Преступление и наказание: о карме российского либерализма

Почему так охотно прижилось в русском языке слово «либераст»? Почему у либерализма оказывается так много яростных противников из тех, кто когда-то, да и не так давно сам был сторонником либерализма, причем столь же яростным? Почему повестка дня, предлагаемая сегодняшними либералами, не встречает сколько-нибудь широкой поддержки даже у противников режима?

Мы видим кризис идеи либерализма в России. Почему? Казалось бы, идея не хуже других. И отнюдь не чуждая национальной ментальности – это сладкое слово «свобода». В чем тут дело? А давайте повспоминаем.

89-й год. Либеральная идея – однозначный лидер на идеологическом поле. Такой она пробудет еще пять лет. Как же мы начали эту идею воплощать? Либеральная интеллигенция выбирает (во всяком случае, соглашается иметь) своим вождем Ельцина – человека, чья звездная партийная карьера однозначно говорила о, ну, скажем так, помягче – о некоторой моральной нечистоплотности. Выбор поддерживает и икона интеллигенции Андрей Дмитриевич Сахаров. Одновременно во главе движения оказываются и другие люди, вполне успешно делавшие себе карьеры в советское время: Попов, Собчак, Афанасьев... (Позднее к ним присоединится Гайдар и его товарищи, тоже не питавшие отвращения к моральному компромиссу .) Тогда же создается Межрегиональная Депутатская Группа – объединение либералов с прибалтийскими сепаратистами. Конечно, мы все хотели свободы для Прибалтики. Но в том, что этот развод нужно правильно оформить, об этом тогда не думалось. И о скольком еще не думалось...

А потом, в 90-м были выборы на Съезд Депутатов РФ, выборы в Москве и в Ленинграде. И сразу же обнаружилось, что избранные либералами вожди ведут себя как-то странно... Ельцин (всё, конечно, из высших политических соображений) отдает правительство партократу Силаеву, Попов сдает Москву партократу Лужкову. Кем окружил себя Собчак, мы хорошо знаем. Но мы молчали. А редко возникающие сомнения отгоняли оправданиями, что так нужно «из политической целесообразности» и что «политика - дело грязное».    

91-й. После августа вся власть переходит к либералам-демократам. «Первым декретом народной власти» Ельцин росчерком пера делает то, что по уму (если следовать, например, богатому английскому опыту) нужно было готовить несколько лет, – отпускает Прибалтику. Через несколько месяцев так же по-кавалерийски распускает Союз. Правильно ли это было – неправильно? С точки зрения укрепления личной власти Ельцина – правильно. С других? Мы это тогда не обсуждали. Мы молчали. Ждали, когда нам сделают хорошо.

И нам стали делать хорошо. Отпустили цены, стали приватизировать экономику... Нам говорили, да, похоже, и сами верили, а за ними верили и мы, что за год-два все станет прекрасно. Но не то, что прекрасно, и лучше что-то не становилось. Сначала, конечно, было большое улучшение в информационном пространстве – отпало давление коммунистической идеологии. Но постепенно и здесь направда и пошлость стали все больше заявлять о своих правах. А мы молчали.

К 93-му стал все явнее обозначаться новый кризис. К осени он разрешился. Я не из тех, кто критикует Ельцина за «расстрел Белого дома». Это он сделал правильно. Но это было последнее правильное, что он сделал. Начиная с конца октября насмерть перепуганные «либералы» во власти (с этого момента без кавычек их либералами называть уже нельзя) занялись экстренным пропихиванием монархической конституции.

И в это же время народ впервые от либерализма отшатнулся. А мы молчали.

Молчали мы и потом. И когда Ельцин стал в первый раз заливать Чечню кровью. И когда в его второй срок началась гонка по растаскиванию страны. И когда напуганные даже самым слабым намеком на ответственность при президенте Примакове «либералы» позвали на царство Путина и, залив Чечню кровью еще раз и раздув пожар националистической истерии, стали готовить нынешнюю «вертикальную стабильность». Молчали и когда вся наша культура – наука, искусство, образование – стали расползаться по ниткам. Молчали видя нарастающую нравственную деградацию. Нарастающую эстетическую деградацию. Нарастающую интеллектуальную деградацию. Молчали.

Так чему же теперь удивляться? Что народ не рвется бежать за бывшим горьковским губернатором, ставшим первым вице-премьером и личной харизмой прикрывшим беспредел государственной МММ, обернувшейся в 98-м трагедией для доброй половины российских предпринимателей, равно как и беспредел прямого разворовывания общего имущества, осуществляемого под именем «приватизация»? Что не больше энтузиазма вызывают и другой зам Черномырдина – зам по думе,и зам Путина по правительству? Или - сознательно сделавшая себя олицетворением телепошлости дочка печально знаменитого, в частности, и своим умением подбирать заместителей первого ленинградского мэра?

К чему я все это пишу? Уж точно – не для того, чтобы кинуть еще один камень в цель, которую сегодня не обделяет вниманием ни один метатель. Моя задача в другом: напомнить, что нами (конечно, для большинства не столько лично нами, сколько под нашим знаменем и с нашего молчаливого согласия) было совершено столько ошибок и преступлений, сколько хватит, чтобы и самую привлекательную идею сделать отталкивающей. С таким багажом идти вперед нельзя. Наше знамя в грязи, и, пока мы его не отстираем, размахивать им – только смешить благодушных и злить сердитых.

Мы часто требуем покаяния от коммунистов. И правильно делаем: сталинские преступления, равно как и иные преступления коммунистов, не могут быть оправданы никакой мнимой или реальной вынужденностью, равно как и никакими успехами социалистического строительства. Мы не требуем, но вполне могли бы подвергнуть не менее строгому разбору и докоммунистический период российской истории – это было бы полезно. Сегодня начали раздаваться призывы к покаянию церкви. И в них много правды: и церкви есть в чем покаяться – и в своем прошлом, и в своей сегодняшней политике. Но мы начисто забываем (и не дай бог кому-нибудь нам об этом напомнить, сразу закипает кровь, уж я чувствую, что меня ждет) о том, что каяться нужно и нам самим. И сегодня даже больше, чем кому бы то ни было другому. Во-первых, потому что грехи наши свежее. А во-вторых, потому что сами мы больше личностно готовы к покаянию, чем те, кого мы часто к этому призываем: больше, чем сталинисты, и больше, чем клерикалы.

А без такого покаяния обойтись у нас не получится. Это закон. Закон кармы. Он гласит, что никакие преступления не остаются без наказания. Грехи не пустят нас в рай. На идее российского либерализма нами был завязан кармический узел. Нам его и развязывать.