Дракон

Дождь прошел ночью, но на рассвете его капли все еще срывались с листвы на потемневшую землю; небо было пепельно-серым и непрозрачным, и по нему уже скользили редкие утренние птицы. Пахло сыростью; аромат цветов, прижатый утренней прохладой к земле, стекал с бутонов роз и кистей сирени в траву; зеркала луж изредка вздрагивали от случайных капель и вновь добросовестно отражали серость небес и бытия, когда прямо из-за облаков свалился дракон. Это было зрелище! Дракон выскользнул из-под небесного свода, и, казалось, целую вечность тащился над нашим городком, словно сорвавшийся с привязи аэростат, покрытый серебристой чешуей. От головы до хвоста он был, пожалуй, целую милю. На левом боку у него была громадная рана, будто он зацепился за острые вершины Гималаев или ледяные скалы Килиманджаро. Дракон летел неестественно медленно, пока, наконец, его голова, шея, крылья, а затем и хвост не исчезли за горизонтом. Он грохнулся о планету так, что вызвал землетрясение, но так ни разу и не взмахнул перепончатыми крыльями.

***

 Весть об этом чуде сразу же разнеслась по округе, и сотни очевидцев его падения устремились на запад, туда, где рухнуло сказочное чудовище. Так оно и вышло. Дракон упал на огромное, только что вспаханное поле, вывернув гигантскими когтями тысячи кубов земли, снеся крыльями полутора километровый кусок лесополосы, и развалив по пути какую-то передовую свиноферму. Его голова плюхнулась в небольшое озерцо, и последнее наполовину выплеснулось из берегов, смыв земляную дамбу. Как рассказали очевидцы, первыми увидевшие эту громадину, дракон целый час лежал неподвижно, будто мертвый. От его темно-фиолетовой чешуи шел пар, а из распоротого брюха лились тонны розоватой жидкости, похожей на кровь, и стекали в озеро. И вода кипела и пузырилась в тех местах, где смешивалась с драконьей кровью. Когда первые смельчаки приблизились к морде чудовища метров на двести, дракон медленно открыл глаза – и каждое было с колесо обозрения в парке, и всех смельчаков сдуло, словно ветром, за ближайший косогор. Дракон дрогнул всем телом и громоподобно вздохнув, повел шеей; затем поднял голову метров на полтораста вверх, и едва не зацепил своим костяным гребнем кружащий над ним военный вертолет. Тот, словно комар, резво отлетел в сторону и зажужжал неподалеку от исполина.

***

 Часам к девяти возле монстра собралось тысячи полторы зевак из окрестных хуторов и деревень. А к полудню подъехало еще тысяч пятьдесят. Сначала весь райотдел милиции отгонял чересчур любопытных и смелых на безопасное расстояние. Затем прибыли спецназ и ОМОН и военные, которые приволокли с собой десятка три БМП и дюжину танков и соорудили из колючей проволоки трехсотметровую «зону безопасности» вокруг распластавшегося монстра, который все так же лежал на брюхе, слегка подобрав под себя громадные изумрудно-зеленые крылья, и изредка подымал голову, оглядывая пестрые толпы людей. После обеда толпа людей вокруг дракона образовала живое кольцо. Дракона фотографировали, снимали видеокамерами; какие-то телестудии прислали два, а затем еще три огромных грузовика, набитых операторами, режиссерами и комментаторами, которые до самого вечера давали в эфир сенсационные прямые репортажи, и все TV-каналы мира были забиты только этим событием. К вечеру толпа, а в ней было столько народу, сколько у Цезаря не было перед битвой с Помпеем, понемногу стала рассасываться. Все желающие уже сфотографировались на фоне лежащего монстра: военные притянули дюжину полевых кухонь и разбили палатки. Вертолеты, устав кружить над поверженным чудовищем, облепили соседние холмы, прочие зеваки развели костры и, поддав для согрева, горланили песни и громко спорили о происхождении невероятного существа.

***

Сумерки были прохладными и сырыми, но к полуночи небо расчистилось, и над полями засверкали звезды. На фоне созвездий замерцал Млечный Путь. И вдруг, пересекая млечную звездную реку, из созвездия Дракона в сторону Кассиопеи пролетело пять ярких комет, которые, вспороли ярким светом зенит, и ушли за горизонт в сторону Венеры, оставив в стратосфере пять белых полос. Дракон смотрел на летящие к Утренней звезде кометы, и тут из его глаз хлынули ручьи, похожие на слезы, словно эти, пролетевшие у самой Земли кометы, были его стаей. И тогда, впервые за много часов, задрав к самым звездам голову, дракон взмахнул крыльями, снеся в округе половину строений и деревьев, и издал ужасный крик. Это был громоподобный и одновременно жалобный крик боли и прощания или, может быть, стон, или мольба, от которого согнулись деревья и погасли костры. В нем было столько тоски, что это ощущалось всеми на сотни миль вокруг. Но звезды все также светили с небес своим холодным светом, безразличные ко всему происходящему внизу. И тогда дракон тяжело опустил голову к земле и, закрыв блестящие глаза перепончатыми веками, и замер до рассвета. Освещенный десятками прожекторов, он казался мертвым куском базальта, вывернутым из каменоломен Аида, или исторгнутой из недр вулкана остывающей магмой…

