СКАЗКА НА НОЧЬ - ПЕТЛИ ЛЮБВИ

Завершив свое утреннее омовение, султан Кабир пожелал лицезреть любимую младшую дочь, принцессу и красавицу Азиль.

     – Достопочтенный, премудрый Алим восхищён твоими успехами в науках и постижении мудрости, – сказал ей султан, – Однако, дочь моя, тебе уже восемнадцать… В тебя влюблены десятки славных визирей… И поскольку ты изощрена в познаниях, я позволяю тебе самой избрать своего жениха.

     – Благодарю вас, – кротко ответила Азиль.

     – Но как же ты его выберешь? – теперь уже с любопытством спросил Кабир. – Многих из визирей ты не знаешь даже в лицо.

     – Не думаю, что это трудно, – ответила Азиль. – Пусть каждый из них лишь скажет мне, как и за что он любит меня…

     – Хм-м…, – разочаровано произнёс султан, – да мудра ли ты на самом деле, если такое важное дело намерена решить так просто?

     Азиль ничего не ответив, стояла с покорно опущенной головой.

     – Хорошо, – помолчав, согласился султан, – через три дня все твои женихи, их отцы и матери соберутся в Перламутровом Зале, и каждый из визирей сделает своё признание. Но им будет унизительно слышать отказы из твоих уст. Решение должен оглашать я. Как же я его узнаю?

     – Я возьму с собой бумагу для рисования, – чуть подумав, сказала Азиль, – и вы всё поймёте по моим рисункам.

     …В назначенный день в Перламутровом Зале было многолюдно, но тихо. Визирям условие принцессы не казалось трудным. Каждому было что сказать, а своё всегда видится самым лучшим.

     Азиль, сидевшая рядом с отцом, и впрямь, не могла знать всех своих многочисленных женихов, зато всех этих славных молодых воинов знал султан Кабир. Окинув взглядом зал, он сделал знак одному из своих любимцев могучему и красивому визирю, прославленному во многих жестоких сражениях. 

     Воздав все необходимые почести султану, визирь обратился к принцессе.

     – О, лучезарная звезда моя, о надежда моя, о счастье всех моих будущих дней, –  начал он. – Я люблю тебя так, как земля любит небо, как роза любит утро, как ночь любит тишину…

     Удивительно, каким ярким и нежным было признание этого сурового воина. Помня задание принцессы, визирь сказал и том, за что он любит её: за свежесть, сравнимую лишь со свежестью персика, за томную грацию пантеры, за голос, как журчание ручейка…

     В это, ещё раннее утро, в открытые окна Перламутрового Зала вливался влажный аромат цветущих персиковых садов, слышался звон струй золотых фонтанов. И всё это чудесным образом переплеталось с признанием сильного, могучего визиря.

     Всем, слышавшим его, подумалось, что, пожалуй, на этом-то выбор и закончится. Сказать сильнее и ярче было просто нельзя. Некоторые женщины украдкой смахивали слезинки, потому что от своих мужей они никогда не слышали ничего подобного. Султан и сам несколько гордо поглядывал на дочь, уверенный в победе, несомненно, самого лучшего.

     Он видел, как принцесса что-то быстро рисует, а когда увидел рисунок, то от изумления даже приоткрыл рот. На листе красовалась петля-удавка! Почти минуту султан находился в замешательстве, не зная, как истолковать этот знак. Было, однако, очевидно, что петля-удавка не может означать одобрения, и Кабир знаком приказал визирю вернуться на место.

     В блестящем Перламутровом Зале воцарилась и вовсе мёртвая тишина. Но, главное, всем стало понятно, что принцесса Азиль не так проста.

     Второй визирь, решив превзойти своего предшественника в красноречии, произносил каждое слово так, как будто каждое из них было пылким смоляным факелом. К тому же, он смотрел на принцессу таким страстным взглядом, который, казалось, мог прожечь и дерево. Но Азиль не видела этого взгляда, она вообще ни на кого не поднимала глаз.

     Потом говорили и третий, и четвёртый, и пятый, и десятый претенденты. И не смотря на то, что некоторые признания были уже и в стихах, и в песнях, принцесса рисовала всё те же петли-удавки! Между ними, как невольно отметил султан, было лишь одно отличие: одни были широкие, другие узкие.

     Султан взглядом отыскал в свите мудреца Алима, призвал к себе, и вопросительно кивнул на рисунки.

     – О, почтеннейший, – разведя руками, зашептал ему на ухо Алим, – такова для неё любовь этих визирей.

     – Петли?!

     – Именно так, досточтимый… Ведь  всякий любящий обязывает и ограничивает свободу любимого… Если кто-то любит тебя, то ты уже его должник.

И ты отдаёшь этот долг какой-то частью своей жизни…

     Некоторое время султан сидел задумавшись.

