«Сдавший» собственную жену.

 Имя Александра Солженицына, казалось бы, прочно забытое после эйфории начала девяностых, так или иначе время от времени всплывает в средствах массовой информации. Особенно любят г-на Солженицына "нецентральные" СМИ - во все времена почетной считалась любая связь родного маленького города с большими людьми страны. Брянск - не исключение. В разные годы (с промежутком примерно в десять лет) были опубликованы брошюра местного журналиста Василия Шпачкова "Человек из "Архипелага" и статья в "АиФ-Брянск" "Архипелаг" на двоих" (N11, 2003 г., большей частью "снятая" с брошюры Шпачкова). Обе они объединены перекликающимся сюжетом - взаимоотношениями между тогда еще не шнобелевским лауреатом и заведующим кафедрой БИТМа Николаем Дмитриевичем Виткевичем. И там, и там рассказывается о "дружбе" между ними, встречах на фронте, "совместном арестовывании". Рассказывается и о причинах дальнейшего разрыва.

 "Затмение ума" на всю оставшуюся жизнь


         Цитата из Солженицына: "Из тюремной протяженности, оглядываясь потом на свое следствие, я не имел оснований им гордиться. Я, конечно, мог держаться тверже и извернуться находчивей. Затмение ума и упадок духа сопутствовали мне в первые считанные недели..." 
         Капитана Советской Армии Николая Виткевича арестовали прямо на фронте 22 апреля 1945 года под Берлином. Особисты в качестве доказательств вины и антисоветской сущности боевого офицера предъявили ему переписку с его давним (еще со школьных времен) другом Александром Солженицыным. 
         Их развело в начале войны - один оборонял столицу в окопах, а второй (Солженицын) был признан годным к нестроевой, но потом тоже оказался на фронте. В 1943 году их части были объединены в составе 3-й Армии, и они встретились вновь. Естественно, что ходили друг к другу в гости, рассуждали, спорили - о политике, о вождях, о причинах военной катастрофы 1941 года и о многом другом подобном. 
Весной 1944-го их части разбросали по разным участкам фронта и друзья продолжили свои споры и беседы в эпистолярной форме. Результат этой переписки - 10 лет по статье 58-10 УК СССР (за пропаганду, агитацию, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти). 
         Но не это поразило капитана Виткевича. Следователь Балдасов показал ему собственноручные показания Солженицына на следствии. Николай Виткевич вспоминал: "Смысл показаний моего давнего друга сводился к тому, что Виткевич, Симонян (их третий школьный друг - Ред.), Решетовская (жена Солженицына - Ред.) по сговору с каким-то Власовым сколотили преступную группу, которая давно и регулярно занимается клеветой на руководителей партии и правительства".

 


         Да и Кирилла Симоняна (который впоследствии был руководителем ряда московских клиник, известным ученым) в 1952 году вызвал следователь и дал почитать эту увесистую тетрадку в 52 страницы, которые были исписаны столь знакомым ему почерком друга. На каждой странице фолиантика доказывалось, что он, Симонян, с детства был настроен антисоветски, духовно и политически разлагал друзей и особенно Саню Солженицына. 
         И "сданная" Солженицыным собственная жена Наталья Решетовская уже после войны рассказала, кто такой этот Власов. Оказывается, Солженицын заложил на допросе своего случайного попутчика, некоего моряка, с которым ехал в поезде. 
         Когда много лет спустя профессор Симонян выступил с открытой критикой взглядов Солженицына, тот в ответ публично сожалел в строках "Архипелага": "Ах, жаль, что тебя тогда не посадили! Сколько ты потерял!" (том 1, гл.3). А в интервью 1992 года Солженицын даже выразил сожаление, что следствие провели так халатно, ибо при желании по его записям "можно было всех рассчитать, можно еще пять человек посадить из нашего дивизиона. Ну а следователю лень читать, дураку". 
         Многие табу со времен мессианства Солженицына сняты, и уже не считается дурным тоном говорить о том, что "всероссийский мессия" был не столько идейным борцом с Советской властью, а её идейным союзником - проще говоря, сотрудничал со следствием по полной программе - стучал! Солженицын серьезно приукрасил свою биографию. Он рассказывал об ужасах советских лагерей, а сам отделался довольно легко - получил по тем временам буквально неестественно малый срок по совокупности двух статей, из которой 58-11 (создание антисоветской группы) была погрозней, чем простое 58-10 "без конфискации имущества и лишения наград".

Николай Виткевич отправился по этапу на десять лет в Воркуту, куда только с этапа не доехали 150 из 1000 з/к, а Солженицына без особого нажима завербовали: просто позвали и спросили: "Можешь?" - "Могу!" - скромно и без тени смущения ответил будущий нобелевский лауреат и дал подписку о сотрудничестве. За это ему, очевидно, как стукачу-руководителю, дали восемь лет, которые он сидел сначала в Бутырской тюрьме во вполне удобной камере, из которой даже мог заказывать книги из Ленинской библиотеки, а потом - в подмосковной "шарашке". 
         Они потом встретились после войны. Николай Виткевич не держал на Солженицына особого зла. Но и относиться к нему, как к нормальному человеку, тоже не мог. В книге Шпачкова рассказывается о "героическом" поведении Солженицына.

