ГОСУДАРСТВО В ГОСУДАРСТВЕ (продолжение заметок "Тайны ювенальной политэкономии")

Никто, находясь в здравомыслии, не станет отрицать, что детская преступность растёт, как в странах Евросоюза и за океаном, так и в странах бывшего СССР. Конечно, с ней нужно что-то делать. Вот только вопрос, кто или, что должно брать ответственность за этот рост остается всегда за фасадом. Сегодняшнее государство, в лице ювенального чиновника, пытается всю вину возложить на семью, в отношении которой и и направлены столько репрессивных ювенальных законов. 

Элементарная социология говорит, что любая преступность – это в большей мере отражение социально-экономического состояния всего общества, государства и народа. Если преступность, это попытка определенной части людей решить проблему своего существования асоциальным, антиобщественным способом (а тем более, подростковая преступность, которая на сегодня суть отражение материального и духовного неблагополучия, нестабильности жизни) стало быть если нет путей социальных, человеческий природный эгоизм находит асоциальные пути.

Однако, всё несчастье современных семей заключается в том, что они живут, как это должно быть хорошо известно академикам, в условиях крайней нестабильности рынков труда. Нестабильность рынков труда, есть классическая хрестоматийная нестабильность капиталистической формы хозяйствования, описываемая даже в либеральных школьных учебниках. И это не говоря уже о перманентных масштабных мировых кризисах, сотрясающих экономики государств почти каждое десятилетие.

Связанны эти кризисы, толи с перепроизводством и кризисом ликвидности, то ли с конкуренцией капиталов, то ли с их оттоком или переходом в другие отрасли – не так уже и важно. Важно то, в нашем случае, что нестабильность рынков труда, (а они напрямую связаны с рынками эффективности капиталов), есть нестабильность доходов именно всех тех семей, в которых на беду… и рождаются дети.

Известная тенденция уменьшения затрат капитала на оплату трудящихся – классическая тенденция, и она всем известна как марксистское хрестоматийное социальное противоречие между трудом и капиталом. А с точки зрения нашей действительности – между обществом и властью, где слияние большого бизнеса и власти, очевидно. Для России и Украины этот процесс слияния, повторившийся спустя целый век практически заново, лежит в основе всех политических событий последних сорок лет. То есть, как сращивались власть и бизнес в начале ХХ века, после «официального» падения русской монархии, так эти, бизнес и власть, срослись и сегодня. Другой вопрос, что бизнес этот, давно шагнул за национальные рамки, и теперь мы должны говорить о сращении государственной власти на местах с глобальным, транснациональным бизнесом. Но к этому мы еще вернемся.

Официальная логика ювенальных идеологов проста до автоматизма: если есть рост детской преступности, значит, есть необходимость ювенальных реформ государства, как управленческой реакции на проблему, по западному типу. То есть они предлагают самое что ни есть техническое, по сути, шаблонное решение, без малейшего осмысления самими, не говоря уже об обсуждении в обществе.

Риторическое замечание, что по большому счету, власть вообще ничего толком не обсуждает со своим народом, мы сознательно опустим.

Так или иначе, апологеты ювенального права предлагают бороться с последствиями социального кризиса – детской преступностью, а не с её причинами. Сторонники ювенальных технологий от грантоедских общественных организаций до чиновников, гипнотизируют публику своей социально-благостной болтовней, ультрасовременными инсталляциями, благо на эффективность и яркость которых, работают огромные научные институты, обильно финансируемые и политически поддерживаемые большими кошельками. Основная часть этих научных институтов учреждены ещё со времен «холодной войны», и потому сменив вывески и доводы, продолжают выполнять неведомую для нашего спящего у телевизора обывателя, задачу.  

Не поддаться гипнотизму технокультуры запада, как и их благостной риторике, действительно, весьма сложно, она ведь использует самые последние достижения науки для воздействия на психику обывательской толпы.

Но в разработках ювеналов существует множество смысловых, чисто логических (если не сказать научных) нестыковок, не сказать о которых, изучая ювенальную юстицию, было бы неверно.

Так, в предлагаемых разработках и методиках борьбыс детской преступностью, ювенальщики пытаются подменить, подтасовать базовые правовые понятия. Например, они говорят о необходимости неких примирительных технологий, как современного «цивилизованного решения» (практика «примирения правонарушителя и жертвы»), об усилении воспитательных мер по реабилитации правонарушителя («восстановительное правосудие»), забывая, однако, что наказание, если оно заслуженно и адекватно правонарушению и есть само по себе, воспитательная мера. То есть они пытаются изменить реагирование на правонарушение и соотетственно наказание, путем изменения представления о нём. То есть получается, что борьба с правонарушениями, в данном случае с подростковыми, проводится путем… изменения представления о самом правонарушении…

Как это получается: борьба с правонарушением путем изменения субъективного отношения к нему! То есть, то что было преступлением, преступлением перестает быть и становится правонарушением и т.д.

