Военно-полевые суды в царской России

Военно-полевые суды в царской России

Введенная в России законом 19 августа 1906 г. и просуществовавшая до 20 апреля 1907 г. система военно-полевых судов не могла не отразиться на истории Трубецкого бастиона. В одиночные камеры этой тюрьмы были заключены также и жертвы военно-полевой юстиции. Их пребывание там было таким кратковременным, какого почти совсем не знает в Других случаях история Петропавловской крепости. Оно исчислялось даже не неделями, а лишь двумя-четырьмя днями. Эта краткость заточения в казематах бастиона отнюдь не говорит о том, что жертвам военно-полевой юстиции удалось избавиться от тех страданий, которые выпадали на долю узников крепости, проводивших в ней долгие месяцы и годы. Страдания были тем сильнее, чем короче было время заточения в бастионе.

И не удивительно: каждый отданный на расправу военно-полевому суду знал, что у него из крепости нет другого выхода, кроме пути на виселицу. Мысль о неизбежной, ничем не отвратимой смерти в петле палача не оставляла ни на минуту этих обреченных. Недаром при одновременном приходе 18 октября 1906 г. тюремной администрации в камеры к восьми осужденным, чтобы взять их в глубокую полночь для передачи палачам, ни один из них не оказался спящим. Все они бодрствовали и ждали последнего акта расправы того суда, который назывался военно-полевым, а в действительности был актом самой бессудной расправы по указу «его величества».

Общая характеристика закона о военно-полевом суде как акта безграничного произвола царизма была дана в листовке Петербургского комитета РСДРП «Ко всем рабочим города Петербурга», распространенной немедленно после опубликования закона о военно-полевом суде.

14—16 октября 1906 г. по делам военно-полевой юстиции поступили в Петропавловскую крепость 11 обвиняемых.

 Здесь уместно отметить, что в архиве департамента полиции найден нами хронологический, остававшийся до сих пор неизвестным список лиц, казненных по приговорам военно-полевых судов. Воспроизведем из него дни, когда в тех или других пунктах Российской империи военно-полевые суды творили свое черное дело.

Мы сознательно воспроизводим из этого официального списка подробно месяцы и числа казней по приговору военно-полевых судов. Поименный список казненных за период с 31 августа 1906 г. по 31 января 1907 г. включительно был представлен департаментом полиции министру внутренних дел.

 Итак, первая казнь была совершена 31 августа 1906 г. Последующие приговоры были вынесены:

 в сентябре 1906 года: 1, 3, 7, 8, 9, 10, И, 12, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 25, 26, 27, 28, 29, 30;

в октябре 1906 года:  2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 30, 31;

в ноябре 1906 года: 1, 2, 3, 4, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 22, 23, 24, 25, 27, 28, 29, 30;

в декабре 1906 года: 1, 2, 4, 5, 7, 8, 9, И, 12, 13, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 26, 28, 30, 31;

в январе 1907 года: 2, 3, 4, 5, 7, 9, 10, 12, 13, 14, 16, 17, 18, 19, 20, 23, 24, 25, 29, 30, 312.

Итак, за пять месяцев из общего количества 154 дней всего 31 день прошел без казней.

Узники Петропавловской крепости, осужденные военно-полевым судом, были казнены частью близ Кронштадта, а потому сведения о них были даны в отчетах кронштадтских военных властей и кронштадтской полиции (таких казненных было 17 человек). Кроме того, по отчетам петербургских властей местом казни для шести человек был назван Петербург. Как уже указано, нам удалось выяснить нахождение в Трубецком бастионе 17 человек, ставших жертвами военно-полевой юстиции.

Тюрьма Трубецкого бастиона стала местом заседаний военно-полевого суда в Петербурге. Об этом свидетельствует следующий документ: «Секретное письмо временно командующего войсками гвардии и Петербургского военного округа М. А. Газенкампфа коменданту Петербургской крепости А. В. Эллису, 11 сентября 1906 г.

Препровождая при сем секретный отзыв штаба округа от 18 сентября за № 1678, уведомляю ваше высокопревосходительство, что военно-полевой суд в городе Петербурге будет заседать в Трубецком бастионе вверенной вам крепости, как единственном месте, вполне обеспечивающем безопасность заседания.

Приведение же смертных приговоров в исполнение будет производиться в местах по соглашению с С.-Петербургским губернатором вне столицы.

Сообщая об изложенном для зависящих распоряжений, прошу уведомить, какие еще меры желательно принять для безопасности заседания суда и помещения подсудимых.

Прошу принять уверение в совершенном почтении и преданности. Генерал от инфантерии Газенкампф».