Но интересно, что практически никогда в России не публиковались документы, подтверждающие это поведение - в частности, его хорошо сохранившиеся доносы.

 Экибастузский донос


         Наиболее известный "подвиг" Солженицына-стукача - т.н. "экибастузский донос", который помог властям жестоко подавить в самом зародыше восстание украинских националистов в лагере в Экибастузе (Казахстан). Поскольку социализм - это учет и контроль, то все бумаги, которые когда-либо попадали в архивы госбезопасности, бережно там сохранялись (и сохраняются поныне). Уж больно хорош документ, позволяющий держать на хорошем крючке лауреата Нобелевской премии и совесть русской нации. Причем документик КГБ мудро решило не держать у себя и не подвергать публичной огласке (первое - неэффективно, второе - смахивает на провокацию). Добрые дяди из Комитета разрешили ознакомиться с ним и скопировать двум журналистам - чеху Томашу Ржезачу (этот вроде бы из Восточного блока) и немцу Франку Арнау (представителю вероятного противника из блока НАТО). И тот, и другой не преминули воспользоваться щедрым подарком КГБ.


         Вот его полный и точный текст.


         "Сов.секретно. 
         Донесение с/о (секретный осведомитель - Ред.) от 20/1 -52 г. 
         В свое время мне удалось, по вашему заданию, сблизиться с Иваном Мегелем. Сегодня утром Мегель встретил меня у пошивочной мастерской и полузагадочно сказал: "Ну, все, скоро сбудутся пророчества гимна, кто был ничем, тот станет всем!". Из дальнейшего разговора с Мегелем выяснилось, что 22 января з/к Малкуш, Коверченко и Романович собираются поднять восстание. Для этого они уже сколотили надежную группу, в основном, из своих - бандеровцев, припрятали ножи, металлические трубки и доски. Мегель рассказал, что сподвижники Романовича и Малкуша из 2, 8 и 10 бараков должны разбиться на 4 группы и начать одновременно. Первая группа будет освобождать "своих". Далее разговор дословно: 
         "Она же займется и стукачами. Всех знаем! Их кум для отвода глаз тоже в штрафник затолкал. Одна группа берет штрафник и карцер, а вторая в это время давит службы и краснопогонников. Вот так-то!". Затем Мегель рассказал, что 3 и 4 группы должны блокировать проходную и ворота и отключить запасной электродвижок в зоне. 
         Ранее я уже сообщал, что бывший полковник польской армии Кензирский и военлет Тищенко сумели достать географическую карту Казахстана, расписание движения пассажирских самолетов и собирают деньги. Теперь я окончательно убежден в том, что они раньше знали о готовящемся восстании и, по-видимому, хотят использовать его для побега. Это предположение подтверждается и словами Мегеля "а полячишка-то, вроде умнее всех хочет быть, ну, посмотрим!". 
         Еще раз напоминаю в отношении моей просьбы обезопасить меня от расправы уголовников, которые в последнее время донимают подозрительными расспросами. 
         Ветров, 20.1.52". 
         На донесении отчетливо видны служебные пометки. В левом верхнем углу: "Доложено в ГУЛаг МВД СССР. Усилить наряды охраны автоматчиками. Стожаров". Внизу: "Верно: нач. отдела режима и оперработы Стожаров".

 


         Анализ этого документа сделал именно г-н Арнау - криминолог по основной профессии. Он утверждает, что подлинность документа подтверждается идентичностью почерков "абстрактного" Ветрова и реального Солженицына, особенностями манеры письма и другими характерными частностями, с одной стороны, в журнальной копии, с другой - в книгах Солженицына и в его эпистолах, а также идентичностью других "почерков" - психологических, нравственных - при совершении им клеветническо-доносительских деяний на всем протяжении его жизни. Исследователи отмечают такую особенность "почерка" Ветрова, как обстоятельность и широта, с коими он давал показания против всех ближайших друзей юности - никого не забыл! - и даже против случайного вагонного знакомца Власова, а на Симоняна не поленился накатать аж 52 страницы!

       Подобная же картина и в его доносе от 20 января 1952 г.: назвал и срок бунта (22 января), и имена руководителей (Малкуш, Коверченко, Романович), и чем вооружились (ножи, доски, металлические трубки), и в каких бараках основные силы (во 2, 8 и 10), и каков план действий (разбиться на четыре группы и начать выступление одновременно), и что именно предстоит делать каждой группе в отдельности, и не забыл даже такую деталь, как отключение запасного движка! 

         Надо отметить, что Солженицын «заложил» бандеровцев не из патриотических побуждений, а из собственных шкурных интересов.
         Следствием доноса стал, естественно, расстрел всей вышепоименованной группы заключенных 22 января 1952 года, после которого "Ветров", он же "агент" Солженицын, был упрятан в лагерный лазарет, а затем переведен в другой лагерь.