Но подмена базовых понятий в этих вопросах это, как говориться для специалистов, для особо въедливых правоведов, для юридических логиков права.    

Другое дело, что при нынешнем уровне практической коррупции в правоохранительных и судебных органах, и без ювенальных примирительных технологий правосудие настолько коммерциализировано, правда пока относительно теневым способом, что платежеспособные категории общества, в том числе и их дети, могут благополучно уходить от любой ответственности, за свои криминальные «художества». Таким образом, формализация и введения неких «примирительных практик» правосудия, просто узаконивает существующее порочное «отмазывание» деньгой своих расшалившихся от жира, детишек. Остальных же, неплатежеспособных, ждёт ювенальная исправительная система, общего порядка, которая питается из бюджета.

Для несведущих – все это тоже комплексные элементы ювенальной юстиции, до отбирания детей у их неблагополучных семей, мы еще дойдём.

Получается очень удобная универсальность ювенального закона, который изящно регулирует и преступность, и растущее социальное расслоение. В любом случае, оказывается, везде в основе права лежат деньги, и потому на чьей стороне финансовые возможности, на той стороне, в конечном итоге будет и само правосудие… Развиваясь в таком контексте, логично наступает момент, когда преступление можно будет просто и уже ПО ЗАКОНУ… купить.

Нас в своем исследовании, конечно интересует большее чем упрек в рыночной продажности правосудия, и к выводам мы будем приходить потом. Сейчас мы, пока, говорим о полевых аспектах ювенальной юстиции.  

И вот… Дальше – больше.

Одним из важных пунктов ювенальной теории права, как и социальной демагогии проводников ЮЮ является ссылка на необходимость защиты прав ребенка. Тут тоже возникает ряд базовых несуразиц, которые отчетливо видны только специалистам.

Например, во всех ювенальных документах и законах речь идёт о правах детей, о их праве иметь, получать, обращаться, жаловаться и т.д. и т.п. Кажущаяся справедливость таких требований закона, чудовищно искажает суть института права, как такового. Дело в том, и это хорошо известно, дети, физически и юридически недееспособны. То есть ребенок, в силу естественных причин многого не знает и не понимает. Ну, например, он не знает что много есть шоколада это вредно (хотя он очень вкусный и везде продается), что совать пальцы в розетку опасно (хотя и пальцы есть и розеток кругом полно), а переходить дорогу надо только согласно правил и т.д. Во всяком случае, до того момента, пока объяснения и уроки родителя относительно шоколада, розеток и дорог, наконец станут частью его сознания, есть определенное время (у каждого разное) когда ребенок этого не понимает и не может понять. То есть понимание этого приходит далеко не сразу, не всем, и не в одно и тоже время. В этом заключается временной фактор процесса воспитания.  

Как же ребенок может адекватно поступить с таким расширением своих прав, юридически оформленным, самостоятельно, если даже дееспособные взрослые не всегда имеют возможности ими регулярно пользоваться? Как и кто может определить уровень воспитанности ребенка и стало быть способность его получать соответствующие права?

Все дело в том, что правовом обществе, (по теории стремящемся к правовой и социальной сбалансированности), любые возникающие гражданские права обязательно должны уравновешиваться обязанностями. Не иначе.

Возникает абсурд: недееспособным детям дают некие права, которые уравновесить какими либо обязанностями (а всё по причине их же недееспособности) просто невозможно! Даже если гипотетически и предположить этот нормативный документ, могло бы получится следующее: ребёнок имеет право на «то-то», и потому он обязан «то-то»... Согласитесь в реальном законодательстве, по отношению к детям, это выглядело бы просто анекдотично.

Традиционно развивающееся право всегда предписывало как непреходящую норму то, что по причине недееспособности детей, главным ответственным лицом за судьбу ребёнка, как и за его действия, является его родители, то есть индивиды, граждане, НЕПОСРЕДСТВЕННО ПРОИЗВОДЯЩИЕ ДЕТЕЙ. Отдельные нормы ответственности по отношению к несовершеннолетним, как и ответственность самих несовершеннолетних, прописывались в отдельных и специальных кодексах законов, общего исполнения. Они в свою очередь брали свои истоки в исторической, культурной, географической, экономической и т.д. специфике того или иного государства.  

