Для них ещё не кончилась война...

  Всё дало о себе знать . Сначала завгар Сергей Алексеевич (меж водителей - «Лексеич») просто уломал Герасима уехать в среду вечером на погрузку на Филосовский заводик с условием- сразу после рейса – в отпуск. И  тысяча километров почти без сна  – так не хотел оставаться в незнакомом городе на все выходные, и потому выжимал из повидавшего на своём веку МАЗ 500 всё на что тот был способен. В нервотрёпке прошла пятница. С трудом нашёл дорогу к 16 –й линии Васильевского острова и склады Ленхимпрома на ней,потом долго увещевал ярко накрашенную тётку в лиловом парике и с растопыренными от многочисленных колец и перстней пальцами.Своё твердила,мол,всё – закрываемся. Уговорил таки за «пятёрку», позвала та из глубин базы ватагу бичеватых грузчиков ,и те в двадцать минут выкинули из кузова МАЗа все восемь тонн крахмала, неприминув  «вытянуть» с Герыча ещё «трояк» - за переработку. Любоваться красотами Ленинграда просто не было времени,переехал Неву  – и ходу: обещал Татьяне в «крайнюю» поездку вернуться хотя бы ко вторнику, в среду их ждали билеты на поезд в Лазаревское. И вот всё позади, и вечерний город смотрит вслед порожнему МАЗу переливами уличных огней. Миновал Московскую Славянку , пост ДПС   и вновь – прямая с плящущими пятнами фар, а  в зеркалах красные огоньки машин спешащих навстречу тлеющему июньскому закату. И накатывается  тяжёлая, местами сбивающая с толку полудрёма, когда вроде бы и видишь всё вокруг, а мысли твои едут если не в обратную сторону, то уж точно не в этой кабине. Так хотелось спать…
    Герыч понимал – долго так не может продолжаться, надо просто отдохнуть - да плюнь ты на эти сроки! И  ты не деревянный Буратино чтоб рулить без остановки. Да, да – всё верно , надо где то прислониться к обочинке - найти только место поприличнее. Уже «на автомате» Герасим стал притормаживать, увидев свет бесполезных в белёсом небе фонарей над придорожной столовой и рядами угомонившихся грузовиков. Проплыло перед глазами название посёлка – «Мясной Бор», последние вспышки сознания дали команду рукам выключить мотор, тело само сползло на сиденье не дотянув до спальника, а через полуоткрытое стекло донеслось  до слуха перекаты грома далёкой грозы; или это кто то запустил дизель; или это неуклюже ворочался чтоб улечься поудобней воспалённый мозг в голове Герыча…
   Глаза ещё спали и открываться не хотели. Но кто-то настойчиво толкал Герасима в плечо и не думал остановиться. Распрямляя затёкшую спину, Герасим двинул плечом и скинул назойливую руку, но глаз не открыл. Чем видимо и разгневал побудчика.
- Ну,  боец, проснись что ли ! – женский голос прозвучал требовательно и грубо, - заводи свою шарманку – едем !
   Одним, а затем и вторым глазом Герыч попытался разглядеть эту наглую бабу, что так беспардонно лишила его покоя.
Но это была не баба, то есть  - не совсем баба. В проёме открытой двери  окутанная полумраком  маячила фигура женщины-солдата : по крайней мере пилотку, гимнастёрку с  петлицами и сумку через плечо на ней Герыч рассмотрел. И вокруг все пространство между машинами было забито народом – такими же солдатами, в пилотках, касках и даже зимних шапках; в гимнастёрка и шинелях, или просто ватниках – всё это беспокойное море людей двигалось непрерывно. И слова и разговор каждого , единясь с топотом ног, рычанием моторов и даже ржанием лошадей, сдобренное каким то звяканием и бренчанием металла о металл, перемежался криками и стонами, сливались в один мощный гул накрывший этот людской поток, и только рокот далёкой грозы временами заглушал  его.
