Полгода войны: что происходит на фронте, в экономике и обществе

На этой неделе с момента вторжения российских войск в Украину исполнилось полгода. За это время жертвами войны стали, по данным ООН, как минимум 5877 мирных жителей Украины (в том числе 324 ребенка) и, вероятно, десятки тысяч военнослужащих с обеих сторон. Целые города оказались разрушены. России не удалось добиться решительного военного успеха. Но и странам Запада, несмотря на беспрецедентные санкции, пока не удалось обрушить российскую экономику. К несчастью для всех, и военное, и экономическое противостояние затягивается на неопределенный срок.

Первые итоги войны

И ход боевых действий на первом этапе войны, и заявления Владимира Путина в первые дни, и западные данные не оставляют сомнений: начатая 24 февраля «спецоперация» планировалась с расчетом на быстрый развал украинской обороны и падение правительства. Но ВСУ смогли остановить российские войска на подступах к Киеву и выдержать ожесточенные бои в пригородах (подробно об этом на этой неделе рассказала The Washington Post). В начале апреля российская сторона, объявив это «жестом доброй воли», вывела войска с севера Украины.

Наибольших успехов российские военные смогли добиться на юге — в первую неделю войны была захвачена большая часть Запорожской (без областного центра) и Херсонской областей. С начала апреля все основные боевые действия происходили в Донбассе, где ВС РФ, сменив тактику, начали медленно вскрывать украинские оборонительные позиции с помощью артиллерии. За это время им удалось преодолеть только первый рубеж, взяв Северодонецк и Лисичанск и объявив об «освобождении» 100% территории ЛНР. Но после полугода боевых действий силы обеих сторон истощены, а на переговоры ни одна из них не готова — и эксперты сходятся в том, что предпосылок для окончания войны до конца 2022 года нет.

Еще в конце февраля, когда стало понятно, что российские расчеты на быстрый решительный успех не оправдываются, военные эксперты предупреждали о том, что война станет более «грязной», а жертвы среди гражданского населения будут расти. Так и вышло. В начале апреля украинские власти обнародовали данные об убийствах российскими солдатами мирных жителей в Буче, Ирпене и других пригородах Киева. В ходе двухмесячного штурма Мариуполя 450-тысячный город был почти полностью разрушен, по оценкам ООН, погибли несколько тысяч гражданских. Всего к августу ООН располагала подтвержденными данными о смерти 5877 мирных жителей; в каждой такой сводке организация подчеркивает, что фактическое число жертв значительно выше.

В России война привела к ужесточению политических репрессий и подавления свободы слова. По последним данным «ОВД-Инфо», за полгода за протесты против войны было задержано 16 437 россиян (подавляющее большинство — в первые недели войны), а 224 стали фигурантами уголовных дел, связанных с их антивоенной позицией. В Уголовном кодексе появились статьи за распространение фейков (90 уголовных дел, срок до 15 лет) и дискредитацию российской армии (11 дел, срок до 5 лет). Только за первый месяц войны Роскомнадзор заблокировал более 1500 сайтов; под блокировку попали почти все независимые СМИ, в том числе старейшая российская радиостанция «Эхо Москвы» и единственный оппозиционный телеканал «Дождь».

Западные страны ответили на вторжение в Украину беспрецедентными санкциями — помимо прочего, была заморожена почти половина международных резервов ЦБ на $300 млрд, Европа и США отказались от импорта российской нефти и угля, западные страны запретили экспорт в Россию высокотехнологичной продукции. Но пока российская экономика переносит санкции неожиданно не так плохо: спад ВВП по итогам года вряд ли значительно превысит 5%, инфляция в годовом выражении уже ниже 15%, а доходы населения за первое полугодие упали всего на 0,8%. Российский бюджет по итогам года окажется в дефиците, но пока страны Запада бесконечно далеки от главной цели санкций — лишения Кремля средств на продолжение боевых действий.

Чтобы оценить промежуточные итоги полугода войны, которая изменила всю нашу жизнь, мы взяли серию интервью у специалистов в каждой затронутой войной сфере.