Это было достаточно разумным, как и общепринятым. И главное – рожденное и проверенное временем, культурой и историей. Но… До сегодняшнего дня.

Видно что-то очень серьезное случилась, что современная западная юридическая наука, выполняя некий заказ (мы потом разберемся – чей), в какой-то момент, пошла по совершенно беспрецедентному пути, пути декларативного выписывания прав той части общества, которая, никогда, за всю историю человечества в официальном, формализованном виде их не имела - детей. А все по той же причине: невозможности их самостоятельно реализовать. Сделала она это путём принятия различных международных конвенций по правам ребёнка и добившись их ратификации в национальных законодательных собраниях, мало того что получила хорошую возможность влиять на внутреннюю политику разных государств, но и получила возможность извне формировать общественное мнение. То есть путем диктовки со стороны.

Франшиза, полученная на почве защиты детства позволяет глобальным институтам прикрываясь бесспорностью темы, формировать и воздействовать уже на всю геополитическую среду.

Благодаря ювенальным законам, дети искусственно превратились как бы в самостоятельную, политическую силу, партию. Однако реально ли это в конечном итоге? Ну, конечно же, нет. И этот парадокс, всеми ювенальными идеологами, наверняка, прекрасно осознается, но упорно продвигается и развивается дальше.

Согласитесь, что-то очень серьезное их к этому вынуждает, раз они идут на такой достаточно отчаянный шаг, как ломке традиций. То есть, по всему видать, этот шаг, продиктован неизвестным нам отчаянным положением. Надеемся - пока не известным. Весь вопрос только, каким положением и кого? Официально, ювенальная пропаганда говорит, что - детей.

Но детей ли?

***

Казалось бы, обязанность поддержания родителями всеми мыслимыми и немыслимыми способами достойного уровня жизни своего ребёнка, жилищных условий, развлечения и т.д. (это также прописывается ювенальными защитниками детства, как обязательные для опекаемого ребенка) безусловна. Однако логически, совершенно противоречит рыночной реальности. Как известно, из тех же общих правил рынка труда и предпринимательской деятельности, родитель-предприниматель действует «на свой страх и риск» в рыночных условиях. Удивительно, но получается, что ювенальные принципы и их администраторы, а также рыночники от государства, которые эти принципы внедряют, не дают родителю никакого шанса, никакого оправдания и снисхождения, если он вдруг окажется материально несостоятельным для своего дитяти, в наше рыночное время «страхоа и рисков».

Пусть даже несостоятельным временно. Кто это время будет определять?

Получается, что этот «чудесный» европейский стандарт успешности и богатства, не дающий никакого права на бедность никому, должен якобы, влиять на родителя, заставлять его усиленно работать (и не отлынивать) якобы в стремлении, во что бы то ни стало обеспечить собственного ребенка стандартом «на уровне».

Нечего сказать – хорош стимул! В противном случае, ювенальная юстиция может претендовать даже на то, чтобы лишить банкрота его родительских прав. Хорошее сочетание: лишение прав, которые построены на фундаменте изначального нарушения другого права! Чтобы избежать вмешательства ювенальных защитников детства в свою семью родитель должен из всех сил работать, обеспечивая дитя (как будто он без указания ювенального закона этого делать не будет!) и это уже само по себе, не только регламентирует его поведение, но и (между прочим) поддерживает целый комплекс различных потребительских рынков. Ведь за обеспечением родитель имеет возможность обращаться только на потребительский рынок. Никуда больше.

Однако… Если даже крупнейшие финансовые структуры ХХI века не могли и не могут предсказать (как и избежать) банкротства в собственной рыночной деятельности, то как, этого может избежать отдельный частный предприниматель-родитель, продающий на нестабильном рынке труда свой труд, и у которого нет ни собственных аналитических служб, ни экономических научных институтов, для организации собственного макро и микроэкономического прогнозирования и анализа, какие есть у банкротящихся сегодня корпораций?

Любая, даже чисто случайная неудача родителя в этой его предпринимательской борьбе за выживание, или даже временные неурядицы, делает соблюдение неких ювенальных стандартов содержания ребёнка (которые к тому же до сих пор выписаны туманно и двусмысленно), трудновыполнимыми, если выполнимыми вообще.

Все указания правозащитной общественности на абсурдность и противоречия ювенальных «защитников детей» и норм, которыми они руководствуются, наталкиваются на совершенно неожиданно возникшую монополию государства в этом вопросе, которое выступает со своим железобетонным доводом: «ну что-то же надо делать, ведь детская преступность растёт!».