«Черти меня съели!», - обмер было Герыч ,но дальше подумать уже не успел. Со всех сторон хлестанул вал грохота и вони – что так может смердить? – под которым и был погребён так ничего до селе и не сумевший понять мозг Герасима…
    Опять перед глазами дорога – или если только так можно назвать то что от неё осталось. Перетёртая, перекаченная, перегрызенная мириадами сапог, ботинок, копыт, колёс и траков гусениц, сдобренная всякой дрянью - какими то хламом, обрывками одежды, кусками досок и проволоки, конским навозом и соломой,колёсами с разбитых телег, и –Герыч готов был поклясться – несколькими телами людей так вбитых , втоптанных в землю, что только их очертания могли прояснить что это  было . Грузовик скрипя и погромыхивая всеми частями по неровностям жердевых настилов через рытвины пробирался навстречу утренней заре. Дорога шла под гору , и чтоб не уткнуться во впереди ползущую повозку Герасим изо всех  сил жал на  тугую педаль тормоза, заодно вытягивая рукоять «ручника»,слабо помогавшего, но вселявшего некую уверенность в конечном результате. Женщина его разбудившая сидела справа спиной к  двери, и держала на весу перевязанную всякими немыслимыми тряпками руку пожилого, постоянно заваливающегося назад дядьки с комками грязи в седом спутанном чубе волос. Мужику было  совсем плохо, но видимо притерпевшись он покряхтывал только когда машину уж очень сильно подбрасывало. В такие моменты сзади, из кузова доносились стоны, крики и ругательства в адрес водителя. Женщина лишь с укоризной поглядывала на Герыча, продолжая придерживать раненого.
    Понемногу светлело за окном.  Можно было разглядеть бредущие рядом с машиной почти вровень фигуры людей. Не замечая лиц Герасим слышал их шаги, слова разговоров и команд иногда заглушались – но теперь то уж точно понятно каким громом – звуком недалёких разрывов и стрельбы. Канонада переваливаясь через людской поток, многократно отражалась от стены леса слева и вязла в тумане над рекой .
  Недоглядев, Герасим съехал в глубокую рытвину,машину сильно качнуло. Герыч вполголоса помянул все дороги России.
  Дядька вдруг размежил веки и глянул на Герасима. Его хрипловатый басок никак не вязался с тщедушным телом.
- Ты , чаю, земляк мне, - с трудом проговаривая слова, поведал
он, - сознайся - тко: орловский будешь?
- Да, да, батя – Герыча поразила проницательность старика,-
орловский и есть, с Верховья .
- А я с Дроскова,  – слыхал небось?
- Да как не слыхал – жена моя с Покровского, а мать в Хаустово  у неё живёт,  Рая Васильевна…
     Часто дыша и прерываясь дед поведал:
- Девку мне Феля родила аккурат под Крещенье… в прошлый год, тож
Раиской нарекли, в честь мамани моей…Морозы самые, а она родить…Да как справно разрешилась то… На праздники кумовья приходили – сама всё стряпала…  и за детвой успевала ходить… Четверо их у меня, даром что три девки… то-то веселье было…     Ох, где  кто сейчас - не сообразить на раз…
  Герасим ещё раз оглядел раненого. Гляди- ко дед прыткий! – женке девку подарил, не смотри что не в теле – зато виден в деле !
   Женщина тоже сквозь маету прислушивалась к разговору, и – как бы услышав мысли Герки – улыбнулась. Потрескавшиеся, поблёкшие губы её ещё хранили былую улыбку когда было отвлёкшийся Герыч резко ударил по тормозу. Машина, грохнув карданом, стала. Впереди с повозки сползали люди и помогали выбраться тем кто лежал на её дне. Матерясь и подвывая начали выгружаться и с Геркиной машины.
- Добрый у тебя агрегат. Большой тока дюже… Трофейная небось?- дед стал неуклюже выбираться, задел руку и зарычал от боли. Женщина помогая выбраться дядьке, поглядела на Герку пристально .    – Давай- ка выруливай в обратку, сейчас за новой партией двинем – приказала ,-  я бойцов только до переправы провожу.