     – Самые горячие признания принцесса изображает самыми узкими петлями, – заметил он.

     – И это верно. Больше всего твоей жизни отнимает именно тот, кто любит страстно.

     Султан отослал мудреца на место, хотя теперь у него было уже другое недоумение. Какого же признания ждёт Азиль? Кабир задумался над вариантом, который мог бы устроить его мудрую дочь, но в голову кроме привычных сладких слов, не приходило ничего… Да есть ли вообще такое признание?! Как можно признаться в любви и не ограничить? Не рискует ли Азиль и вовсе остаться без жениха?

     А визири говорили и говорили. Несколько писцов, пытаясь в точности описать это важное событие, уже выбились из сил. Все слова казались им одинаковыми, а все женихи на одно лицо.

     Тень от колонн в Перламутровом Зале уже далеко сместилось по стене с изысканной керамикой. В аромат цветущих персиков вмешался запах плова с кухни султана, где готовились блюда для пира в честь выбора Азиль. Но выбора ещё не было. Кроме того, кому-то, из самых глазастых, удалось рассмотреть рисунки принцессы, и Зал, по мере того, как его заполнял слух, что Азиль рисует петли, все более цепенел от ужаса. Как огонь по траве, бежал и, пущенный кем-то шепоток, что если выбор не состоится, то все женихи будут признаны негодными, а то, что их ожидает уже нарисовано принцессой… Тут уж и вовсе стало не до аппетитных ароматов…     

     Все наблюдали за султаном, который уже не был столь весел и приветлив. Напротив, он выглядел отрешённым и даже чуть унылым. Но кто не знал ту пугающую неровность его нрава, когда после затишья у него всегда бывала буря?! Плохое предзнаменование виделось и в том, что султан уже не приглашал визирей сам, а поручил это дело одному из советников. Сам же он, как и Азиль, даже не смотрел на череду женихов.

     Так что же, что хочет услышать эта гордая принцесса?! Теперь над самым лучшим признанием в любви ломали головы не только женихи, не только мужчины, но и женщины, потому что женихами были их сыновья.

     «А ведь мудрец-то прав, – рассуждал между тем Кабир, – если сказать человеку за что я его люблю, значит, обязать его быть таким. Но, сказав женщине, что я люблю её за молодость, я как раз и накидываю на неё петлю ограничения. Ведь она, в этом случае, не имеет права стареть! Но кто может оставаться постоянно молодым, свежим, сильным и здоровым, если человек не способен быть даже постоянно причёсанным?!» Так каким же, самым правильным и самым высоким должно быть признание? Есть ли оно?

     И тут султан, постоянно рассеянно смотревший на принцессу, очнулся от того, что Азиль вздрогнула! Всё время она была спокойной и даже равнодушной, а тут вздрогнула и впервые взглянула на какого-то визиря, который что-то коротко и тихо, в отличие от других, ей сказал… Посмотрел на него и султан. Конечно, он знал и этого визиря, но не так хорошо, как первых и, по его мнению, лучших. Это визирь был молод, умён, имел славу отчаянного, дерзкого храбреца. А ещё про него говорили, будто он сочиняет стихи и лихо владеет смычком, играя на кеминге.

     Теперь он и прекрасная Азиль открыто, словно стремительно и разверзнуто узнавая друг друга, смотрели глаза в глаза! И, казалось, сам солнечный воздух Зала был напряжён от беззвучного гула этих взглядов, как пороховая бочка перед взрывом. Все ждали действий султана Кабира. Султан призвал советника, стоявшего сбоку.

     – Что было сказано? – тихо спросил он.

     – О, достопочтенный, – пролепетал советник, так же напуганный и рисунками принцессы, и всем происходящим здесь, – этот ничтожный оказался способен только на одну фразу. Он сказал: «Я люблю тебя лишь за то, что ты есть…»

     И тогда султан Кабир поднялся во весь свой рост! Он освобождено расправил плечи и гордо вскинул голову. Он снова был уверенным и властным султаном Кабиром! Только на глазах его блеснули слёзы, которые, как он надеялся, ему удалось незаметно для всех, смахнуть рукавом шёлкового халата. Султан приблизился к визирю-поэту, стоящему на коленях, приказал подняться на ноги и обнял, как будущего зятя.

     И зал взорвался торжественным шумом!

     Один из писцов, отражая это торжество, записал: «О, лучезарная и дерзкая Азиль, ты одарила Вселенную ещё одной великой мудростью! Высокая любовь, и впрямь, бывает только безусловной!» А другой писец внёс в летопись иной, видимо, более важный для него итог: «И пир был!»  

     И слава Аллаху, что история сохранила эти правдивые  строки…

СПАСИБО моему другу А.Гордееву, что рассказал эту красивую сказку - выбор сделан был правильно, султан принял управленческое решение  - НАСТОЯЩИЙ МЕНЕДЖЕР!