***

 Примерно раз в полчаса бока дракона немного раздавались вширь, и он с шумом втягивал воздух ноздрями, в каждую из которых мог свободно въехать грузовик. К утру, дракон стал дышать реже, примерно - раз в час или даже еще реже, и многим казалось, что он умер. Трое смельчаков в маскхалатах, накинув веревки на костяной гребень дракона, взобрались ему на спину и, освещая путь фонарями, взобрались почти до основания шеи монстра. Они были посланы за образцами материала, из которого состояло умирающее чудовище. И они были смелые ребята, но, похоже, перебрали таблеток против страха: и под конец уронили какой-то инструмент и стали громко кричать своим коллегам внизу, требуя подать его обратно. Дракон лежал смирно, но они когда стали стучать по его шкуре киркой, как-то странно вздрогнул, и вдоль его хребта сверкнуло нечто похожее на электрический разряд, и с подветренной стороны запахло озоном, и пепел смельчаков медленно, словно серое облачко, полетел над травами и кустарниками, и рассеялся в утреннем тумане.

***

На рассвете дракон вновь приподнял шею и, обернувшись, открыл глаза. Он взглянул на солнце, затем на людей, копошащихся у его основания. На этот раз его глаза словно бы потускнели. Было похоже, что монстр все же медленно умирает. Часам к восьми к неподвижной морде дракона подъехало несколько самосвалов, груженных доверху тушами коров и свиней. Осторожно сдав задом, первый самосвал вывалил весь этот "протеин" метрах в пятнадцати от драконьей пасти и благополучно отъехал прочь. Дракон также спокойно подпустил второй и третий самосвалы, слегка косясь на грузовики глазами полуприкрытыми веками. Его огромные зрачки то сужались, превращаясь в темные горизонтальные полосы, то расширялись, и внутри их бездонной тьмы вспыхивали искры мерцающих нездешних звезд и созвездий.

***

Когда последняя машина отъехала, дракон, словно нехотя, приблизил морду к сваленным горой тушам, с шумом втянул воздух и брезгливо отвернул пасть в другую сторону. Судя по громадному частоколу десятиметровых клыков, этот зверь явно не был вегетарианцем. Возможно, ему была не по вкусу эта дохлятина, ее незвездный запах? Такой монстр, вероятно, умел пронзать и пространство и, может статься, даже само время, и питался синими китами или ихтиозаврами, спускаясь миллионы лет назад со звезд в атмосферу планеты к волнам Палеозойских или Мезозойских океанов.

Возможно, его даже рассмешило мизерное количество пищи, принесенной ему в дар людьми? А может быть, он привык к более серьезным жертвенным подношениям? Может быть, майя или инки, или их предки приносили ему в жертву миллионы рабов, складывая их тела в дар у подножия своих гигантских пирамид в день летнего солнцестояния? Кто знает, может, он хотел новых человеческих жертв этот древний бог ацтеков – Кецалькоатль, «пернатый змей», и верховный бог тольтеков, считавшийся богом утренней и вечерней звезды? А, может быть, он просто ощущал приближение смерти?

***

 Большие грешники умирают тяжело и долго. Если исходить из этого сомнительного, но в целом верного постулата, дракон, должно быть, здорово нагадил в своей прежней долгой жизни. Может быть, в средние века, или еще раньше? Черт его разберет, сколько лет было этому чудовищу? Может, тысяча, и он пожирал глупых средневековых рыцарей, вызывавших его на бой. Или сжигал Испанские города и деревни и каравеллы конкистадоров, плывущие по океану, своим пламенем, отрыгивая проглоченные им в куски Солнца? Может быть, это он был послан древними жрецами инков к звездам? Может быть, ему было пять тысяч лет? Или пятьдесят тысяч веков и столетий? И он ел только звезды? Ведь питаются же их светом Солнца трава и цветы? Может и драконы, плывя меж звезд, впитывают их лучи своими гигантскими крыльями? Но последнего специалиста по драконам, инквизиторы, сожгли еще задолго до Джордано.

К вечеру пошел дождь. Плакал ли это бог дождя Тлалолк над своим другом «пернатым змеем» ацтеков богом Кецалькоатлем? Как плакал он тогда, когда у самых пирамид испанцы пытали раскалённым железом его жрецов, выпытывая, где же хранятся несметные сокровища повелителя Монтесумы, и где скрывается в сельве путь в страну Теней… Мы этого не узнаем никогда. Ибо тех жрецов, кто знал это, убили еще конкистадоры Алонсо де Охеды, Франсиско Писсарро и Эрнана Кортеса, искавшие золото. Или прикончили солдаты Педро де Альварадо, устроившие в праздник Солнца резню жителей Теночтитлана.