В этом секретном письме обращает на себя внимание мотивировка выбора местом заседания суда Трубецкого бастиона «как единственного места, вполне обеспечивающего безопасность заседания». Только в Петропавловской крепости, за стенами Трубецкого бастиона, в твердыне государственной тюрьмы, было признано безопасным творить самые черные дела царского «правосудия».

В Ленинградском филиале Центрального Государственного военно-исторического архива хранится дело 1906 года под названием «Об установлении правил о военно-полевом суде»4. Оно начинается с бумаги, адресованной от имени главного военно-судного управления 8 июля 1906 г. военному министру. В ней приводится дословно собственноручная надпись Николая II, сделанная им 6 июля 1906 г.

Николай II выразил свою волю в следующих словах: «Напоминаю Главному военно-судному управлению мое мнение относительно смертных приговоров. Я их признаю правильными, когда они приводятся в исполнение через 48 часов после совершения преступления — иначе они являются актами мести и холодной жестокости».

До этого времени в практике военно-окружных судов не было случаев приведения в исполнение смертных приговоров через 48 часов после совершения преступления. На дознание, предварительное следствие, процедуру суда и приведение приговора в исполнение всегда требовалось более продолжительное время, исчислявшееся не часами, а неделями и месяцами. Таким образом, все эти казни оказывались, по квалификации самого Николая II, «актами мести и холодной жестокости». Он мирился с этим 12 лет своего царствования и, наконец, нашел выход избежать «жестокости» при исполнении казни. Всероссийский самодержец руководствовался отнюдь не чувством милосердия. Имеются прямые указания на то, что он преследовал иную цель. Военный министр сообщал 29 июля председателю совета министров Столыпину о воле царя совершать казни не позже 48 часов после совершения преступления. Царь выразил это желание во время доклада ему министра. При этом, как писал министр, царь мотивировал свою волю указанием, «что такое быстрое исполнение наказания будет больше устрашать» .

 Об этой цели «наибольшего устрашения» царь в своей письменной резолюции предпочел умолчать.

 Потребовав чрезвычайной быстроты от военной юстиции в решениях дел, исходом которых была смертная казнь, царь далеко не проявил какого-либо недомыслия. Он не признавал в своем суждении никакой ошибочности и продолжал стоять на своей точке зрения даже тогда, когда министрами было указано на ее неправильность. -90-

Главный военный прокурор Павлов, прославившийся своей жестокостью, набрался смелости и указал в своем обращении к военному министру на трудности осуществления «монаршей воли». Он прежде всего поторопился указать, что «осуществление упомянутой монаршей воли совершенно не зависит от Главного военно-судного управления, так как:

 1) Дела о гражданских лицах, предаваемых военному суду на основании военного положения или положения об охране, по каковым только делам почти исключительно и постановляются смертные приговоры, передаются в военно-прокурорский надзор, а затем в военный суд лишь по окончании дознаний, производимых жандармской и общей полицией, и следствий, производимых судебными следователями, и по рассмотрении таковых генерал-губернаторами, причем на ускорение означенных актов военно-судебные органы не могут оказывать никакого влияния.

 2) При всей обширности пространства Российской империи в ней имеется всего 12 военно-окружных судов. Поэтому в случаях совершения преступлений вне места нахождения суда приходится или командировать туда временный суд, или же доставлять преступника в суд. Как то, так и другое при больших расстояниях требует иногда значительного времени.

 3) Рассмотрение дела в военно-прокурорском надзоре и в суде, как бы энергично ни действовали чины их, требует обязательного соблюдения некоторых, установленных законом сроков, вследствие чего при наибольшей возможной, без нарушения правил военно-судного устава, быстроте приговор может быть приведен в исполнение не раньше как на шестые или седьмые сутки после передачи дела военному прокурору».

 Набрался смелости и министр юстиции Щегловитов. В своей бумаге от 9 августа 1906 г. он высказался отрицательно о проекте создания военно-полевых судов и о казнях через 48 часов после совершения преступления. В осторожных выражениях министр юстиции писал, что практически было бы весьма затруднительно выявить «те случаи, когда до постановления судебного приговора надлежит считать по делу вполне безусловно доказанным состав преступления, а равно и виновность в оном обвиняемого и когда, следовательно, на упомянутое дело надлежало бы распространить проектируемый порядок».

 Правил, подобных проектируемым, не было ни в одном государстве. На этом основании Щегловитов предлагал обсудить предположение об издании нового закона в совете министров и представить результаты такого обсуждения государю для дальнейших его указаний.

19—20 августа.

1906 г. «монаршая воля» о милосердном повешении осужденных через 48 часов после совершения преступления стала законом, принятым советом министров, членом которого был и министр юстиции.