Действительно, детская преступность растёт. Но тот же государственный чиновник не торопится и не хочет видеть в этом росте своей прямой ответственности, а точнее ответственности той политической и экономической системы власти и государства, как и принципа управления (если короче - общественно-политического строя), который он представляет и организует.

Итак, если политическая система квазирыночного распределения благ и доходов не в состоянии гарантировать стабильность получения этих доходов индивидууму, гражданину, то как же она может требовать стабильность обеспечения якобы опекаемого ею ребенка, как условие соблюдения ювенального закона?

Социология здравого смысла, говорит, что нормы поведения детей (как и вообще людей) зависят от всей воспитательной среды, а не от какой-либо её части. Они зависят от понятных и соблюдаемых правил социального бытия. Сначала детских игр, но потом плавно переходящих во взрослую жизнь, в нормы взрослой жизни, предполагающих реальное равенство в правах и ответственности, а не всем известную фикцию. Во всяком случае, предполагающую понятную и официальную дифференциацию. а не декларативно-условную, как это, увы, наблюдается в нынешнем либерально-рыночном праве и среде, давно разделённой на частнособственнические сферы влияния: конкурирующие между собой слои, сословия, касты и т.д.

Хорошо известны факты, когда в равной степени (если даже не больше) и из достаточно обеспеченных семей выходили дети-преступники. Материальный сверхдостаток, отражался на них со всей развращающей и уродствующей асоциальностью. Таким образом, индивидуальный материальный достаток, как и индивидуальное материальное неблагополучие не могут быть причиной абсолютной гарантии отсутствия или наличия провокаций криминального поведения детей – подопечных ювенальных служб. Наоборот, имущественное расслоение современного общества, создаёт чудовищный перекос в обеспечении детей и таким образом создаёт социальные комплексы неполноценности одних и полноценности других. Не эта ли социально-нравственная иллюзия создаёт криминальное отношение друг к другу, как и криминализует поведение, как тех, так и этих? Одних, с точки зрения их неполноценности, других, с точки зрения их полноценности в сравнении с другими!

Тут уместно вспомнить историю поэта Ювенала, будоражившего своими стихами комплексы у римской молодежи, нищей и безработной, но помнящей «достойные времена». Как тогда, так и сейчас, воспитанные изначальным неравенством молодые люди воссоздают структуру общества неравенства и присвоения и дальше, взрослея и подводя под него свои личностные философии и социальные догмы законности такого положения.

***

Попытки здравомыслящих и неравнодушных людей, трезво осознающих, что без социального взрыва, долго так обстоять дело не может, указать на то, что в условиях нынешнего экономического кризиса ювенальные принципы являются, мягко говоря, абсурдными, разбиваются о стену непонимания и циничную самоуверенность государственного чиновника. В ответ на претензии общественности, представители власти сыплют доводами о необходимости ювенальных реформ, либо под предлогом заимствования «передового опыта» у развитых европейских стран, либо даже под предлогом наличия ювенальной идеи у них самих, причем «чудесным образом» совпавших с благотворительной миссией из-за границы. Правда, натыкающейся, (вот беда!) на дремучее непонимание наших темных граждан всей прогрессивности нововведений. Всей долгожданной «европейскости»!

Людская масса живет поддерживаемыми через СМИ иллюзиями традиционности, как и иллюзиями рациональности управления, их жизнью и государством, а элита, на самом деле воспринимает общество и его ресурсы как постоянно приватизируемую среду, средство, обеспечивающее их привилегированную жизнь. То есть как управляемый средство-объект, материально содержащий и главное легитимизирующий тот образ государства, который им для этого нужен.

Общественников сегодня, очень удивляет, откуда такая самоуверенность отечественного ювенального чиновника? Откуда мощь и реформаторский напор в таком тонком вопросе, как семья и детство, тогда как в иных, более прозаических направлениях, к примеру, в области реальной экономики, социального обеспечения, трудовой занятости, социальных гарантий и других, более приземлённых и практических задачах, власть куда менее успешна и куда более мнительна и нерешительна?

Также неизвестно, откуда взялось на пустом месте и такое рвение западных ювенальных защитников, консультантов из-за границы по «нашему неблагополучному детству», откуда такая их упрямая благотворительность и стремление поделится с нами опытом и стандартами своей цивилизованности?

Обыватель-сноб, всегда раздражается, мол, неужели кто-то не хочет, чтобы и у нас было так же хорошо, как и у них ТАМ на Западе? Зачем сопротивляемся? Увы, нашего воинственного постперестроечного обывателя, совершенно не интересуют ответы на вопросы типа: у них, что, действительно так всё хорошо? И у кого это «у них»? Не говоря уже о том, а что такое вообще означает - «хорошо»?