***

 Спустя месяц дракон почти издох. Киношники отсняли свой миллион километров пленки, и уехали. Следом за ними уехали ученые, предварительно поснимав с монстра свои датчики и зонды, и вырезав из различных мест пару тонн образцов мяса, для научных исследований, и сотни две-три квадратных метров шкуры, для переплетов своих диссертаций. Когда ученые его кромсали, словно китобои кашалота, огромными скальпелями, похожими на косы, дракон Кецалькоатль, «пернатый змей» ацтеков уже почти не шевелился; фактически его мозг уже был мертв, как мертва лишь бывает старая, насквозь прогнившая и разложившаяся изнутри Империя. И лишь его сердце никак не хотело умирать, и соглашаться с этим: иногда оно ударяло с глухим шумом где-то далеко внутри мертвой туши. Но удары случались все реже и реже, порою один или два за целый день. Потом еще реже и реже. Потом власти сняли оцепление. Это немного возбудило зевак, которые теперь могли подойти и потрогать монстра, и отрезать что-нибудь на память. Впрочем, не все еще решались сделать это. Зато мальчишки целыми днями лазали по туше, как по горам и кричали в огромные треугольные уши, словно в пещеры, и пытались приподнять палками веки дракона. Впрочем, вскоре дракон начал разлагаться, и тяжелый трупный запах разогнал людей. Зато теперь вокруг монстра появились собаки. Сотни собак. Целыми стаями они трусливо кружили вокруг него, а ночью выли на звезды, словно плакальщики и грызли открытые раны.

***

Где-то в октябре, тоскливым ранним утром, когда висевшая над землей пелена тумана стала сползать по ложбинам к озерцу, дракон окончательно издох. Несколько очевидцев рассказали, что перед этим дракон немного приоткрыл огромный глаз, чуть приподнял морду, и издал тонкий, пронзительный вой. Тучи ворон вылетели из его ноздрей и закружили над монстром. Все эти дни собаки пировали, а вороны злились и кружили в небе. Добраться до мяса туши им мешала толстая роговая чешуя, а у ран, вскрытых людьми, пиршествовали злые псы. Запах гниения вскоре заполнил всю округу, и, хотя в октябре уже было довольно прохладно, километров за тридцать сорок до Армавира ощущалась эта невыносимая вонь. Вода в озерце стала закисать и в ней подохла вся рыба и все лягушки. Потом пошел снег, и стало полегче. Снег припорошил дракона, и он казался теперь издали огромным белым айсбергом.

***

 В начале марта, когда впервые начал таять снег, и побежали ручьи, от дракона остался лишь скелет, покрытый чешуей, на которой расположились стаи грачей. Внутренности пожрали псы и какие-то полевые дикие звери, а даже вороны устроились внутри монстра, словно внутри огромной пещеры. Псы так отожрались и расплодились за зиму, что к осени военным пришлось устроить им пару Варфоломеевских ночей. Уцелевшие собаки   разбежались по окрестностям, однако ночью неизменно возвращались назад, влезали в   прогрызенные ими дыры и принимались за прерванное пиршество.

Потом, в конце марта, дракон рухнул: кости внутри него сломались, и кое-где даже попротыкали шкуру. Именно тогда его и решили, наконец, сжечь. Тушу облили соляркой и подожгли. Целую неделю горел гигантский костер, а бензовоз, словно заведенный дважды в день мотался по колдобинам на нефтебазу и обратно. Толку от этого было мало. Затем военные залили тушу напалмом и, наконец, от дракона остался лишь слой пепла высокою в человеческий рост. К следующей весне пепел смыло дождями, и на этом месте заколосились необычайно высокие изумрудные травы…

***

 Совсем недавно я был на том самом месте, где рухнул дракон. Там уже не осталось никаких следов, разве что целая колония вороньих гнезд на уцелевших старых деревьях. Там, под одним из деревьев, был большой муравейник. За пару дней до этого, видимо из гнезда вывалился вороненок, и упал прямо на него. Муравьи сделали свое дело, повинуясь инстинкту, быстро и не сильно задумываясь над проблемами бытия, оставив от птенца комок темных перьев и белые косточки. Они растащили по частям мясо птенца, и, словно спешащие из супермаркета покупатели с сумками, помчались домой кормить своих личинок. Люди очень похожи на этих муравьев. Подумаешь, звезды, параллельные миры, другие формы времени и пространства. Это где-то далеко, абстрактно и непонятно... да и зачем? Людям плевать, древний ли ты бог ацтеков – Кецалькоатль, «пернатый змей», летающий возле Солнца, или просто монстр или пища. Если ты не похож на них, ты – монстр, если пахнешь иначе, ты враг или пища.

***

…Большие драконы в нашем районе не падали. Да и вообще, дай бог им держаться подальше от этих мест, и от Земли в целом. Где-нибудь за орбитой Сатурна или Плутона, гоняться по Млечному Пути за кометами, купаться в протуберанцах солнечных всплесков, парить над океанами иных миров и иных времен…

***

Ну, собственно, вот и вся история...

Которая, впрочем, совсем не о Кецалькоатле.

А об умершей в грязи Империи?