Что с экономикой

Новые «девяностые», которыми пугали россиян вскоре после начала войны, пока не наступили: российская экономика пусть и пострадала, но не обрушилась под напором беспрецедентных западных санкций. «В начале войны экономисты опасались банковского кризиса по модели 2008 года, ждали, что банки потеряют доверие друг к другу, а за ними и предприятия, — объясняет в интервью The Bell экономист Bloomberg Economics по России и Центральной и Восточной Европе Александр Исаков. — В этом сценарии все могло рухнуть как домино: остановка платежной системы могла бы дать потерю в 10–15% ВВП. Этого не произошло главным образом благодаря расчистке банковского сектора от слабых банков, которую Банк России проводил с 2013 года». На деле в этом году ВВП упадет на 3,5–4%, в следующем — на 2%, прогнозирует Исаков. Размер экономики по итогам 2023 года составит около 88 трлн рублей в ценах 2016 года — это будет откат на уровень 2013–14 годов. Чтобы вернуться к довоенным уровням, России при всех действующих санкциях, скорее всего, понадобится 6–7 лет. 

Что с рынком труда

Массовый исход иностранных компаний из России, казалось бы, не мог не сказаться на рынке труда. Но в июне Росстат сообщил о рекордно низких показателях безработицы — 3,9%. Поддержание низкой безработицы в условиях нынешнего кризиса кажется удивительным. Компании закрываются и уходят, производство сокращается, а безработица не растет. Возможно ли такое? «Краткий ответ — да, возможно», — констатирует директор Центра трудовых исследований Высшей школы экономики Владимир Гимпельсон, один из лучших специалистов в России в этой сфере. У этого есть несколько объяснений:

во-первых, российский рынок труда всегда реагировал на кризисы снижением трудовых доходов, а не занятости. Такая реакция связана со сложностью массовых увольнений и низкими значениями МРОТа и пособия по безработице;

во-вторых, уход компаний и остановка производства — это постепенный процесс, во многом пока не реализовавшийся в массовых увольнениях. Работники получают компенсационные выплаты, многие производства (типа «АвтоВАЗа») субсидируются государством, где-то работники отправлены в отпуска, где-то сокращен рабочий день;

в-третьих, теряющие работу могут искать альтернативу в сером или неформальном секторе.

Этот сегмент всегда работал как «абсорбирующая губка». Низкое пособие по безработице не позволяет сидеть без работы, неявным образом направляя сюда ищущих работу;

в-четвертых, летом всегда безработица ниже — даже потерявшие работу часто хотят передохнуть, их поиск активизируется к осени.

Значительного роста безработицы экономисты все равно не ждут. «Когда у вас смехотворное пособие, которое трудно получить, как это, например, в России, вы не можете долго искать работу, вам приходится браться за первую попавшуюся», — объясняет Гимпельсон. Но видимая стабильность, скорее, маскирует неприятные перспективы. «Рынок труда все в большей степени будет становиться рынком работодателя, и возможности прилично оплачиваемой работы будут сжиматься, — прогнозирует экономист. — Зарплаты расти не будут, а в реальном выражении снизятся. В среднесрочной перспективе проявится структурная перестройка занятости — в сторону упрощения, примитивизации, увеличения спроса на “мозолистые руки” вместо “сложноустроенных мозгов”». Целиком интервью читайте у нас на сайте.

Что с обществом

С самого начала войны социологи «Левада-Центра» (признан в России иноагентом)  фиксируют 70%-ную поддержку обществом действий российской армии. Затягивание конфликта не вызвало большого раздражения — через полгода после его начала социологам стало очевидно, что люди просто стараются дистанцироваться от этой темы, отодвигая ее на второй план. Как так вышло?

«С одной стороны, россияне предпочитают считать специальную операцию ограниченным событием. Настоящая война — в популярном ее понимании — это когда сыплются бомбы на нашей территории, — объясняет руководитель отдела социально-культурных исследований “Левада-Центра” Алексей Левинсон. — С другой стороны, это же трактуется как противостояние с Западом, Америкой, НАТО».

Получается, с одной стороны, ничего страшного не произошло, а с другой стороны, то, что происходит, имеет историческое, геополитическое значение. «Это удобная для сознания конструкция, которая, в общем, позволяет чувствовать самоуважение, что россиянам очень важно: “Мы воюем не со страной, которая заведомо слабее, а с мировым злом”».