Обывателей не интересуют «дьявольские» детали, так как они, воспитанные в рыночном духе, где все должно подлежать если не продаже, то обмену, уже заплатил на рынке смыслов за свой собственный смысл жизни: он дал свое согласие, согласие политического животного, на иную систему своей прокормки, где необходимость спекуляции, лжи, неравноценного обмена и пр. приравнена к единственно возможному способу выживания. Потому-то рыночный обыватель всецело занятый процессом личностной спекуляции, на своём индивидуалистическом, т.с. микрорыночном уровне и в своём социальном секторе, не понимает и не хочет понять иных систем и координат проходящей мимо него жизни. Поэтому ему и нужен простой ответ, простой результат. Что-то в виде конкретного товара. Купил, продал, наварил.

Обыватель, воспитанный рынком думает, что детство, счастье, смысл и всё остальное, подобное, можно так же купить, как, допустим, еду в супермаркете. Или справедливость в суде. Или любовь в публичном доме. И на этом рыночном заблуждении строится двусмысленная справедливость современного мира.

Кризис пошатнул религиозную уверенность в стабильности такой «справедливости»…

***

Если в большей части европейских стран, ювенальные институты под разными соусами уже созданы, у нас этот процесс находится только в самом начале, мы только начали приобщаться к ювенальным евроценностям и евростандартам. Происходит создание целого общества в обществе, социальной структуры, не имеющей чётко прописанного правового регламента и ограничений! Но как мы уже это показали, антитрадиционное ювенальное право, попадая в традиционное правовое поле постсоветских государств, разрушает его изначальную логику. То есть разрушает правовые основы традиционно суверенного государства. То есть экономическая несамостоятельность национальных государств, превращенных в периферию долларовой метрополии уже недостаточна, для стабильности мировой системы. Кроме несамостоятельности экономического воспроизводства, необходима несамостоятельность и в воспроизводстве самого человека!  

Речь идёт не сколько о детях, которые чаще всего хотят обычных стандартных вещей в силу их возраста, уровня воспитанности и развития, а о целой административной машине – армии взрослых – огромного чиновничьего персонала, обслуживающего отрасль рыночного детства. В таких условиях, т.е. под прикрытием ЮЮ, эта армия приобретает необычайную власть в обществе. Экстраординарность детской сферы даёт ювенальному чиновнику и определённую экстраординарность его полномочий. Такой себе пожарник и санэпидстанция, в одном флаконе, получившая право отбирать детей у всех нарушителей туманных ювенальных инструкций – банкротов системы!

Согласитесь, в кризис, когда нарушают все и вся, от самых богатых капиталистов до нищенствующей бедноты (а всё, для того чтобы выжить каждому в своем сегменте), нарушения найти легче лёгкого. Какой универсальный и неограниченный ничем инструмент давления и шантажа, получает общество в виде ювенальной армии защитников детства!

Впрочем, теоретически, ограничение ювенального чиновника подразумевается: тот, кто эти права даёт, тот их, и ограничивает. Таким образом, помимо множества уже существующих ныне скрытых государств в государстве, так называемых субгосударств, как то правоохранители, судьи, банкиры, чиновники и множество других, монополизировавших государственные услуги для того же народа, на наших глазах рождается ещё одно – ювенальное, со своими внутренними законами, иерархией, субкультурой, представительством во власти и самое примечательное - глобальным прикрытием.

Незаметно вытесняется и игнорируется традиционно воспроизводящий человека политический союз – семья, социальный союз отца и матери, мужчины и женщины, то есть НЕПОСРЕДСТВЕННЫХ ПРОИЗВОДИТЕЛЕЙ ДЕТЕЙ. Исключается их социальная и общественная функция, их естественная, тысячелетиями складывающаяся монополия на судьбу ребёнка. Взамен этому, сегодня, создаётся инструмент власти, у которого нет, не только законных, легитимно-правовых и культурно традиционных оснований, но и который, в условиях кризиса является вынужденным, временным, промежуточно-вспомогательным, прикладным, так как мы уже определились, что проблему преступности ЮЮ принципиально решить не может.

Но в лице ювенального чиновника, государство смело берёт на себя сверхродительскую функцию распоряжения судьбой ребёнка, саму же семью исключая, по причине признания её современной экономической ущербности, неполноценности и ненадёжности. Получается, что государство с этой его ювенальной миссией, нисколько не ущербно, что оно уже может в своей деятельности не опираться на семью, как на историческую, традиционную основу государства, а ей противостоять!

Имеет ли этот чиновник на это право и главное, экономические и моральные возможности? Тут мы переходим к главной части нашего разговора.

(продолжение следует)