- Ты паря, если что, будешь в наших краях… найди Винокурову Фелицату, хата наша третья с краю по большаку на Башкатово …спросишь, тебе всякий укажет, – дед задохнувшись зашатался ,и санинструктор подхватила его под плечи, - а я уж не жилец вестимо, нутро  всё горит, как обвареное… Кланяйся им…
  Шедший мимо кавалерист подставил своё плечо и они вдвоём поволокли дядьку в сторону реки.

Навстречу, из под горки поднимался командир  с пятёркой бойцов , винтовки со штыками были закинуты за спину, в руках у каждого – по ящику. Командир под мышкой нёс два патронных цинка, правой рукой опираясь на суковатую палку.
- Слышь, конница, - окликнул он кавалериста,- ты не 19 – ой кавдивизии, не слышал где они сейчас?
- Нет, товарищ политрук, мы с 87-ой, а 19 –я  с 46-й стрелковой вместе выходят. Только где они сейчас  - не могу знать.
- Понятно,- политрук остановился, стали  и  его бойцы. Он, жестом показав на МАЗ, добавил, - грузитесь!
    Ящики, цинки и солдаты перекочевали в кузов, политрук чертыхаясь забрался в кабину.
- Чьего хозяйства машина, капитана Белорецкого?Что не по форме одет, солдат? Какого рожна винтовка под ногами валяется?!
Герасим было хотел что то придумать в ответ, только в кабину уже забиралась санинструктор, и сильно  ударившись коленом об изгиб двери быстро что то запричитала, потирая ушибленное ладонью.
Она посмотрела на Герасима, в глазах стояли слёзы. Больно.  Но в обращении к комиссару голос её не выдал.
- Машина перевозит раненых, товарищ политрук. И если вы…
- Не стоит переживать, товарищ сержант, у нас своё задание и машина нам только добраться до Захарьино,- политрук указал на Герасима, - водитель то ваш прямо партизан - ни Родины ,ни флага…
- Вы, товарищ политрук, представьте себе положение людей с зимы не знавших что такое нормальный сон и еда ,не говоря уже про баню. Многие одеты в мундиры снятые с убитых немцев,не говоря уже об обуви и я не знаю…
- Будет вам, сержант, не горячитесь. Водитель – вперёд!
МАЗ тронул в гору, Герасим уворачиваясь от катящихся под уклон повозок и машин, вывел автомобиль на дорогу. Двигались быстро, ловко  опережая одиноких всадников и пеших войнов – вся масса людей двигалась навстречу и невольно сторонилась громадины МАЗа. Политрук посматривая по сторонам, не упускал возможности глянуть на сержанта - его завораживало заманчивые движения груди женщины, особенно на резких ухабах. Та чувствовала взгляд, но виду не подавала.
    Свет утренней зорьки всё больше открывал пространство вокруг.
Только дымка серым шарфом укутывала верхушки деревьев; сползая ближе к реке, туман становился плотнее и ниже – уже задевая головы идущих к переправе людей  на берегу, над водой начинал клубиться и прятать в себя многочисленные плоты и плотики, лодки и шаланды уносившие истерзанные, обескровленные остатки 2 –ой Ударной армии на спасительный правый берег Волхова.
- Хоть бы подержался туман подоле, «юнкерсы» вчера весь вечер нам покоя не давали,- политрук  оглядел небо и  нерадостно подвёл итог,-светает…
   Они сошли на повороте у Захарьино, солдаты вновь разобрали меж собой ящики и гуськом потянулись за прихрамывающим командиром, который зажав подмышкой тяжёлые цинки, ходко направился вдоль реки. Герыч ещё некоторое время видел их, затем потерял.
   Ехали молча. Голова Герасима разламывалась от тысячи вопросов, на кои не находилось хоть какого-нибудь вразумительного ответа. «Что вообще происходит? – яростно щипая незаметно себя за ухо думал он,- какой политрук, какие «юнкерсы», кто все эти люди?» И не в силах как то прояснить всё это тупо крутил баранку трясясь всем телом - толи от утреннего холода, толи от жердей лежнёвки под колёсами, толи от накатывающей изнутри ледяной жути.
