"Интеллигенция" 90-х сама приговорила себя к будущему забвению и осмеянию. Так ей и надо.

отрывок

Александр ТАРАСОВ

 

ДЕСЯТИЛЕТИЕ ПОЗОРА. ТЕЗИСЫ ОБВИНИТЕЛЬНОЙ РЕЧИ.

Предательство интеллигентов. 90-е годы были годами отказа интеллигенции от своей идентичности и автономии. Интеллигент, если это настоящий интеллигент, а не псевдоинтеллигент (статусный интеллигент, чиновник, клерк, "интеллектуал", то есть узкий специалист в непромышленной области – в сфере образования, управления, информационных технологий и т.п.) – это творец, творческая личность, гений, человек, занимающийся поиском истины, рациональным (научным) или чувственным (художественным) познанием и освоением мира. Настоящий интеллигент понимает свою индивидуальную роль познающего субъекта – и общественную роль просветителя и освободителя. Настоящий интеллигент – носитель критического мышления. Настоящий интеллигент противостоит конформизму и мещанству.

В 90-е интеллигенты предали сами себя. Они добровольно переняли психологию лавочников и проституток. Лавочник ориентирован на сиюминутный материальный успех, на то, чтобы продать побольше и подороже (и избавиться от залежалого товара). Проститутка точно так же продает свой товар (себя) – вообще-то говоря, тоже не первой свежести – и точно так же норовит продать его подороже и большему числу покупателей. Ни лавочник, ни проститутка не являются творцами, они не производят, а лишь продают. "Интеллигенция" в 90-е стала социальным слоем духовных лавочников и духовных проституток. Массовое потребление требует массовых, то есть унифицированных, то есть по большому счету примитивных, товаров – и "интеллигенты" принялись всучивать всем духовную сивуху, преданно ловя любое слово и любой жест сутенеров (спонсоров, то есть банкиров, фондов, государственных чиновников – тех, кто платил деньги, давал гранты, распределял ставки, задавал правила игры) и с энтузиазмом, достойным лучшего применения, выполняя любые, самые извращенные пожелания сутенеров.

"Интеллигенция" стала сословием мещан, мелкими буржуа. "Интеллигенция" стала стадом конформистов, которым, как всяким стадом, легко управлять. "Интеллигенция" в 90-е не захотела творить, не захотела создавать шедевры (за это не платят, шедевры получают признание спустя десятилетия – часто после смерти творца, а успеха хочется сейчас). "Интеллигенты" 90-х отказались от критического мышления: за критическое мышление репрессируют (отодвигают от кормушки, как минимум, сажают в тюрьму или убивают, как максимум), а отсутствие критического мышления предполагало и отсутствие критического действия – то есть отсутствие творческого действия, революционного действия, действия, изменяющего мир, новаторского действия. Естественно, "интеллигент" 90-х утратил характер просветителя и освободителя. Взамен пришло ханжеское и лакейское презрение к собственному народу – как к "быдлу". Духовные проститутки и духовные лавочники переняли (как это часто бывает у холопов и лакеев) взгляды и манеры своих хозяев.

"Интеллигенты" 90-х поверили в некое "информационное", постиндустриальное общество – и это послужило им основой для самооправдания: дескать, мы теперь не зависим от тех, кто добывает уголь, собирает хлопок и выращивает хлеб, мы – внутри другой, "более высокой" цивилизации. Хотя сельскохозяйственные продукты не стали виртуальными – и их по-прежнему производят крестьяне, причем во все большей степени – живущие в чудовищной нищете крестьяне "третьего мира". И одежда не стала виртуальной, хлопок по-прежнему выращивают и собирают крестьяне, ткани по-прежнему ткут рабочие-ткачи, зарабатывая туберкулез и пневмокониоз, уголь (без которого не будет электроэнергии и, следовательно, не будут работать компьютеры и электронные СМИ – весь виртуальный мир псевдоинтеллигенции 90-х) по-прежнему добывают шахтеры – за гроши, зарабатывая силикоз и ежегодно сотнями погибая в обвалах и метановых вспышках.

"Интеллигенция" 90-х превратилась в преимущественно паразитический слой – и, как всякий паразитический слой, прониклась контрреволюционными настроениями. Быть левым стало немодно, революция предана анафеме за "насилие" (как будто контрреволюция – это не насилие, как будто "нормальное существование" современного мира, в котором ежегодно от голода умирает 40 миллионов человек (данные ООН), – не насилие, не массовое убийство сытыми голодных).