Подробнее о том, какие настроения царят в российском обществе, какие установки в нем включились и могут ли они измениться под воздействием экономических факторов, читайте в интервью у нас на сайте.

Что с санкциями

До 24 февраля полное эмбарго на импорт российской нефти в Европу трудно было даже представить, но после событий в Буче оно стало реальностью. До войны на Европу приходилось 50% российского экспорта нефти. Но пока эффект санкций остается скромным: России за счет 30-процентных скидок удалось перенаправить все выпавшие европейские объемы в Азию и продолжить зарабатывать рекордные нефтегазовые доходы (рост на 69% за первое полугодие 2022 года).

Вступление эмбарго в полную силу в конце 2022 — начале 2023 года изменит ситуацию, но не драматически, говорит в интервью The Bell директор экономического направления Института энергетики и финансов НИУ ВШЭ Марсель Салихов: скидки позволят перенаправлять потоки и дальше, и по итогам 2023 года добыча нефти в России упадет не больше чем на 5–7%.

Куда более рискованную игру Кремль ведет с газовым экспортом в Европу, который уже сокращен до минимума под предлогом невозможности ремонта турбин «Северного потока» и в любой момент может быть совсем остановлен. Если газовый шантаж не заставит Европу пойти на уступки Кремлю (а на это пока не похоже), то перенаправлять поставки будет некуда: пустить предназначенный для ЕС газ в Китай невозможно технологически, а Турция и Центральная Азия смогут принять не больше 10 млрд кубометров из выпадающих 135 млрд, и вовсе не по такой цене, по которой газ продавался на сверхприбыльном европейском рынке. Что будет в таком случае делать «Газпром»? «Заниматься газификацией, проводить газ бабушкам в Тверскую область — это хорошо, но понятно, по какой цене», — говорит Салихов.

Как долго все это продлится

В военном отношении к концу лета обе стороны оказались близки к позиционному тупику: и российским, и украинским вооруженным силам не хватает сил для решительных наступательных операций на ключевых участках фронта, у обеих армий серьезные кадровые проблемы из-за значительных потерь в самых опытных и боеспособных соединениях.

Мы поговорили об уроках первого полугодия войны и вероятном развитии событий с военным экспертом, который предупреждал о реальности полномасштабного российского вторжения, когда в Европе и самой Украине в него еще не верили, и правильно описал его возможный сценарий, — руководителем польского аналитического центра Rochan Consulting Конрадом Музыкой.

Музыка приходит к неутешительному выводу: война может продолжаться годы. Желания и возможностей для переговоров нет у обеих сторон, а решающего преимущества нет ни у одной из них. Украина постепенно будет приобретать технологическое превосходство за счет западной военной техники, но необходимых для наступательных операций танков, БМП и бронетехники в целом ей будет взять просто негде. Россия все еще обладает огромным перевесом в вооружении и огневой мощи артиллерии, но изменить ход войны ей не позволяет нехватка в живой силе, которую может изменить только частичная или всеобщая мобилизация — но на нее Кремль пока не готов.

Кто отвечает за войну

Может ли мир жить без войн, бывают ли случаи, когда упреждающие удары оправданны, кто несет ответственность за войну, может ли она быть коллективной, какие войны считать справедливыми и с какими моральными дилеммами мир столкнулся сейчас? Об этом мы поговорили с Майклом Уолцером — политическим философом, почетным профессором Института перспективных исследований, до этого работавший в Принстонском и Гарвардском университетах. Опубликованная в 1977 году, вскоре после окончания войны во Вьетнаме, его работа «Справедливые и несправедливые войны: нравственный аргумент с историческими иллюстрациями» актуализировала теорию справедливой войны. Сейчас это одна из главных концепций западной философии.

Теоретики справедливой войны (bellum justum) ищут принципы, благодаря которым сила будет применяться все реже, а войны станут более гуманными. Уолцер актуализировал теорию bellum justum, которая противостоит концепции политического реализма, с учетом чрезвычайных обстоятельств: необходимости гуманитарной интервенции и сдерживания опасных режимов. Целиком интервью читайте здесь.

Петр Мироненко