет?
— Молиться о том, чтобы от этого злого дела не было злых последствий.
— Ну, знаете! — сказал Антоний. — На месте вашей невесты я поискал бы другого жениха.
Есть ситуации, когда не воевать — безнравственнее, чем воевать. Когда речь идет о защите, мы обязаны вступить в бой и защищать невесту, ребенка, Родину.
Слепое следование заповеди есть не исполнение ее, а нарушение. Конечно, когда Петр отсек ухо стражнику, арестовывавшему Христа, он услышал: «Вложи меч свой в ножны. Ибо не мечом решается спор сей».
Христос не раз оставляет нас наедине с двумя противоположными высказываниями. «Блаженны миротворцы» и «Не мир, но меч». И если мы будем следовать механически за одним из высказываний, игнорируя другое, мы исказим и предадим глубинный смысл обоих. Христос зовет нас в глубину своего сердца, где в каждой ситуации родится заново, сейчас, конкретный ответ. Но ответ должен прийти не с поверхностного уровня, он не должен быть повторением чьих-то самых авторитетных слов — он должен прийти из глубины собственного сердца. По сути, все слова Христа — это призыв в глубину, внутрь. В то самое царство, которое находится внутри нас.
Да, война и нравственность могут быть совместимы, если, во-первых, война — это защита, а не нападение; а во-вторых (что очень важно), если война прекращается, как только защита закончена, прекращается, не оставляя следа ненависти, уничтожая зло, а не продлевая и умножая его.
И вот здесь мне хочется перейти ко второму вопросу, заданному в тот вечер Григорию Соломоновичу: «Мы победили благодаря Сталину или вопреки ему?»
Г.С. сказал «вопреки» и тут же продолжил, «что ответить не так-то просто, что-то вопреки, а что-то благодаря, но…» Вот здесь на этом «но» мне хочется остановиться. Но… может быть, совсем не в этом дело, и вопрос надо поставить как-то иначе.
Не бороться с Гитлером было нельзя. Черчилль, ненавидевший Сталина, как-то сказал, что, если бы понадобился союз с дьяволом против Гитлера, он вступил бы в этот союз.
Не бороться с Гитлером было нельзя. Победить Гитлера — значит победить бандита, победить мировое зло. Гитлера мы победили. Но действительно ли победили фашизм?
Победа над Гитлером стоила нам совершенно невероятных жертв. Немыслимых. Про это нельзя забывать ни на одну минуту.
Мне было 15 лет, когда началась война. И 19 — когда она кончилась. Я была в эвакуации в Новосибирске. О напряжении, которое мы испытывали в течение четырех лет, никогда не расскажешь тем, кто этого не пережил. Это в тылу. Что уж говорить о том, что было на фронтах…
И вот война кончилась. 9 Мая 1945 года — день незабываемый. Об этом тоже не расскажешь тем, кто этого не пережил. Вот уж когда звучало внутри шиллеровское: «Обнимитесь миллионы». Мы подходили к американскому и английскому посольствам, мы готовы были обниматься с союзниками. Радость затопила Москву. Но прежде чем идти на Манежную площадь, я зашла к подруге Розе Сикулер, хотела идти вместе с ней. Боже мой, что я застала в этом доме! Какие слезы… В семье погибли трое мужчин: отец, старший брат и муж старшей сестры. Остался только один Ося, младший, 27-го года рождения.
И сколько было таких семей! Но вот фронтовики, оставшиеся в живых, вынесшие войну на своих плечах; те самые, благодаря которым мы действительно победили… Что их ждало? Благодарность? Не хочу развивать эту тему. Она известна. Что касается Г. Померанца, то его ждали три года бесприюта (волчий билет, исключение из партии, в которую вступил на фронте с чувством неразрывного единства с теми, с кем был под огнем). И, наконец, ГУЛАГ. Каргопольлаг. И сколько было таких, как он!..
Благодаря или вопреки Сталину мы победили?
Представьте себе обратную картину: победили немцы. Благодаря или вопреки Гитлеру? Ну уж безусловно благодаря. Даже побежденные немцы в 1946 году по опросу в подавляющем большинстве считали Гитлера величайшим политическим деятелем Германии. А что было бы в случае победы?! И это было бы великим нравственным поражением немецкого народа, если бы победил строитель газовых печей, поработитель мира.
Кто же был вдохновителем победы у нас? Строитель ГУЛАГа, организатор голодомора, тиран, уничтоживший крестьянство и планомерно уничтожавший интеллигенцию; тот, кто топтал свободу, топтал свой народ?
Победа. Что должно господствовать в нас? Чувство гордости или вины?
Невозможно не гордиться великим мужеством наших воинов, невозможно забывать это, не воздать им должное.
Но как только гордость застывает в чувстве самодовольства и самовосхваления, как только нравственная работа в душе останавливается, победа оказывается чем-то противоположным самой себе — чувством, мертвящим душу.
И Померанц, все четыре года провоевавший, перенесший тяжелые ранения, был опьянен радостью и гордостью, когда мы взяли Берлин. О, какая это была радость, какая гордость! И заслуженно. Но… это длилось до того, как он увидел первый труп немецкой девушки, валявшийся на помойке. И потом — дальнейший разгул наших солдат… Его братьев, тех, с которыми он все четыре года сливался в одно целое. И вдруг чувство гордости затопило великое чувство вины, стыда за своих братьев. И без этого чувства стыда и вины нет настоящей победы.
Есть великое стихотворение Рильке о борьбе библейского Иакова с ангелом. Оно кончается такими словами:
Кого тот ангел победил,
Тот правым, не гордясь собою,
Выходит из любого боя
В сознанье и расцвете сил.
Не станет он искать побед —
Он ждет, чтоб высшее Начало
Его всё чаще побеждало,
Чтобы расти Ему в ответ.
(Перевод Б. Пастернака)
Так вот она — истинная победа. Это победа высшего начала в нас. Это Божья победа в нашем сердце.
Ливанский поэт Халил Джебран говорил, что о Христе надо знать три вещи. Главное — третье: будучи побежденным, Он знал, что Он — победитель.
В нем победила не малая человеческая, а великая Божья воля.
Толпа освободила от позорной виселицы не Его, а Варраву. Варрава… Это тот, кто руководит толпой. Это вождь толпы, упивающейся своей победой. Это сила физическая, противоположная духовной. До сих пор мы выбираем Варраву. На его образ молятся многие иерархи православной церкви. Для многих победа — синоним правоты. Если он победил, то, значит, прав…
Благодаря или вопреки Сталину мы победили?
Ну а что если бы даже благодаря? Эта победа дала нам право насиловать чужих и своих?
Опьяненный победой Геракл перебил всю свою семью, из великого героя превратившись в преступника. Не это ли было падением, смертью греческих богов, всего языческого величия?
К какому величию стремится наша страна? Языческому или христианскому?
И в пору открытия церквей и официального признания православия не пора ли вспомнить живого Христа. А не поклоняться великому инквизитору, прикрывавшемуся Его именем.
До каких пор мы будем гордиться победой, переживая великое нравственное поражение?
Мы вошли в Чехословакию как освободители. Чехи и словаки встречали нас с великой любовью и благодарностью. А что они испытывали по отношению к нам в 1968 году?
Кто же мы: освободители или поработители? Чем нам гордиться и чего стыдиться?
Зинаида МИРКИНА
Комментарии