Псевдоинтеллигенты 90-х не хотят никого просвещать и освобождать: просвещать и освобождать готовы гении, творцы, пророки, революционеры: чем шире их круг, чем больше их сообщество – тем им интереснее жить, тем большим смыслом наполняется их существование. Мелкие буржуа, духовные лавочники и духовные проститутки экономически не заинтересованы в чужом просвещении и освобождении: каждый просвещенный и освобожденный, с их точки зрения – это экономический конкурент: а вдруг он продаст, а я нет? вдруг его приласкает сутенер, а меня нет? ..................................
2. Триумф посредственности. 90-е стали годами победы посредственности над талантом. Масскульт, презираемый интеллигентами в 60-е – 70-е и отчасти в 80-е годы, был провозглашен равноправной культурой – и полностью вытеснил культуру подлинную (поскольку масскульт хорошо продается – а хорошо продается он потому, что рассчитан на примитивные вкусы примитивных умов "среднего класса"; масскульт – это аутентичная культура "среднего класса"). Целые отрасли культуры (обычно имеющие недолгую собственную историю в рамках подлинной культуры) в 90-е были убиты. Первыми жертвами стали кино и рок. И кино, и рок как виды искусства выросли из масскульта относительно недавно: кино вырывалось из пут "массовой культуры" с 20-х годов, но как самостоятельное, серьезное, подлинное искусство сложилось только в 50-е – с формированием постсталинского кино в "Восточном блоке" (советской, венгерской, польской и чехословацкой кинематографических школ), с одной стороны, и победой в западном кинематографическом сознании итальянского неореализма – с другой. Рок как серьезное, подлинное искусство и вовсе сложился во второй половине 60-х.

Больше нет кино. Вместо кино теперь – мувиз. Это уже не искусство. Это – часть шоу-бизнеса. Всё, что шоу-бизнес, не имеет отношения к искусству (это уже из названия "шоу-бизнес" следует). В 90-е годы не могут существовать Феллини или Тарковский: они не имеют отношения ни к шоу, ни к бизнесу, они не продаются. Шоу – это стриптиз, это человек с двумя головами, это фальшивящий оркестр с голоногой придурковатой красоткой-тамбурмажором, это, наконец, Познер или Арбатова ("ток-шоу"), старательно морочащие на TV головы домашним хозяйкам по заказу власть имущих (иной вариант "мыльных опер": чтобы у зрителя было занято время, но, упаси господи, ни в коем случае не задействованы мозги). Бизнес – это бизнес: у меня товар и я должен всучить его потребителю, мозги здесь вообще вредны – еще не дай бог начнешь задумываться над тем, а нужен ли вообще потребителю этот товар... ...................
3.
Нарциссизм, гедонизм, Диснейленд. Искусство в 90-х утратило социальную значимость – с полного согласия самих художников, "интеллигентов". Ушли в прошлое философские романы, социальные фильмы, бунтарская поэзия, полит-рок, фресковая и психоделическая живопись и психоделический танец, социально и политически ориентированные (как часть или наследие контркультуры). "Художник" замкнулся в мирке собственных мелких и глубоко личных проблем, в излечении (или культивировании) собственных многочисленных комплексов. Наступила эра нарциссизма, торжествующего индивидуализма, бесстыдной рекламы дюжинного мещанского "Я". В настойчивых попытках (часто тщетных) привлечь к себе внимание и выклянчить деньги у потенциальных спонсоров проходит жизнь "художника" 90-х. Отсутствие таланта и фантазии компенсируется любовью к себе. Проза ни о чем соседствует с прозой о любви к собственному телу (один такой шедевр со словами "достали уже, сил нет!" демонстрировал мне А. Агеев из журнала "Знамя": автор долго-долго описывала, как она бреет себе папиной бритвой лобок; господи, да кому это интересно?).