 Через шесть дней после издания закона, а именно 26 августа, Николай II повелел военному министру объявить командующим войсками его требование о безусловном применении закона о военно-полевых судах. Вместе с этим командующие войсками и генерал-губернаторы предупреждались, что они будут лично ответственны перед «его величеством» за отступления от этого закона. Так, Николай II с особой настойчивостью проводил в жизнь свой закон о смертной казни.

 Прошло две недели со времени издания закона, а в Петербурге и в Петербургской губернии еще не было случаев назначения военно-полевого суда. Это очень не понравилось великому князю, родному дядюшке царя, главнокомандующему Петербургским военным округом. Главное военно-судное управление и довело об этом до сведения министра внутренних дел с указанием, что, по мнению «его высочества», были «вполне подходящие случаи» для назначения такого суда6.

 Из секретной переписки о введении в действие нового закона отметим не лишенные интереса донесения председателя московского военно-окружного суда от 25 августа 1906 г. военному министру. Автор этого письма доносил, что на происходившем 25 августа в Москве совещании генерал-губернатор заявил, «что он все же будет назначать военных судей председателями военно-полевых судов»7. Перспектива нести такие обязанности не была для военных юристов приятной и безопасной. Правительство же не было расположено вносить, хотя бы в слабой степени, элемент законности в деятельность новых органов своей расправы. Между тем наличие лица с высшим юридическим образованием в составе судилища могло повлиять на деятельность военно-полевых судов в нежелательном для правительства направлении. Вот почему военный министр поспешил разъяснить, что председателями военно-полевых судов должны быть «офицеры от войск, а не чины военно-судебного ведомства».

 Центральная власть и высшие местные власти без труда поняли, в чем именно состояла «монаршая воля» Николая II. Они старались внушить кадровым офицерам военно-полевых судов не стремление к законности, а проведение наибольшей суровости приговора. Так, например, Прибалтийский генерал-губернатор 14 декабря 1906 г. писал: «В настоящее трудное время от всех без исключения офицеров надлежит требовать проявления мужественного сознания необходимости действовать решительно в постановлении приговоров, суровость коих нужно признать необходимою для пресечения преступной деятельности отбросов населения, стремящихся поколебать основы государственного строя»8.

 В программу действий военно-полевых судов входило применение смертной казни. Надлежало провести ряд распоряжений о порядке приведения приговора в исполнение. Это и было сделано 19 октября 1906 г. помощником главнокомандующего Петербургским военным округом, издавшим распоряжение о выполнении смертных приговоров по этому округу.

Было предписано доставлять пароход по заранее условленной телеграмме к Николаевскому мосту в указанный час. Здесь его должен ожидать конвой, назначенный воинской частью. Этот пароход следует с осужденным в Кронштадт к форту № 6. С конвоем следует священник, врач, чиновник от градоначальства, палач и чины корпуса жандармов. Эшафот для казни со всеми его приспособлениями должен быть разборный и храниться на форте № 6 вместе с 20 столбами на случай казни через расстрел. По выполнении казни и погребении трупа конвой и участники выполнения казни возвращаются на том же пароходе в Петербург.

 Этот распорядок казни был установлен на время навигации. В архивных документах найдено также предписание о выработке специального плана для доставки приговоренных к казни после закрытия навигации, т. е. не водным путем.

 В этом же архивном деле штаба гвардии и Петербургского военного округа оказался воспроизводимый нами план местности «Лисий Нос». Здесь, за пороховыми складами, было произведено большинство казней.

 В приведенном распоряжении об исполнении смертных приговоров упоминалась разборная виселица. Предшествующая история царизма не знала разборных виселиц. Не известно, чем руководствовался ее «изобретатель». Использование нового сооружения вызвало ряд затруднений и нечто вроде протеста со стороны временного кронштадтского генерал-губернатора. На четвертом месяце действия этого сооружения он писал (23 декабря 1906 г.) С.-Петербургскому градоначальнику, что при каждой казни на Лисьем Носу приходится собирать, а потом разбирать виселицу и проделывать это руками нижних чинов караула военно-пороховых погребов. «Так как караул постоянно меняется, то сборке и разборке виселицы приходится обучать все новых людей». Он считал это несовместимым с воинским званием, а потому и просил высылать каждый раз «особо обученных вольных рабочих». Вместе с тем он просил удалить место казни «в лесок», чтобы ее не видел часовой при пороховых погребах.

