Цена цепного таланта

Михаил Кольцов в окопах испанских республиканцев

Моя журналистская юность совпала с воскрешением из небытия Михаила Кольцова, пожалуй, самого знаменитого фельетониста советских времен.

Я был в восторге. Печать той поры была ужасна, и всего ужаснее была навеваемая ею скука. Казалось, люди специально подбирали такие темы и такие слова, чтобы начисто отбить у публики интерес к чтению.

В детдоме я был октябренком в звене имени Павлика Морозова. Чуть позже, уже в пионерах, тоже восхищался этим славным мальчуганом, лихо заложившим и папу, и дядю ради светлого будущего. Поэтому стиль М. Кольцова, жесткий, безжалостный, бьющий прямо в отравленное с младенчества сердце, надолго стал для меня образцом журналистики и немало способствовал тому, что я тоже стал фельетонистом.

Многое из Кольцова я помнил, да и по сию пору помню наизусть. Вот его фельетон «Даешь тюрьму!». Начинается он элегически: «На рассвете наша тюрьма прекрасна». Завершается схоже: «Пусть на входе (в тюрьму) покажут этот фельетон, их пропустят вне очереди».

Насчет очереди — это, конечно, шутка. Насчет тюрьмы — всерьез.

В фельетоне «Белая бумага» говорилось, как в годы гражданской войны по недосмотру какого-то человека был оставлен рулон газетной бумаги. «Человечка расстреляли», — с краткостью неоспоримой правоты сообщал автор, и я, воспитанный на гуманности как способе скорейшего уничтожения врага, который не сдается, трепетал от торжества пролетарской справедливости.

Впрочем, чуть позже трепет новизны схлынул, так как едва ли не каждое произведение выдающегося остроумца непререкаемой газеты «Правда» или завершалось тюрьмой, или её подразумевало.

Позже, уже работая в журнале «Крокодил», где было еще немало литераторов и художников, помнивших М. Кольцова и работавших вместе с ним, я узнал один из главных секретов его бешеной популярности. Михаил Ефимович был любимцем Сталина. Их понимание остроумия совпадало. Сталин порою звонил Кольцову, подсказывая темы, на что журналист отзывался всей мощью своего таланта. Таким откликом был, в частности, фельетон «Демократия по почте», после которого расстреляли всё руководство одной из областей Узбекистана.

Ну, а сам Кольцов? Ездил ли он в далекий Узбекистан, чтобы проверить факты? Встречался ли с очевидцами, листал ли документы, выслушивал ли объяснения тех людей, кого он высмеивал, третировал, обвинял?

Нет, конечно. Это бы шло против законов жанра. Звонка вождя было вполне достаточно для полноценного сатирического произведения.

А сатирического опуса в «Правде» было достаточно для полноценного ареста, для полноценного суда и не менее полноценного расстрела тех людей, кого в газете всего лишь высмеивали.

И эта убийственная действенность газетной шутки лишь прибавляла веса и влияния её автору. М. Кольцов был не только главным фельетонистом главной газеты, но и главным редактором журналов «Огонек» и «Крокодил», а также руководителем крупного издательства. За границу он ездил, как на дачу.

В годы гражданской войны в Испании Сталин послал любимого сатирика своим личным представителем-надсмотрщиком над республиканским правительством в Мадриде. По возвращении доклад Кольцова слушали на Политбюро. А потом ему поручили популярно объяснить народу, отчего и как это вообще в стране Сталинской Конституции возникли ежовские «перегибы».

А чуть позже самого знаменитого журналиста арестовали. То ли судили, то ли нет. Он тихо исчез. И никто из миллионов поклонников так и не спросил, куда он делся и почему. И так же тихо неугомонного остроумца расстреляли, когда немцы подходили к Москве. Понадобилось почти двадцать лет, чтобы имя его всплыло в памяти общества. И лишь тогда глупые юноши, вроде меня тогдашнего, смогли насладиться его искрометным слогом.

История не всегда повторяется в виде фарса. Точнее сказать, история что хочет, то и делает. Может запустить сто трагических повторений подряд. А хочет, сразу, без репетиций, выдаст такую комедию, что порты сами валятся к пяткам.

В наши дни многие бегут тропою любимого сталинского фельетониста. Аркадий Мамонтов побивает рекорды цитирования. Как и Кольцов, он работает по отмашке власти. Он ничего сам не расследует. Он не ищет свидетелей для подтверждения или опровержения сведений, которые предает вселенской гласности. Он не позволяет проявиться иной точке зрения и не дает возможности оправдаться или объясниться тем, кого он обвиняет во всех смертных грехах.

Правда, делаются его творения без остроумия и таланта, которые всё же были присущи Михаилу Кольцову. Но этот легкий диссонанс заглушается главной мелодией: его творческие изыски завершаются арестами, судами, тюрьмой.

Сегодня А. Мамонтова осыпают дарами властей. Он богат, знаменит и рычит, на кого захочет. Видно, конечно, что жуткий барбос вертится на цепи, длину которой отмеряют на Лубянке. Ну, а дальше? Отправят ли его куда-нибудь на Багамы, когда надоест? Или тихо исчезнет он в вонючем подвале, куда его усилиями засадили Леонида Развозжаева, Константина Лебедева и еще десятки молодых людей, которые, я это знаю, много честнее, благороднее, талантливее и просто по-человечески красивее, нежели дородный и крикливый избранник Лубянки?

Звезда экрана Аркадий Мамонтов презрительно усмехнется такой перспективе. Михаилу Кольцову, который был даже не звездою, но целым созвездием высших чинов и полномочий, не удалось посмеяться последним.

Фотография РИА Новости