Лишившись социальной значимости, искусство, во-первых, потеряло аудиторию, выпало из общества, стало лишним и ненужным в современном мире, а во-вторых – превратилось в игру (популярность в 90-х среди наших "интеллигентов" "Homo ludens" очень показательна; так же как показателен факт непонимания Хёйзинги, в частности, игнорирование его предупреждения, что игра находится уже вне морали). Но, превратив искусство в игру, "художник" 90-х резко снизил ценность искусства и ценность самого себя, "художника". И сам он, и его "продукт" стали товаром игрушечного магазина, заведомо нестрашным и легко заменяемым на другой................................
4. Постмодернизм, политкорректность, тирания СМИ. 90-е были годами царства постмодернизма. "Поколение 90-х" отказалось от философии ввиду своей явной неспособности к пониманию классических и постклассических философских текстов, с одной стороны, и из-за страха перед борьбой за изменение действительности – с другой. "Интеллигенция" 90-х восторженно приняла постмодернизм именно потому, что увидела в нем оправдание своей интеллектуальной посредственности, творческой бесплодности, политической трусости и социальной продажности: постмодернистская "отмена" онтологии, рационализма и по сути философии вообще "оправдывала" неспособность и к научному видению и познанию мира, и к пониманию и освоению философского наследия (как замечательно сформулировал на семинаре в Центре современного искусства В. Терин, "теперь можно не читать Канта, Гегеля, Маркса – теперь можно читать меня, Терина"); постмодернистский отказ от познающей, профетической и дидактической функции искусства "оправдывал" бездарность и позволял заменить традиционное создание произведений искусства бесконечной "деятельностью", ориентированной на сам процесс этой деятельности; постмодернистское провозглашение рационального действия "устаревшим" (поскольку "результат всегда не совпадает с проектом", а "изменяемое отвечает насилием на попытки его изменить") "оправдывало" страх перед репрессиями (нарциссисты и гедонисты боятся не только смерти, пыток или тюрьмы, но и отсутствия комфорта и потери возможностей разнообразного наслаждения – разве можно жить без ЛСД и биде?); постмодернистское "уравнивание в правах" подлинного искусства и китча, серьезного и игры, левого и правого, созидания и разрушения, реального и иллюзорного "оправдывало" продажность "интеллигенции" и превращение ее в машину для удовлетворения довольно примитивных потребностей гедонизирующего "среднего класса". ..............
6. Деградация и упадок Постмодернистской империи. К концу десятилетия Постмодернистская империя 90-х – с невероятной для предыдущих эпох скоростью! – загнила и стала демонстрировать все классические признаки деградации и упадка.

И раньше интеллектуальная продажность не была в новинку, но никогда она не была такой массовой и такой разрушительной по своим последствиям (в том числе и для самих продавшихся). В целом, продаваясь, "интеллигенция" шла двумя путями. Назовем их условно "путем Стивена Кинга" и "путем Джеффа Кунса".

Стивен Кинг начинал когда-то с талантливых рассказов с отчетливым антибуржуазным и антимилитаристским подтекстом (сказывалось прошлое активиста борьбы против Вьетнамской войны), соединяя линию, идущую от Амброза Бирса, с линией, идущей от Рея Брэдбери. С приходом успеха (и затем – коммерческого успеха) С. Кинг перешел из культуры в "массовую культуру" и утратил лицо: вместо рассказов появились романы (листаж, гонорары!); индивидуальный стиль исчез, его сменила бойкая "речепись" "экшнз"; психология исчезла, образы стали ходульными и повторяющимися; повторяющимися стали и сюжетные ходы, да и сами сюжеты – теперь у Кинга в основном либо кто-то попадает в какую-нибудь пространственную или временную дыру, либо кто-то (что-то) кого-то со свистом (причмокиванием) куда-то втягивает или засасывает... Тиражи, однако, растут. Но интерес падает даже на поле "массовой культуры". Творческая и личностная деградация налицо. Это – деградация через успех.

Джефф Кунс проявил себя как невероятно талантливый художник на очень неблагоприятном поле – в сфере рекламы. Успех дал ему возможность перейти ему из сферы масскульта в мир серьезной культуры – высмеяв рекламу и масскульт в конце 80-х в серии "Banality". Но в 90-е Кунс уже вновь переходит в "массовую культуру" – через псевдобунтарскую акцию "Made in Heaven". Конечно, брак с Чиччолиной – это для скандальной хроники, и в 90-е никого уже не удивишь серией фотографий полового акта в разных позициях (порноиндустрия!), даже если в качестве "звезд" – лично ты и Чиччолина. Но правила бульварного скандала соблюдены (и даже сделан вид, что это – "политическое" противостояние ханжеской рейгановской консервативной Америке! – тогда и Мадонна – "политический борец"!). Итак: скандал, успех, деньги – и деградация: откровенно скучные и убогие, хотя и высоко оплачиваемые заказные работы 90-х. Это – деградация через скандал.

У нас по "пути Стивена Кинга" пошел, например, тот же Пелевин, начавший пусть не с гениальных, но, безусловно, интересных рассказов. А по "пути Джеффа Кунса" – например, Сараскина, перешедшая от литературоведческих статей к статьям на все темы в "эпоху гласности" – и затем резко прыгнувшая в масскульт книгой о "женщинах Достоевского".

Целая плеяда самых известных у нас рок-музыкантов – Гребенщиков, Кинчев, Шевчук – опробовали по сути оба варианта: поскольку к началу 90-х их рок был и скандалом (с точки зрения "официальной культуры"), и развитием успеха в предыдущей культурной деятельности. Конец для всех оказался один: деградация до кабатчины и потакания вкусам "новых русских". ...................
Развитие культуры, как и в предыдущих случаях в истории человечества, будет происходить из источников за пределами мейнстрима паразитического общества – то есть из источников чуждых (либо оппозиционных) западной либеральной постмодернистской "культуре".