   Гром постепенно приближался. Уже ясно был слышен звук выстрелов, посылающих смертоносный металл на головы солдат и гражданских ,отступающих по узкой лесной просеке, устланной срубленными деревьями, по колено в болотной жиже, неся на руках раненых и остатки вооружения. Голод и жажда валили с ног, но остановиться  означало – умереть. И уже не обращая внимание на разрывы мин, свист пуль и осколков, щепу и ветки ими срубленные с деревьев и осыпавшие головы людей, предсмертные хрипы умиравших армия шла из окружения. Многим не суждено пройти этот отрезок пути, не каждому судьба даст шанс выйти из залитого огнём, водой и кровью Замошского леса, не все бойцы некогда мощной 2  - ой Ударной увидят спасительный для них берег Волхова. А воинам по пояс в болотной гнили отбивавшимся от немцев, рвавшихся закрыть спасительный коридор, захлопнуть капкан для тысяч солдат Красной Армии, и вовсе не оставило выбора- жизнь или смерть. И бойня продолжалась…
   Герасим уже видел через редкие стволы деревьев поле и деревню, когда шурша и  сшибая верхушки сосенок, над головами прошли снаряды. Потом ещё, ещё и ещё. И горе было тем кто не успел перейти открытое пространство – свет ещё невидимого солнца предательски открыл взору врага серую змею – людской поток пересекающий поле. И начался ад, ад для живых на земле…
  - Стой!- сержант выскочила из ещё не успевшего остановится автомобиля.- Разворачивайся и стань вон там , - пытаясь перекричать треск лопающегося от разрывов неба, показала она на полянку перед опушкой. Сама же  уворачиваясь от бегущих, бросилась к ползущему на коленях солдату, одной рукой опиравшемуся на винтовку; вместо другой руки - лохмотья окровавленного рукава. Герыч сдал задом в кусты- перед капотом бежали, брели ,ползли люди – сплошной поток из людских тел. Хотел выскочить из кабины, но ручка дёргаясь в ладони хвостом огромной ящерицы двери не открывала. Уже налегая всем телом на железо услышал свист рвущий душу на лоскутки. Вспышка, - и тишина
     Мозг ещё хранил смертельную боль от контраста огня и тьмы, глаза его открылись – тишина… И внезапный треск,адский грохот накрыл, смял, затолкал в промежутки между сидениями непослушное тело Герыча. «Смерть - подумал он,- всё,  отпрыгал своё». Только боли не было, как не было и ощущения  своего « Я». Равнодушно он оглядывал обшивку потолка кабины, непрекращающиеся отражения вспышек и их отражения в стёклах резали глаза. И шум, похожий на бесконечный шум моря топил слух, забивал пространство вокруг, стал единственным  звуком на этом клочке Земли. Шум падающей с неба воды. Шел ливень…
   Герасим долго не мог побороть желание не закрывать глаза – сразу перед взором возникала людская река -  люди шли и  шли, и конца- краю не было тому движению. Постепенно картинка видения стала затуманиваться, терять очертания, виделась какой-то движущейся поверхностью – будто кипящая  каша в кастрюле. Прошло всё почти перед самым домом – Герасим уже не вглядывался с тревогой в темноту дороги приподнятую светом фар, уже спокойно мог прикрыть глаза на коротких стоянках. Видение его оставило…
   Через месяц, после отдыха на море, Герыч  уже  со сехом рассказывал свой сон сидя в красном углу тёщиной хаты, уплетая гречневые блины с постным маслом посыпанные сахаром. Танюшка улыбаясь смотрела как муж лакомится любимым угощением, которое Раиса Васильевна только для зятя специально готовила. Женщина вынимала очередной блинок, когда Герка упомянул о раненом в его кабине. Странный звук заставил молодых обернуться в её сторону.
Не отрывая взгляд от стены, тёща шептала что то и мелко - мелко крестилась. Герыч глянул куда пустым взором смотрела она – и его затрясло. Со стены в простенькой деревянной рамочке, в окружении разных фотографий вставленных под одно стекло смотрел на всех пожилой мужичок с весёлыми глазами и седым чубом волос…