 Этот небольшой документ полон глубокого значения. Надо предполагать, что если сам кронштадтский генерал заговорил о неудобствах обучения все новых и новых кадров нижних чинов мастерству сборки и разборки виселицы, то он делал это в результате протестов солдат, которых превращал в соучастников выполнения казни. Недаром он же просил скрыть совершение казни подальше в лес, чтобы солдаты охраны порохового погреба не видели отвратительного зрелища повешения, а может быть и не слышали предсмертных призывов к борьбе за свободу, за революцию.

 Подтверждением правильности такого нашего предположения явилась шифрованная телеграмма одесского генерал-губернатора Каульбарса к военному министру. Он доносил 20 сентября 1906 г., что по приговору военно-полевого суда уже расстреляны 25 осужденных. Он был вынужден признать, что частые казни «через расстрел производят неблагоприятное впечатление на войска». Конечно, выражение «неблагоприятное впечатление» было слишком деликатным в генеральских устах. В действительности здесь было кое-что посильнее. На этом основании одесский сатрап просил отпустить ему аванс на оплату палачей для совершения казней через повешение вместо расстрела. Против удовлетворения этой просьбы высказался уже известный нам прокурор Павлов, и это мнение разделил военный -94- министр. В авансе было отказано. Казни должны были и впредь совершаться бесплатно солдатами10. Впрочем, этот ретивый поборник военно-полевой юстиции был в меньшинстве среди прочих генерал-губернаторов и командующих войсками, которые большей частью предпочитали вешать, нежели расстреливать.

 Так начала свою кровавую историю военно-полевая юстиция. Проходил один месяц за другим. В столичных и провинциальных газетах изо дня в день печатались телеграммы о приведении в исполнение смертных приговоров. Сообщались не только одни голые факты, но иногда и некоторые подробности. Если сухие сведения об исполненной казни возмущали общественную совесть небывало большими цифрами повешенных и расстрелянных, то все больше росло негодование широких кругов населения, когда они узнавали о бессудности этих казней.

 Шел шестой месяц со времени введения военно-полевых судов. Приближалось время созыва второй сессии Государственной думы. Правительство не сомневалось, что и эта Дума второго созыва не одобрит закона о военно-полевых судах. Между тем по действующему законодательству Положение о военно-полевых судах, принятое советом министров после разгона первой Думы, должно было быть внесено на утверждение во вторую Думу в течение первых двух месяцев ее существования. Неисполнение этого требования означало отказ правительства от продления действия закона. Правительство решило не обращаться к Думе за утверждением закона о военно-полевых судах и отказаться от них.

Совет министров 9 февраля 1907 г. посвятил свое специальное заседание вопросу «о сокращении применения закона о военно-полевых судах». Результаты этого совещания были доложены 15 февраля государю. На соответствующем докладе имеется за подписью помощника управляющего делами совета министров Плеве пометка об ознакомлении царя с этой бумагой.

 Едва ли Николай II испытывал удовольствие при прочтении протокола заседания совета министров от 9 февраля 1907 г. Закон о военно-полевых судах, детище его державной воли, явно проваливался. Правда, за шесть месяцев своего действия это Положение о военно-полевой юстиции отняло множество жизней в порядке внесудебной расправы, но все же царь не рассчитывал на такую кратковременность существования спроектированного им закона. 

Совет министров в пространной записке царю докладывал в очень сдержанных выражениях о необходимости отступления военно-полевой юстиции по всей линии фронта. Он говорил о вынужденности издания закона 19—20 августа 1906 г. ввиду роста в «небывалых размерах преступной деятельности революционных организаций». Министры находили, что более чем пятимесячное действие военно-полевых судов «привело ныне к некоторому, по сравнению с недавним прошлым, успокоению». Поэтому «обстоятельства, вызвавшие применение столь чрезвычайной меры, как военно-полевые суды, если не исчезли, то в значительной степени утратили свою остроту.., продолжение же деятельности военно-полевых судов, вызывая в некоторых кругах общества резкое недовольство, может неблагоприятно отразиться на совместной работе правительства с законодательными учреждениями...».

 Совет министров заканчивал свой доклад предложением не вносить закон 19—20 августа 1906 г. в Государственную думу с тем, чтобы он прекратил свое действие 20 апреля 1907 г. Для того же, чтобы подготовить переход от чрезвычайной юстиции к обычной, министры предлагали «преподать генерал-губернаторам и главнокомандующим циркулярные указания о необходимости по возможности воздерживаться на будущее время от применения военно-полевых судов». В качестве обоснования этого отступления министры указывали, что каждый случай применения этого закона за время действия Государственной думы приведет к ее вмешательству в действия исполнительной власти.

 Потребовалось почти шесть месяцев самой упорной борьбы передовой русской общественности, чтобы заставить правительство отказаться от военно-полевой юстиции.

Опубликовано на сайте «Русский императорский архив»

М.Н. Гернет